Ковер царя Соломона - Барбара Вайн

– Да, – медленно произнес флейтист, – да, я понимаю.

– Не думаю, – сказал Аксель. – Это вряд ли. Речь не идет ни о каком взломе, даже если нам придется войти туда без разрешения. Я не собираюсь ничего красть или вскрывать замки. В нужный момент я все тебе объясню, и то, что собираюсь сделать сам, и то, что должен будешь сделать ты.

– Могу я задать вопрос? – спросил Мюррей, и его голос прозвучал тонко, как у маленького мальчика, не надеющегося на ответ. – Зачем тебе это нужно?

– Я фотограф.

– Это не ответ, – необычно для себя твердо заявил Том. – Фотографировать то, что запрещено, – это, знаешь ли, смахивает на шпионаж.

Его собеседник опять рассмеялся. Он забрал свой план, написал на листке несколько слов и поставил новый крестик.

– Если ты в деле, то тебя ждет кругленькая сумма, – заявил он.

– По-моему, я уже сказал, что согласен.

– Но ты так не спросил, сколько тебе заплатят.

– Не спросил.

– Как тебе десять штук?

– Десять тысяч фунтов? – Музыканту показалось, что он ослышался. – Ты сказал, десять тысяч фунтов?

– Думаю, что смогу заплатить даже несколько больше.

– Ты? Хочешь сказать, твои заказчики, твои хозяева?

– Ну, если тебе так больше нравится…

Том сверлил товарища взглядом.

– Ты должен довериться мне, – сказал Аксель, – а я – тебе. Что касается меня, то я уже выказал тебе свое доверие, рассказав о своем плане. Сжег за собой мосты, открыл свои карты, называй, как хочешь. Рассказал тебе, что за фотографию я намереваюсь сделать. Точнее, фотографии. Можешь хоть сейчас анонимно позвонить в Лондонскую Транспортную и положить всему конец. Я целиком и полностью в твоих руках. А теперь я хочу, чтобы ты тоже отдался в мои руки и спросил о деньгах. Если ты согласен, то я заплачу тебе тысячу авансом, а остальные – когда все будет закончено. Согласен?

– Я должен подумать.

– Только не раздумывай слишком долго.

– Хорошо, вечером дам ответ.

Пожар возник из-за непогашенной спички, брошенной на эскалатор и провалившейся в шахту. Эскалатор вел с платформы линии Пикадилли в главный билетный зал и проходил под выходом со станции. Было 19 часов 25 минут 18 ноября 1987 года.

Коридоры сразу заполнились густым дымом. Позже рассказывали, что это был ад кромешный. Пассажиры, прибывавшие на станцию, почувствовав запах дыма, пытались вернуться обратно в вагоны, но места хватило не всем. Некоторые вынуждены были оставаться на платформе, а мимо них проходили без остановки поезда. Оказавшиеся в ловушке люди стучали в их окна. Один из свидетелей утверждал: «В вагонах была куча места, а они не дали нам войти!»

С точки зрения одних, поезда, проносясь по туннелям, только раздували пожар, по мнению других, напротив, стали барьером на пути огненного смерча.

В пожаре на «Кингс-Кросс» погиб тридцать один человек.

Самой большой трагедией, произошедшей в метро, считается крушение поезда, врезавшегося в тупик на станции «Мургейт» 28 февраля 1975 года. Тогда погибли сорок три человека.

В этот же день, только позже, Том должен был встретиться на «Тоттенхэм-Корт-роуд» с Джеем Россини и его другом по имени Марк. Они спустились на эскалаторе и встали на место, которое «застолбили» заранее. Это было в круглом вестибюле, отделанном мелкой разноцветной плиткой. Джей объяснил, что Питер заболел и не сможет простоять на ногах несколько часов.

Марк играл на саксофоне, помимо которого принес новейший беспроводной микрофон. Мюррей потерял дар речи, когда услышал, сколько такой стоит. Они расположились в мозаичном холле, и его новый знакомый со смехом сказал, что все здесь выглядит так, словно это – концертный зал, придуманный специально для них. Он положил открытый футляр саксофона на пол. Том отметил, что микрофон маленький и удобный, а когда запел, то звук ошеломил его своей громкостью. Словно бы пел не он, не его горло и легкие, а сами стены наполняли звуками пространство высокого зала и близлежащих коридоров. Флейтист спел несколько народных песен, закончив балладой «Ярмарка в Скарборо» – ему очень нравились слова о бывшей любимой, «той, которая там живет».

