Империум человечества: Омнибус - Джонатан Грин

И что хуже всего — Баптрис и сёстры приняли меня за такого просителя. Эта проклятая соломенная шляпа выдала меня за сумасшедшего, никого иного они, собственно, и не ждали! Мне ещё повезло, что меня без лишних церемоний не засунули в смирительную рубашку и не заперли под замок.

Поразмыслив, я пришёл к выводу, что должен был догадаться сам. Бастиан, которому был посвящён приют, был сумасшедшим, обрётшим здравый рассудок в любви к Императору, и который впоследствии чудесным образом исцелял душевные болезни.

Баптрис дёрнул за шнур, призывая служителей, Калибана с багажом проводили внутрь. Оставив нас одних, Баптрис удалился, чтобы произвести необходимые приготовления. Пока мы ждали, в зал вошёл седовласый человек. Вместо левой руки у него была культя, покрытая сеткой старых шрамов. Он был полностью обнажён, если не считать пустой потрёпанной патронной ленты, перетягивавшей грудь. Тихонько кивая головой, человек окинул нас бессмысленным взглядом, потом двинулся дальше и исчез из виду.

Где-то в отдалении слышались рыдания и чей-то голос, настойчиво повторявший что-то снова и снова. Сгорбленный Калибан, опираясь костяшками пальцев в плиты пола рядом со мной, оглянулся с тревогой, и мне пришлось ободряюще положить ему руку на широкое волосатое плечо.

Вокруг задвигались какие-то фигуры, и вскоре мы оказались в обществе нескольких иссохших священников с тонзурами на головах и в чёрных длинных одеяниях Экклезиархии, а также безмолвной группы сестёр в снежно-белых одеждах и рогатых капюшонах. Сёстры, оставаясь в тени, выстроились по сторонам атриума и молча уставились на нас. Один из священников тихо зачитывал что-то с длинного свитка, который разворачивал из обитой железом шкатулки мальчик. Другой священник записывал что-то пером в небольшую книжицу. Третий раскачивал бронзовое кадило, распространяя сухой и резкий запах благовоний.

Снова появился Баптрис:

— Братья, поприветствуйте высшего администратора Сарка, прибывшего к нам с официальным визитом. Относитесь к нему с любезностью и оказывайте полное содействие.

— В чём состоит причина Вашего визита? — спросил старый священник с книжицей, подняв на меня пытливый взгляд. В его переносицу были встроены полукруглые увеличительные линзы, зёрна чёток обвивали морщинистую шею подобно цветочному венку победителя.

— Сбор воспоминаний, — ответил я.

— Касательно чего? — продолжал выпытывать он.

— Брат Ярдон — наш архивариус, высший Сарк. Вы должны простить его настойчивость, — я кивнул Баптрису и улыбнулся престарелому Ярдону. Однако ответной улыбки не последовало.

— Вижу, что мы с вами родственные души, брат Ярдон. Мы оба посвятили себя служению памяти.

Тот едва пожал плечами.

— Я здесь, чтобы побеседовать с одним из ваших… пациентов. Возможно, он обладает некоторыми фактами, которые могут спасти миллионы жизней в скоплении Геновингия.

Ярдон закрыл свою книжицу и уставился на меня, ожидая продолжения. Верховный Мейкер приказал мне как можно меньше распространяться о пандемии; вести о подобном бедствии могут вызвать волнения. Но я понимал, что мне придётся сказать им больше.

— Главнокомандующий Рингольд возглавляет крупную военную экспедицию в скоплении Геновингия. Болезнь, называемая оспой Ульрена, поразила наши войска. Исследования показали, что она похожа на чуму, известную как Пытка, опустошившую мир Пироди около тридцати лет назад. Один из переживших эпидемию находится здесь. Любые подробности о случившемся, которые он сможет поведать мне, могут оказаться полезными в поисках лекарства.

— Насколько всё серьёзно там, на Геновингии? — спросил священник с кадилом.

— Пока удаётся сдерживать, — соврал я.

Ярдон фыркнул:

— Конечно, удаётся сдерживать. Потому-то высший администратор и проделал такой путь сюда. Ты задаёшь совершенно глупые вопросы, брат Жирод.

Заговорил ещё один священник. Сгорбленный и полуслепой, он был самым старым из них, его морщинистую голову усеивали старческие пятна. На плече, вцепившись в одежду тонкими механическими лапками, сидел слуховой рожок.

— Меня беспокоит то, что расспросы и нарушения режима могут встревожить приют. Я не желаю, чтобы проживающих здесь что-либо беспокоило.

— Твоё замечание принято, брат Ниро, — сказал Баптрис. — Я уверен, что высший Сарк будет благоразумен.

