Гориллы в тумане - Дайан Фосси

На третье Рождество в Карисоке, когда я разливала сладкие напитки детям, меня вдруг попросили сесть на место. Мукера, старший дровосек, а также талантливейший барабанщик и танцор, вытащил из угла гостиной большой барабан и начал первый из ставших впоследствии ритуалом на рождественских праздниках спектакль, составленный из импровизированных песен и танцев. Каждый из сотрудников сочинил свою песню и придумал танец, в которых были отражены события за истекший год. Пока мужчины пели, танцевали и отбивали на барабане свое музыкальное сочинение, я наслаждалась их творчеством. Позже я начала записывать их пение и музыку на пленку. Эти записи относятся к наиболее дорогим воспоминаниям о Руанде и Карисоке.

Глава девятая

Группа 4 приспосабливается к новому вожаку

Какой бы радостной ни была жизнь в лагере, ей все же не сравниться с тем удовольствием, которое приносил лес, особенно после завоевания доверия горилл. Я полагала, что работе в Карисоке положено доброе начало, поскольку в первый же день возникновения Исследовательского центра два браконьера-батва вывели меня на группу горилл, встреченную ими на склонах горы Високе во время охоты на дукеров на лугах западнее лагеря. Так состоялось знакомство с группой 4.

Почти час группа 4 не догадывалась о моем присутствии на противоположной стороне ущелья, где я пряталась метрах в тридцати от нее. С помощью бинокля я успела разглядеть трех выдающихся особей. Первым меня обнаружил пожилой серебристоспинный самец, выглядывавший из-за дерева. Издав сигнал тревоги, он бросился к своей группе, порой даже катясь кубарем по склону, чтобы побыстрее добраться до нее. Я нарекла старого вожака Уинни («ржущий»), поскольку он издавал звуки, напоминающие ржание лошади. До этого мне никогда не приходилось слышать, чтобы гориллам были присущи подобные звуки, хотя Джордж Шаллер утверждал, что однажды слышал их. Позднее я выяснила, что такие звуки не характерны для горилл, а в случае Уинни их причиной было хроническое заболевание легких.

За Уинни буквально катился эдакий пушистый комок с блестящими пытливыми глазами, которого я окрестила Диджит («палец») за его неестественно изогнутый средний палец, очевидно неправильно сросшийся после перелома. Необыкновенное внешнее сходство с Уинни и сильная зависимость от вожака группы 4 позволили мне предположить, что Диджит был сыном вожака группы. Диджит держался в стороне от четырех взрослых самок группы, и, возможно, его мать умерла до того, как я впервые встретилась с группой в сентябре 1967 года.

Во время нашей первой встречи Диджиту, которому было около пяти лет, похоже, хотелось поближе исследовать причину тревожного сигнала Уинни, но он послушно последовал за ним вниз к группе, стараясь не отставать. Затем все животные побежали прочь, за исключением оставшейся в арьергарде взрослой самки. Она смотрела на меня с таким выражением лица, будто наглоталась уксуса, и, сжав губы, стояла в угрожающей позе, присущей исключительно взрослым самцам. Самка в этот момент так походила на старую задиристую козу, что я ее так и окрестила.

Кроме Уинни, в группе 4 было еще два других серебристоспинных самца. Самца помоложе я назвала Дядюшкой Бертом за поразительное сходство с одним из моих родственников (я сделала это из самых добрых побуждений к моему дяде, но он мне этого не простил). Третий серебристоспинный самец получил кличку Амок за взрывной темперамент, частые непонятные крики и метание по кругу. Я относила столь необычное поведение за счет хронического заболевания. Следы Амока, как правило, отстояли от следов остальных членов группы 4 и всегда были помечены жидкими экскрементами со слизью и кровавыми пятнами.

Амок, предположительно в возрасте двадцати пяти лет, был слишком стар, чтобы быть сыном Уинни, и я сделала вывод, что этот сварливый самец был его единокровным братом и в прошлом у них был общий родитель. Дядюшка Берт, которому, по моим предположениям, было пятнадцать лет, сильно походил на Уинни, и вожак относился к нему довольно терпимо, из чего можно было заключить, что Уинни приходился ему отцом.

В течение первых нескольких месяцев наблюдений за группой 4 состояние здоровья Уинни постоянно ухудшалось. Старая Коза, у которой в тот период не было грудных детенышей, взяла на себя основные функции предводителя группы. Ее мужской облик и поведение казались мне довольно необычными. Когда Уинни беспомощно плелся за группой, именно она, а не молодой серебристоспинный самец Дядюшка Берт следила за безопасностью семейства.

Из-за ее необычного поведения я часто старалась скрыть свое присутствие от группы 4, чтобы не беспокоить остальных семерых самок. Четыре из них прежде никогда не рожали, две более старшего возраста рожали не раз и имели потомство, последняя самочка была еще детенышем. Со временем самки помоложе (в возрасте от шести до восьми лет) получили имена Бравадо, Мэйзи, Петьюла и Мачо, две пожилые самки были названы Флосси и Миссис Икс, а девочку нарекли Папуз («ребенок» — у североамериканских индейцев). Имена этих самок полностью соответствовали своеобразию их личности. Папуз была прелестной крохой, которую так и хотелось потискать; ее мать исчезла вскоре после того, как группа стала объектом наблюдений. Миссис Икс всегда было трудно опознать в первые месяцы из-за ее крайней застенчивости. У одной из молодых самок были необыкновенно большие, завлекающие глаза — отсюда и ее имя Мачо, что на суахили означает «глаза».

Однажды в середине ноября 1967 года я нашла группу 4 в составе четырнадцати горилл на противоположной стороне широкой ложбины. Спрятавшись в густых зарослях, я увидела, как Старая Коза и вторая взрослая самка, Флосси, медленно шли вдвоем метрах в тридцати ниже основной группы. Флосси, закусывая подмаренником, неуклюже переваливалась вниз по склону и прижимала к себе левой рукой вертлявого новорожденного младенца с блестящей черной головкой. Он припадал мордочкой к соску Флосси, которая даже не пыталась помочь малышу. В глаза бросался резкий контраст между розовой кожицей на ладошках и пятках малютки и сверкающей, как черная вакса, шерстью на голове.

Старая Коза медленно поползла вверх, а Флосси, обогнав ее, передвигалась на четвереньках с присосавшимся к груди детенышем. Добравшись до места, где Флосси присела отдохнуть, Старая Коза прилегла на спину рядом с ней, так что ее живот оказался повернут ко мне. Когда она отвела левую руку в сторону, моему взору предстал новорожденный детеныш со свисающей пуповиной длиной десять сантиметров. Ручонки малютки были согнуты вовнутрь, а ножки свисали вниз. Старая Коза внимательно и даже несколько удивленно посмотрела на детеныша, потом обнюхала его и прижала к себе.