Прямые пути - Алексей Дуров

— И как я теперь без меча? — жаловался десятник. Кузнец молча протянул ему свой, только что выкованный. Десятник несколько неуверенно взял, взмахнул, проверяя развесовку, посмотрел вдоль лезвия. Явно остался доволен, даже решил:

— Отполировать надо, чтобы не ржавел.

— И салом протирать, — кивнул кузнец.

— И много ты таких мечей выковал?

— Один.

— Только этот, то есть. Стало быть, мечей у тебя не заказывают?

Кузнец ответил не сразу и неопределенно, чтобы не соврать, зато очень для себя длинно:

— Тут все жадные. Они не хотят мечи в три слоя. Хотят целиком из черной стали.

А десятник, видимо, решил не уточнять, много ли кузнец черных клинков выковал, чтобы тому врать не пришлось. А если правду скажет — уже десятнику придется с обысками идти. Вместо этого другое спросил:

— Так ты и целиком из черной стали можешь меч выковать?

Кузнец с достоинством кивнул.

— И много можешь мечей выковать?

Кузнец очень красноречиво пожал плечами, мол: где-то и один меч много, где-то и тысячи мало. Кроме того, за всю жизнь можно много клинков наковать, а до сегодняшнего заката и одного не успеешь, а это — мало, с какой стороны не смотри.

— Вот за год, сколько можешь выковать? — уточнил десятник.

— С руды — полста.

— А не с руды?

— Со слитка — сто.

Десятник почесал бороду, что-то прикидывая. Сказал кузнецу:

— Ты не уходи пока, разговор есть. За пиво я плачу.

Кузнец согласно кивнул, отошел в сторонку.

Десятник повернулся к следующему долиннику, который принес старый боевой клевец.

Рес заглянул, что там в телеге — почти полная, но это не значит, что здешние долинники действительно разоружаются. В основном оружие было щербатое и гнутое, иногда — ржавое. И простые луки, и пики с наконечниками из гвоздей, дубины — свежевыстроганные и совсем старые, треснувшие. Кое-что могло разжечь любопытство у знатоков древностей и редкостей — листовидные бронзовые мечи, двулезвийные круглые топоры, невесть как занесенный в Алмазное княжество гарпун китобоя со Снежных островов. Обычные крестьянские вилы, косы, топоры лесорубов тоже в телеге лежали — не новые, естественно. Скребок для чистки рыбы был — вот уж что можно считать оружием только с огромной натяжкой.

Однако разглядел Рес в куче и два тесака во вполне еще новых кожаных ножнах. Вытащил, осмотрел — хорошая сталь, клинки ни разу не переточенные. Такие в ходу у побережников. Рес удивился, спросил у стоявшего рядом долинника:

— Кто это так расщедрился? Старейшина, небось? Хорошие ведь клинки!

— Почему — расщедрился? — едва не возмутился тот. — Сказано оружие сдавать, мы и сдаем все, что есть. У меня только лук нашелся и пика… ну, дубину выстрогал — откуда мне знать, зачем оружие понадобилось? А тесаки побережники принесли. У старого причала семья их живет, из империи беглые. В смуту отсюда бежали, теперь сюда.

— Всего одна семья?

— Одна, хотя еще своих ждали, да не дождались — их обозы, слава богам, южнее пошли, через Путь Костей.

— Почему — слава богам, тесноты боитесь?

— Тесноты не боимся, тем более, что побережники много земли и не просят. Эти сапожничают, огородничают, рыбу в Самоцветной ловят на продажу. Да только мнят о себе много они. А сами своего не берегут, потому как земли своей нету у них. Хотя и до чужого не жадные.

— То есть — не мешают?

— Ну… эти не мешают, да зачем нам тут чужаки, если мы и языка их не знаем? Гнать, конечно, не станем, сами приблудные, а все лучше, чтобы все свои вокруг.

Хорошо, хоть гнать не станут.

— Им и опасно здесь, — продолжал долинник задумчиво. — В Сухой Роще тоже их семья задержалась — дите приболело. Уже все обозы их прошли, когда заявился какой-то предгорник из империи, да начал мужиков подговаривать, чтобы побережников убили и награду за это получили с Императора. Мужики его едва прямо на месте не пришибли, да одумались — скрутили и страже сдали. Но это повезло побережникам, а если бы тот лесовик поумнее был, лихих людей нашел?

— Повезло, — сказала Леск ровным голосом.

— А как сапожничают? — спросил Рес, ему очень хотелось увидеть соплеменников. — Мне бы прошиву в сапогах поменять.

— Поменяют. Сапожничают-то хорошо, у них глаз цепкий от природы и пальцы чуткие, потому к ремеслу склонность.

— И как проехать?

— А вверх по Самоцветной, вдоль меж. Их мазанку издалека видно, там еще старые яблони.

Чтобы не петлять вместе с рекой, Рес и Леск сократили путь через вершину небольшого холма. И там встретили лунников — дворянина-мужика, что железный кувшин за оружие выдавал, и второго, помоложе, судя по внешности — сына первому. Они рыли яму.

— Что это вы копаете? — спросил Рес. Раз притворяется княжеским чиновником, значит надо обо всем расспрашивать.

— Так черное пиво прячем, — отвечал отец. — Времена-то неспокойные.

— Вы бы лучше зерно припрятали! — возмущенно посоветовала Леск.

— Зерно? Так пока из него пиво сваришь. А черное пиво — оно хорошо хранится, если в холодной земле.

Рес вздохнул, тронул лошадь. Сын сказал отцу тихо, но так, чтобы Рес все равно услышал:

— И что теперь, в другом месте прятать? Раз видели они, где мы копаем?

— Да не расскажут они никому. А каждый раз заново рыть — и не спрячем дотемна.

Ловко притворяются.

Шагов через двести Рес уловил чутким слухом побережника, как отец весело воскликнул:

— А ты говорил — заржавеют!

— Я не говорил, — спокойно возражал сын. — Подумал, но не говорил.

Рес и Леск не выдержали, вернулись, подсмотрели из-за кустов. Долинники стояли над перепачканным землей раскрытым сундуком, осматривали мечи черной стали. А через край сундука свешивалась блестящая кольчуга.

Вместо разоружения получилось вооружение — раньше мечи и доспехи в земле лежали, а сейчас их поближе перепрячут, чтобы под рукой. Не совсем понятно, зачем было оружие закапывать, вероятно, долинники предвидели разоружение — им могли и служители неба подсказать — и боялись обыска.

Мазанку и яблони действительно было видно издалека. Навстречу Ресу и Леск вышли мужчина, женщина, спокойный аккуратный мальчик лет десяти и вертлявая девочка лет восьми. Все черноволосые, светлокожие, светлоглазые, тонкокостные. Леск поздоровалась на языке побережников — и хозяева мазанки сразу признали своих, крашенные глаза и наращенные мышцы не обманули. Обрадовались, пригласили обедать.

Угощали небогато — зажаренные на открытом огне рыба и фрукты, свежий хлеб, редька с солью и маслом — но до чего же все было вкусно. Лучшие повара других народов так не приготовят. Да и оценят только побережники, нужна их чувствительность, чтобы уловить тонкости вкуса.