— Вне всяких сомнений, — заверил их я.

Было уже далеко за полдень, когда Баптрис наконец-то повёл меня наверх, в самое сердце приюта. Калибан следовал за нами, нагруженный несколькими ящиками из моего багажа. Сёстры, похожие на привидения в двурогих капюшонах, наблюдали за нами из каждой арки и тени.

Лестница привела нас в большой зал на четвёртом этаже. Воздух здесь был спёртым. Десятки пациентов бродили там и тут, но ни один из них даже не взглянул на нас. Некоторые были одеты в выцветшие, бесформенные халаты, другие всё ещё носили старые, изношенные комбинезоны или обмундирование Имперской Гвардии. Все знаки различия, нашивки и эмблемы были срезаны; ремней и шнурков также не наблюдалось. У окна двое сосредоточенно играли на старой жестяной доске в регицид. Другие, сидя прямо на дощатом полу, играли в кости. Кто-то невнятно бормотал, разговаривая сам с собой, кто-то застыл, уставившись в пространство бессмысленным взглядом.

— Они… безопасны? — шепотом спросил я Баптриса.

— Мы предоставляем самым спокойным свободу в передвижении и пользовании этим общим залом. Само собой, их лечение находится под тщательным наблюдением. Все, кто находится здесь — "безопасны", как и все те, кто прибыл к нам по доброй воле. Конечно, есть здесь и такие, кто скрывается от каких-то событий, сделавших обычную жизнь для них невозможной.

Это не прибавило мне спокойствия.

Пройдя в дальний конец общего зала, мы вошли в длинный коридор, по обеим сторонам которого располагались камеры. Двери некоторых были заперты снаружи на засов. Некоторые были закрыты решётками. На всех дверях имелись задвижки смотровых окошек. Везде ощущался запах дезинфицирующего средства и нечистот.

Мы прошли мимо запертой двери, в которую кто-то (или что-то) тихо стучал изнутри. Из-за другой двери слышалось пение.

Некоторые двери были открыты. Я увидел двух служителей, моющих губкой древнего старика, привязанного к металлической койке матерчатыми ремнями. Старик жалобно плакал. В другой палате, дверь которой была открыта, но внешняя решётка крепко заперта, мы увидели огромного, мускулистого человека, сидящего на стуле и глядящего сквозь решётку. Его тело покрывали вытатуированные эмблемы полка, девизы, цифры убитых. Глаза светились маниакальным огнём. Из нижней челюсти торчали имплантированные клыки какого-то хищника, настолько длинные, что заходили на верхнюю губу.

Когда мы поравнялись с камерой, он бросился к решётке и попытался достать нас сквозь прутья огромной рукой. Из горла слышалось сдавленное рычание.

— Успокойся, Иок! — приказал Баптрис.

Дверь, бывшая целью нашего путешествия, была следующей за камерой Иока. Она была открыта, сестра и служитель поджидали нас. Внутреннее убранство камеры скрывала полная темнота. Баптрис коротко переговорил со служителем и сестрой, затем повернулся ко мне:

— Эбхо отказывался, но сестра всё же смогла его убедить, что поговорить с Вами будет правильнее. Внутрь Вам входить нельзя. Пожалуйста, присядьте у двери.

Служитель принёс табурет, и я уселся у дверного проёма, подобрав длинные полы облачения. Калибан тут же раскрыл ящики и установил на треногу механического летописца.

Я вперил взгляд в темноту комнаты, пытаясь разглядеть внутреннее убранство, но не смог ничего увидеть.

— Почему внутри так темно?

— Эбхо, помимо всего прочего, страдает светобоязнью. Ему нужна полная темнота, — пожал плечами Баптрис.

Я хмуро кивнул и прочистил горло.

— Милостью Бога-Императора Терры я прибыл сюда по Его священному заданию. Моё имя — Лемуаль Сарк, высший администратор медика, приписанный к Администратуму Лорхеса.

Я взглянул на летописца. Тот негромко застрекотал и выдал начало пергаментного свитка, который, как я надеялся, вскоре станет длинным и заполненным записями.

— Я разыскиваю Феджи Эбхо, бывшего полковника Двадцать третьего полка Ламмарских улан.

Тишина.

— Полковник Эбхо?

Голос, тонкий как лезвие ножа и холодный как труп, проскрипел из тьмы комнаты:

— Он — это я. Что Вам нужно?

Я подался вперёд:

— Я хочу поговорить с Вами о Пироди. О Пытке, которую Вы пережили.

— Мне нечего сказать. Я не буду ничего вспоминать.

— Ну же, полковник. Я уверен, вы вспомните, если постараетесь.

— Вы не поняли. Я не сказал "не могу". Я сказал "не буду".

— Вы уверены?