Внутренний дворец. Книга 1 (СИ) - Архангельская Мария Владимировна

– А что ещё говорят?

– Что старшая сестра Тальо жадна, и что чиновникам Восточного дворца специально предписано брать с людей, чтобы оплатить подарки его высочества…

Я чуть не поперхнулась. Это я-то жадна?! Ну да, за эти полгода у меня скопилась неплохая коллекция подаренных Тайреном побрякушек, но у Кольхог их всё равно больше!

– А ещё?

– А ещё, что ты каждое полнолуние убиваешь птицу или крысу и читаешь над их костями заклинание, а потом их кровью поишь его высочество, чтобы удержать его любовь. И ещё я слышала, что старшую сестру специально подарили Восточному дворцу шаманы варваров из степи на погибель Северной империи…

Голос Усин стих до неразборчивого шёпота, и она опасливо покосилась на меня. Я молчала, впечатлённая. Да, до такого не додумались даже заклятые подружки из Хризантемового павильона! Если слухи действительно таковы, то неудивительно, что доброжелатели советуют Тайрену отодвинуть их причину подальше.

Однако Тайрен не только не собирался отодвигать меня, но и, кажется, уже распланировал всю нашу будущую совместную жизнь. Мне икалось, когда он начинал подбирать имена нашим будущим сыновьям, игнорируя моё робкое замечание, что хотя бы часть наших гипотетических детей может оказаться девочками. Хотя сам же признался, что имя его первенцу выберет его величество. Но это не остужало пыла принца-наследника, ведь за первенцем будут и другие… Я по-прежнему то отмалчивалась, то отшучивалась, предпочитая поскорее перевести разговор на другую тему, и, кажется, его это не на шутку обижало. Во всяком случае, наша вторая ссора произошла именно на этой почве.

– Тебе что, совсем всё равно?! – кричал он. – Ты холодная, как рыба, у тебя совсем нет сердца!

Я обозлилась и ответила в том духе, что раньше его высочество наличие или отсутствие у меня сердца как-то не занимало, во всяком случае, он не потрудился выяснить этот вопрос, прежде чем уложил меня в свою постель. Тайрен обиделся ещё пуще и несколько дней со мной не разговаривал. На это раз гарем повёл себя умнее, насторожённо выжидая, чем дело кончится, и оказался прав – в скором времени мы опять помирились.

А с беременностью у меня всё не складывалось. С каждым новым месяцем я со страхом прислушивалась к себе, но весна перешла в лето, упала жара, порой становясь удушающей, в цветнике за павильоном расцвели пионы и ирисы, заросли за ними, на которые я не обращала внимания, оказались черёмухой, а потом воздух наполнил и пресловутый аромат жасмина, – а все усилия Тайрена поскорее обзавестись потомством ни к чему не приводили. Он даже пригласил ко мне придворного медика, но тот, осмотрев меня, посчитав пульс и глянув на язык, сообщил, что я полностью здорова и зачатию ничего не мешает. И на вопрос, почему же тогда оно не происходит, развёл руками: «Воля Неба».

В верховой езде я делала успехи, да такие, что Тайрен даже как-то пригласил меня на прогулку по городу и за город. Предложение я приняла с восторгом, тем более что приближалось ещё одно празднование, на этот раз дня рождения её высочества, и я сама подумывала, не отпроситься ли мне прогуляться по лавкам в поисках ещё одного подарка. Выезжать в город, от пристального взгляда которого, как оказалось, не спасали даже высокие дворцовые стены, почти без охраны было несколько боязно, но никто в меня гнилыми помидорами не швырялся, зато прогулка по берегу реки среди поросших дубами, кипарисами и орешником холмов оказалась просто волшебной. Шопинг я приберегла для обратного пути. Принц встретил мою просьбу завернуть за покупками понимающей усмешкой, но вопрос, что могло бы понравиться его супруге, похоже, поставил его в тупик. Пришлось мне выбрать подарок на свой вкус – статуэтку из кости, изображающую богиню Ниду. Хозяин лавки утверждал, что она вырезана из бивня слона, и Тайрен подтвердил, однако оттенок у кости был скорее розоватый, чем желтоватый, как я привыкла.

Впрочем, впоследствии я убедилась, что здешняя слоновая кость действительно такая.

