Слимперия - Михаил Бабкин

— Хм, и как долго нам его ждать придётся? — озаботился Хайк. — Далеко ли до города?

— Не очень, до города часа полтора ходу, — медленно ответил Семён, о чём-то задумавшись, — да к княжескому дому сходить, в толпе потусоваться, да назад… Часов через пять-шесть вернётся, не раньше.

— Тогда я посплю, — решила Олия, — вы, ребята, не против? Устала я что-то, ещё и перенервничала: страшно, когда в тебя из арбалета в упор стреляют! — Хайк и Семён поспешно встали с дивана, и девушка, свернувшись калачиком, почти сразу уснула; Семён заботливо укрыл Олию одеялом.

— Я, пожалуй, шаром займусь, — черепаховый боец осторожно взял с дивана забытый им шар предсказаний. — Надеюсь, он не совсем испорчен. — Хайк уселся на ящик с консервами, уткнулся в слабо мерцающий шар: на поверхности чернела длинная косая трещина, и одна половинка шара светилась несколько тусклее другой. Но светилась.

— А я кой с кем поговорю, — угрожающе сказал Семён. — Ну-ка, Мар, поясни, что означало твоё «Опс!» Или я чего-то не понял, или ты едва успел воспользоваться своей защитой, так? И Олия могла погибнуть…

— Нет, — с досадой ответил медальон, — ты прям как мракобес Подайла: делаешь окончательные выводы, не зная истинных причин… Защита у меня была подготовлена для всех троих и никакая заточка её не пробила бы! Гадский Подайла быстро сориентировался, типа попробовал убедиться в искренности твоих слов насчёт пентаграммы, но решил стрелять в кого другого — вдруг ты врёшь про защиту? Ему-то убивать тебя не резон, ты у него за главного демона идёшь… за бригадира, несомненно. Вот и стрельнул Подайла в Олию, что ему до неё?

Меня другое расстроило — стены у пентаграммы действительно ничего не пропускают внутрь неё. Понимаешь, о чём я?

— Не очень, — покачал головой Семён.

— Жутко мощная пентаграмма, — вздохнул Мар. — И какое бы транспортное заклинание я ни применил, когда мы из неё выберемся, то всё одно будем вновь и вновь возвращаться в эту хренову ловушку! Получается, Семён, что убраться из этого Мира нам, увы, не суждено. И останемся мы здесь навсегда, до конца света… В обществе местных помойных придурков.

— А-а, — успокоился Семён. — Всего-то! А я, ей-ей, решил, что ты маху дал… Не переживай, у меня всё продумано. Вернётся наш славный мерзавец Подайла, выпустит нас — куда ж ему деваться! — получит свой медальон «всевластия», и ты сам увидишь, что тогда случится.

— Эге! — обрадовался Мар. — Ну-ка, ну-ка, жду с нетерпением. И ничего мне заранее не объясняй, обожаю сюрпризы!

…Подайла вернулся, как и предполагал Семён, не скоро.

Окошки-пробоины под высоким потолком давно уже потемнели, слились со стенами; жаровни погасли, уголь в них выгорел дотла; в громадном чёрном подвале было темно и жутковато. Мар выдал из своих запасов упаковку свечей — не от комаров и вампиров, как случалось когда-то, а самых обычных, парафиновых, — и попросил использовать их крайне экономно, мол, больше нету. Свечи расставили внутри пентаграммы где только можно было, и, не обращая внимания на причитания Мара, экономно зажгли сразу все: колдовская звезда стала напоминать громадный юбилейный торт. Не хватало лишь самого юбиляра.

Юбиляр, если можно его так назвать, пришёл когда троица внутри пентаграммы села ужинать тушёнкой: скаредный медальон категорически отказался выдавать что-либо ещё, сказав, что надо рачительно лопать то, что уже имеется в наличии, не запихивать же ему эти консервы в себя обратно! Тем более, что у него этой тушёнки завались, надо ж её куда-то девать.

Подайла был возбуждён: рассказ старшего демона, то есть Семёна, подтвердился полностью — замок князя до сих пор оцеплен, а слухи в толпе один другого страшнее! В основном говорили о разноцветных чертях в лакейских одеждах, заполонивших все этажи замка, от подвала до чердака. О чертях, съевших иноземного доктора вместе с его учеником живьём и без соли, потому как соли те черти боятся, от неё у нечисти рога и хвосты отваливаются. «Лекари, наверное, постарались», — понял Семён, — «кто ж ещё?»

— Раз ты убедился в моей правоте, — назидательно сказал Семён, — тогда давай, выпускай нас! Отдаю тебе медальон и мы расходимся чин-чинарём. Про арбалет забудь, — быстро добавил Семён, видя, что Подайла косится на забытое им в подвале оружие. — Ни к чему нам новые проблемы! Я тебя клятвенно заверяю: никто тебе ничего плохого не сделает, ни я, ни мои друзья!

— Ни магией, ни рукой, ни ногой, — уточнил Подайла. — Ни в мыслях, ни действием. Клянитесь страшной клятвой и целуйте в подтверждение свои медальоны!

— Чтоб я демоном перестал быть, — воодушевлённо поклялся Семён. — Чтоб вовек мне демонского мира не видать! — Он показно, как в мелодраме, приложил медальон к губам, а потом незаметно сплюнул в сторонку.

— Вот такое отношение ко мне правильное, — похвалил Семёна Мар, — только плеваться не надо! Не надо, понимаешь, момент портить, а то впечатление смазанное остаётся… — и замурлыкал что-то лирическое, душевное.

Олия и Хайк тоже поклялись страшной необязательной клятвой и быть бы вскоре знатоку демонов всенепременно битым, а то и более, если бы Семён заранее не предупредил друзей.

Подайла, стоя под воткнутым в кольцо факелом, заглянул в книжку-монографию, громко произнёс нужное заклинание и махнул в сторону пентаграммы рукой: фиолетовые молнии перед Семёном знакомо расступились. Но выходить первым Семён не стал — сначала из колдовской звезды вышла Олия, за ней Хайк, а уж после и Семён, мало ли что у Подайлы на уме! Выпустит одного лишь демона-бригадира, а остальных законопатит за ненадобностью, с него станется…

— Я своё слово сдержал, — не отводя глаз от железного кругляша в руке демона-бригадира, сказал Подайла. — Теперь и ты… Дай медальон! Дай!!! — лицо Подайлы от волнения пошло багровыми пятнами, видимыми даже в неверном свете факела; Семён поспешил отдать ржавый амулет новому владельцу, не то прихватит того нервный карачун и ничего из задуманного не выйдет…

Подайла трясущимися руками нацепил на себя медальон и, трепетно поглаживая вычищенную от лишней магии железяку, перевёл дух. Семён ждал, что же будет дальше; ждала Олия, глядя на Подайлу и слегка улыбаясь; ждал Мар, весь в предвкушении обещанного сюрприза. А Хайк ничего особенного не ждал — он смотрел на мага Гиблого Места как каратист-инструктор на пьяного хулигана, пока что тихого, не буйного: ты, дружок, только дай мне повод, а дальше я сам! И разминал пальцы.

— Сбылась моя мечта! — торжественно провозгласил Подайла, воздев руки к невидимому в темноте потолку. — И отныне весь мир у моих ног! Трепещите же, несчастные! Вы, кстати, тоже трепещите, освобождённые из пентухрамы, не стесняйтесь… Ваш правитель идёт к вам, о мои демоны! — Подайла поднёс к лицу тяжёлый медальон, шепнул что-то: внутри железной бляхи слегка щёлкнуло, словно тепловое реле у холодильника сработало.