Несколько человек, проходя мимо, поморщились – очевидно, им не понравился такой громкий звук, а одна женщина даже резко развернулась и пошла в другую сторону, но в целом люди были, похоже, довольны. Том запел «Auprès de ma Blonde». Их сразу окружила группа молодых людей, наверное, французских студентов, начавших подпевать. Голоса и звуки гитары с саксофоном, усиленные аппаратурой Марка, заставили одного из работников метрополитена спуститься на эскалаторе в вестибюль. Дежурный и рад был бы прогнать их, но даже он не решился бы утверждать, что музыка мешает пассажирам. Они лишь отошли немного подальше в коридор, и Мюррей спел в честь своих французских поклонников арию тореадора из «Кармен».

С того места, где они сейчас находились, видны были серые двери, ведущие, по словам Акселя, в неэксплуатируемую часть подземки: полутемные туннели, узкие мрачные коридоры, старые лифтовые шахты и лестничные клетки. Флейтист продолжал думать о том, что хотел от него Джонас и на что именно он уже практически согласился. Еще не поздно было повернуть назад, но, честно говоря, Том не видел в желании Акселя ничего криминального. Ему очень хотелось посоветоваться с Алисой. Несмотря на то что она довольно по-свински обошлась с мужем и ребенком, Мюррей всегда чувствовал, что эта женщина, возможно, самый высокоморальный человек, с которым он когда-нибудь имел дело. Но Аксель взял с него слово, что он никому ничего не расскажет, даже Алисе.

Играть закончили сразу после пяти, то есть довольно рано, но сегодня выпал удачный день: они заработали больше двадцати фунтов. Том заставил Марка пообещать, что тот, равно как и его микрофон, присоединится к ним как-нибудь еще, и отправился встречать любимую с работы.

Он более или менее знал, где находится ее контора и как называется ее компания, но никогда еще там не был. Знал название улицы, но не номер дома. Если бы он отправился туда пешком, наверняка бы опоздал, поэтому Мюррей пошел на поезд Центральной линии, идущий в восточном направлении. Платформа была забита народом. Голос из громкоговорителя бормотал извинения за задержки, объясняя, что на линии произошел «несчастный случай». Скорее всего, еще один самоубийца, еще один труп на рельсах.

На платформу прибывали все новые пассажиры. Не начнет ли толпа напирать так, что вытолкнет стоящих впереди за желтую линию? Том представил заполненный до отказа эскалатор. На ум ему пришло сравнение с водой: эскалатор – это труба, заполняющая и без того полный бассейн. Через некоторое время бассейн переполнится, и вода хлынет через край, заливая все вокруг. Джарвис рассказывал ему, что на некоторых станциях установлены специальные сигналы, для того чтобы останавливать эскалаторы в подобных случаях. У музыканта вдруг начался приступ клаустрофобии. Голова заболела. Он протолкался сквозь толпу и пошел на западную платформу. Было десять минут шестого. Алиса должна была уже выйти из офиса.

Так рано он вернулся домой впервые за многие месяцы. Его подруги не было ни в «кабинете директора», ни в «четвертом классе». Впрочем, даже если бы она уже вернулась, Том все равно не смог бы посоветоваться с ней насчет планов Акселя. Но ведь он так и так собирался помочь ему, правда? Они вдвоем заберутся в заброшенные туннели, и Джонас сделает там свои фото. Он не объяснил Мюррею, ни как они туда попадут, ни зачем ему нужны эти снимки.

Может быть, для русских? Да ну, это смешно! С того времени, как Джарвис уехал в Россию, международная обстановка непрерывно улучшалась, а связи между странами Восточной Европы и матушкой-Россией рвались. Тогда остается Ближний Восток? Но зачем вообще какой-либо стране могли понадобиться фотографии лондонской подземки? Том вспомнил, как еще в бытность студентом попытался вытащить фотоаппарат в итальянском метро, и тут же был остановлен служащим, который даже конфисковал камеру. Может, это аналог запрета некоторых стран снимать свои территории с самолета? Тогда получается, что запрет фотографировать диспетчерскую – вовсе не глупость, а стремление скрыть от врага (ну, или потенциального врага) свои секреты?

Размышляя обо всем этом, флейтист никак не мог избавиться от ощущения, что его водят за нос. Впрочем, больше всего его волновали деньги. Том решил, что если не получит тысячу фунтов сразу же, как только объявит о своем согласии, то даст задний ход. И все же дело было не в одних только деньгах. Ему чертовски не хотелось, чтобы Аксель держал его за простачка, которому можно навешать лапшу на уши. Но как только эта идея пришла ему в голову, Мюррей сразу же отверг ее. У него не было никаких причин подозревать, что Джонас не уважает его и не доверяет ему. Кто-то мог бы назвать Тома параноиком. Он и сам считал себя параноиком, нисколько не обольщаясь на свой счет, но здесь была совершенно другая ситуация. Он был явно симпатичен Акселю, который не мог ничего иметь против него.