Река надежды - Мармен Соня

Наконец праздник завершился. Стихли последние отголоски оргии. Залаяла собака, где-то закричала женщина, и ответом ей был хриплый мужской смех. Заплакал ребенок… Ближе, в доме, слышался негромкий храп Годашио и потрескивание циновки Венниты, которой, похоже, не спалось. Кто-то то и дело выпускал газы или же отрыгивал. Окруженный этой какофонией неприятных звуков и запахов, Александер ворочался на ложе и вспоминал слова Канокареша и Тсакуки. Теперь он понял, что сегодня его жизнь стоит не больше, чем в тот день, когда он пришел в эту деревню. Однако знал он и то, что не меньше опасности исходит от Ноньяши, если, конечно, его послал Вемикванит. Он пребывал в растерянности. Что делать? У кого искать помощи?

Теплое и нежное тело Тсорихиа шевельнулось рядом, словно бы напоминая об обещании, которое он дал молодой женщине перед тем, как отправиться на совет. Он сказал, что не бросит ее. Александеру искренне хотелось сдержать слово, и он рассчитывал, что его добрый покровитель Оки укажет ему путь и защитит… Устав думать о будущем, он закинул ногу на бедро женщины, уткнулся лицом в ее волосы и закрыл глаза. Завтра будет новый день… пусть даже он может стать для него последним.

Каноэ скользило к ним по спокойной реке в розовых закатных сумерках. Позади лодки в волнистом зеркале вод отражалась аркада древесных крон. Тсорихиа нервно пинала траву ногой. Александер был совершенно спокоен. Он сидел на камне и ждал, когда лодка подплывет ближе. Личные вещи и кое-какие припасы лежали у его ног.

В суденышке было двое – Ноньяша и еще один индеец, к огромному облегчению Александера, не Вемикванит. Движение лодки замедлилось, она повернула к берегу и скоро до нее осталось не больше пары футов. Александер встал и подхватил вещи. Девушка словно приросла к месту. Она не сводила глаз с брата, который тоже неотрывно смотрел на нее. Изуродованное шрамом лицо молодого индейца напомнило Александеру лицо отца – Дункан Колл получил ранение во время битвы при Шерифмуре в 1715 году. Он все чаще вспоминал Шотландию и родичей. Эти воспоминания стали для него якорем, который не давал ему раствориться в этой новой среде, отнявшей у него все, даже его имя. «Если Господу будет угодно, чтобы я вернулся в провинцию Квебек, я напишу отцу, обещаю!»

– Скорее! – прошептал Ноньяша. – Onkwahkwari![106]

Тсорихиа вошла в воду и направилась к брату, который уже протягивал ей руку. Вода доходила девушке до колен. Когда она обернулась, чтобы посмотреть на Александера, тот не мог не увидеть их с братом потрясающее сходство. Заметив, как за спиной у ее спутника шевельнулась ветка, Тсорихиа вскрикнула. Но у шеи белого человека уже блестел нож.

– Ниякваи! – закричала она. – Te-neh! Te-neh! Не причиняй ему вреда!

– Куда собрался Белый Волк? – проговорил Ниякваи на ухо Александеру. – Убегает вместе с Тсорихиа?

– Мое место не тут, Ниякваи, – хриплым голосом проговорил шотландец. – И ее – тоже.

– Тсорихиа – дочка матери клана. Она не может уйти, если Годашио этого не хочет.

– Тсорихиа желает вернуться туда, где осталась ее душа. А она зовет ее к родным, туда, где ее истинное место. Ты хочешь ей помешать, Ниякваи?

Индеец отвел клинок.

– А ты, Белый Волк?

Александер отодвинулся и повернулся к воину-ирокезу лицом.

– Я ухожу с ней.

Ирокез покачал головой.

– Теперь мы – братья, а ты хочешь унести с собой свою тайну.

Услышав эти слова, Александер опешил. На совете Ниякваи встал на его защиту, сказав, что Александеру наверняка ничего не известно, раз метису-чиппева не удалось добиться от него никаких признаний даже посредством пыток. А он, оказывается, думает по-другому!

– Ты следил за нами, Ниякваи? Но почему? Что тебе нужно от меня? Или ты думаешь, что золото, о котором все говорят, у меня?

Ирокез прищурился, словно бы в раздумье.