– Ну что? – спросил Тайрен, когда мы вышли из лавки только что не лопнувшего от любезности торговца. – Может, ещё куда-нибудь? В шёлковую, или там ювелирную?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я посмотрела на него с уважением – мужчина, сам предлагающий женщине отправиться за покупками в своём обществе, безусловно такового заслуживал. И тут меня осенило:

– О! А лавка музыкальных инструментов тут где-нибудь есть?

– Есть, прямо за углом. Неужели хочешь себе что-нибудь приобрести?

– Хочу, только не себе, а сестре Ла Ю, – объяснила я. – Её цитра по недосмотру служанки недавно попала под дождь, когда мы сидели в саду, и испортилась.

За что служанка была изругана и отхлёстана по щекам. А поскольку по углам до сих пор шипят, что я де сестру Ю ненавижу за то, что она играет как богиня, а я так толком и не обучилась, пусть подавятся.

Конечно, лучше было бы взять с собой эксперта. Но пришлось удовольствоваться уверениями торговца, что приобретённый нами инструмент действительно самый лучший, и надеяться, что он окажется действительно лучше тех, что Ла Ю сумеет достать во дворце.

Презент вполне удался – сестра Ю радостно поблагодарила меня за подарок и пообещала прислать ту самую свою служанку на следующий день, когда покупку доставят во дворец. Служанка оказалась куда менее приветливой, чем хозяйка: глянула на меня волком, буркнула что-то неразборчивое, схватила свёрток и убежала. Я уже давно заметила, что слуги порой реагируют на любые связанные с их господами ситуации даже острее хозяев, обижаясь и осуждая там, где хозяин махнёт рукой или вежливо промолчит.

Глава 20

Сердце моё безутешной печали полно.

Толпы наложниц меня ненавидят давно!

Много теперь я познала скорбей и обид.

Сколько мне тягостных бед испытать суждено!

Думы об этом в глубоком молчанье таю.

Встану и в грудь себя бью — не заснуть всё равно.

Ши цзин (I, III, 1)

Обновить подаренную мной цитру Ла Ю собралась только на праздник Трёх дней большой жары – во всяком случае, так она потом утверждала. Праздник этот действительно длился три дня, и помимо лодочных гонок на реке и посещения храмов, куда по традиции дарят всякие летние вещи, включает и состязания в изящных искусствах – музыкальные, поэтические, шашечные турниры. На берегу реки Чезяни разбили большие шёлковые шатры, дамы украсили причёски вырезанными из бумаги и ярко раскрашенными крыльями бабочек. Но мне вылазка на природу на этот раз не доставила никакого удовольствия, ибо жара действительно стояла страшная. Я только и могла, что сидеть в тенёчке, обмахиваясь веером и мечтая о том, чтобы окунуться в призывно мерцающую речную воду. Увы, при таком скоплении народа сделать это было совершенно невозможно. Дома, в Восточном дворце – вот, я уже зову его домом, другого-то всё равно нету – наложницы купались в пруду, а иногда к нам присоединялся и его высочество; правда, я в такие моменты стремилась уйти, хотя он и звал меня с собой в воду. Но спокойно смотреть, как девицы облепляют его со всех сторон, я так и не научилась.

Однако там были все свои, здесь же вокруг роилась толпа, причём состоящая не только из женщин обоих гаремов, но и из мужской части двора. Праздники были одной из немногих возможностей для наложниц встретиться с мужчинами, и, возможно, поэтому вокруг царило необычайное оживление. Я только диву давалась, насколько можно быть активным тогда, когда лично я растекаюсь лужицей и считаю часы до заката. Хотя даже темнота почти не приносила облегчения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Солнце сместилось, и краешек тени от нашего шатра придвинулся ко мне вплотную. Я переставила табуреточку и снова замахала веером, хотя запястье уже начинало болеть. Прятаться в шатре было слишком душно, к тому же там уже и так собрались почти все наложницы его высочества – всё же самый жар даже здешние жаростойкие люди предпочитали пережидать не под открытым небом. Изнутри донёсся звон струн: конечно, Ла Ю не могла пропустить намеченного на вечер музыкального состязания. Струны запели что-то незнакомое, но почти тот час же мелодия оборвалась странным звоном, с которым смешался женский вскрик. А потом в шатре загалдели и заахали другие голоса.