– Дух Великого Белого Волка не вселился бы в предателя! Если он ведет тебя, значит, мне нужно довериться его мудрости.

Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Ноги у Тсорихиа совсем замерзли, и она влезла в лодку. Плеск воды о берестяной бок суденышка напомнил Александеру о том, что медлить с отплытием нельзя. Если, конечно, Ниякваи позволит им уплыть…

– Скажи, брат, неужели ты веришь, что золота Голландца хватит, чтобы спасти твой народ от происков такой могущественной империи, как Великобритания? Вы можете вырезать целую армию англичан, но через большое соленое озеро переправится новая армия, чтобы отомстить за своих. Уничтожьте и ее, но следом придет еще одна. Англичане возьмут то, чего они хотят, измором! Верь мне, я знаю, на что они способны! Они ни перед чем не остановятся, пойдут на любые преступления, лишь бы добиться своего. И речь идет не о мелких межклановых распрях, а об уничтожении народа. Вы должны прислушаться к голосу разума! Сейчас важнее всего мир, это всем на пользу.

Ниякваи некоторое время молчал, потом посмотрел в сторону лодки, тихонько покачивающейся в сумерках, и перевел твердый холодный взгляд на Александера.

– Англичане не сдержат слова?

– Я не могу утверждать, что они не обманут. Но я могу сказать наверняка, что они, к несчастью, пришли сюда, чтобы остаться, и все золото мира не помешает им добиться своего. Как и племена индейцев, кланы моей туманной родины не ладили между собой, и часто это кончалось войной. Англичанам это не нравилось, и они не хотели позволить нам жить по нашим обычаям. Они ненавидят нас, потому что мы не говорим на их языке, живем не так, как они, и наши мужчины – такие же гордые воины, как и вы. Это страшит англичан. Мой народ долго противостоял их нападкам. Мы не желали подчиняться, мы сражались, долго сражались…

Он помолчал немного, одолеваемый воспоминаниями. «Победа или смерть!» – с этим криком тринадцатилетний мальчик бросился когда-то в гущу побоища, размахивая ржавым мечом…

– Англичане думают, что они нас победили, Ниякваи, – продолжал он дрожащим от волнения голосом. – Они занимают наши земли, прогоняют нас в другие страны. Их дыхание развеяло наши кланы, как ветер разносит семена одуванчиков. Но ведь семена одуванчиков всегда падают на землю, верно? И там, где они упали, прорастают. Семя нашего народа – вот чего англичане у нас никогда не отнимут! Сохраните свое, и вы одержите величайшую победу!

Ниякваи задумчиво смотрел на поблескивающий в свете заката нож. Мгновение – и он убрал его в ножны. Лицо его выражало огромное уважение к белому человеку, стоявшему перед ним в эту минуту.

– На твоей спине – следы английского кнута, и ты говоришь голосом Великого Духа. Из-за золота Голландца прольется кровь – и английская, и наша. По-другому не будет. Значит, мы должны сохранить кровь наших детей, в них – наше продолжение.

Широким взмахом руки он дал двум своим товарищам знак уходить.

– Я не стану говорить дозорным, что вы сбежали, пока лодка не скроется за горизонтом и над моей головой не встанет луна. Поспешите!

– Спасибо, – тихо произнес Александер.

Заря зарождалась над вершинами деревьев, подсвечивая серым линию горизонта. Тсорихиа спала глубоким сном, положив голову на колени своему мужчине. Александер, сжимая в руке нож, время от времени потряхивал головой, чтобы не уснуть. К счастью, погони за ними не было, но он понятия не имел, что представляют собой его нынешние спутники и каковы их намерения по отношению к нему, поэтому был начеку.

Они плыли всю ночь, без остановок. До Детройта было еще много дней пути. Ноньяша и Тсорихиа проговорили несколько часов, восстанавливая утраченные родственные узы. Молодая женщина пролила много слез, оплакивая тех, кого потеряла и с кем ей не судьба была свидеться, и смеялась сквозь слезы, когда узнавала о тех родных, кто остался жив. Не так-то просто наверстать шестнадцать лет разлуки за одну-единственную ночь!

Александер все никак не мог забыть слова, которые сам сегодня сказал Ниякваи: «И там, где упали, они прорастают»… Словно эхо, на них отозвались воспоминания из самых глубин памяти: