Новый Мир ( № 8 2010) - Новый Мир Новый Мир

Как академик А. М. Прохоров восстановил историческую правду в статьях в Большой советской энциклопедии

В период работы в Институте общей генетики АН СССР в 1966 — 1970 го­дах я был привлечен к подготовке статей генетического цикла для 3-го издания Большой советской энцкилопедии. Во многих написанных мной статьях первым автором был поставлен академик Николай Петрович Дубинин (он был директором этого института), а я был указан вторым автором. В конце 1970 года я перешел со своей группой из этого института в Академию сельскохозяйственных наук, где планировали создать на базе моей лаборатории Институт молекулярной биологии и генетики, что и произошло в 1974 году.

В начале 1971 года, перед выходом в свет моих статей для 3-го издания БСЭ, я получил на подпись последние варианты версток. В тех статьях, где первым соавтором был поставлен Н. П. Дубинин («Ген», «Генетический код», «Генетико-автоматические процесс» и «Геном»), я увидел значительную правку. Все эти материалы уже были просмотрены академиком и подписаны. В каждую из статей он внес тенденциозные исправления. Он, видимо, думал, что статьи мне даже не покажут и что именно в таком виде они увидят свет в новом издании самого авторитетного справочного руководства в стране. Публикацией этих статей как бы автоматически была бы подведена черта под любыми спорами об авторстве, приоритете Дубинина и его роли в развитии генетики. Спорить с энциклопедией не просто не принято, это даже как-то и некультурно.

А внесенные им исправления были специфическими. Дубинин во все статьи вставил строки о том, что именно он, а не он с соавторами, открыл то или иное явление, он изменил даты публикаций разных авторов по тем или иным темам, придав своим публикациям первородство в тех случаях, где он первым не был. Даже первоначальные идеи о генетико-автоматических процессах, высказанные его учителем С. С. Четвериковым, а затем развитые учеником Четверикова Д. Д. Ромашовым, были фальсифицированы, и дата открытия была приведена более поздняя. Я знал от самого Ромашова, что он сначала сделал доклад на семинаре Дубинина, когда последний впервые услышал о разработках Ромашова, но еще до выступления на том злополучном семинаре Ромашов написал статью о своем вкладе в проблему, причем рукописный оригинал статьи Дмитрий Дмитриевич передал мне в 1950-е годы, и я храню его до сих пор в моем архиве. Та же участь потери приоритета и присвоения чужих разработок постигла пионерские работы В. В. Сахарова, Б. Н. Сидорова, Н. Н. Соколова и ряда других советских ученых.

В этот момент передо мной встала дилемма: избежать скандала и сделать вид, что я ничего не заметил (и благодаря этому сохранить с Дубининым хотя бы видимость добрых отношений), или заявить о фальсификациях (и создать несомненный прецедент в отношениях с могущественным человеком, с которым меня к тому же долгие годы связывали добрые отношения). Все люди, сведения о которых Дубинин исказил, были уже мертвы и возразить не могли.

Я поразмышлял над случившимся, проникся убеждением, что прошлое восхищение Николаем Петровичем и совместная работа с ним в течение почти трех лет не дают мне морального права участвовать в содеянном им, тем более что всех ученых, кого сейчас Дубинин попытался (если говорить откровенно) обокрасть, я знал лично и был с ними дружен. Я решил принять зависящие от меня меры, чтобы исправить положение.

Поговорив с заведующим редакцией биологических наук энциклопедии О. М. Бенюмовым, я понял, что осторожный Осип Михайлович как-то меланхолично отнесся к сказанному. Дело было не только в том, что ссориться с академиком ему явно не хотелось, а без этой ссоры он не видел выхода из положения. Была проблема более серьезная, ведь тома были полностью подготовлены к выходу в свет, задержать их выход он просто не мог физически, у него на это не было никакой власти, а без задержки выхода книг в срок ничего поделать было нельзя. Получалось, что Дубинин все предусмотрел и точно рассчитал.

Тогда я решил написать письмо в ЦК партии о случившемся и попросить об отсрочке в печатании томов и восстановлении научной и исторической справедливости. С проектом письма я поехал к академику И. Л. Кнунянцу, чтобы рассказать ему обо всем, показать статьи, привести доказательства подделок Дубининым сведений о «себе великом» и познакомить его со своим письмом в ЦК партии. Он все изучил, одобрил и попросил меня, чтобы я сделал несколько копий письма в ЦК и отправил их одновременно в несколько инстанций. Мою настойчивую просьбу помочь восстановить историческую правду, пусть даже ценой задержки выпуска в свет томов БСЭ, он счел совершенно обоснованной.

Это письмо на пяти страницах было отправлено в ЦК КПСС, Президенту АН СССР М. В. Келдышу и главному редактору БСЭ академику и лауреату Нобелевской премии А. М. Прохорову 18 мая 1971 года. Через несколько дней А. М. Прохоров позвонил мне, сказал, что соберет совещание, и попросил принести с собой все доступные материалы в обоснование моих утверждений. Через два или три дня он собрал у себя в кабинете совещание работников редакции, туда пригласили меня и И. Л. Кнунянца (он был членом главной редакции энциклопедии).

Прохорова не интересовали эмоции, и тон разговоров был внешне совершено сухим и лаконичным. Он понимал, что статьи были написаны мной, а Дубинин был просто к ним подписан как мой прежний начальник. Прохоров брал в руки последовательно каждую статью, подготовленную для включения в энциклопедию (Бенюмов передавал ему оригинал статьи, а потом набранную, отредактированную и сверстанную версии), знакомился с правкой, внесенной рукой Дубинина, и записями с моими несогласиями, внимательно и спокойно читал соответствующие места вслух, а затем просил меня предоставить ему по каждому пункту не просто объяснения, а дать ему в руки или копии старых статей, где содержались сведения о времени выхода их в свет, или сноски на эти статьи. Присутствовавшие при этом редакторы (Шаумян и Бенюмов) сидели молча, все происходило методично, спокойно и даже занудливо. Иван Людвигович несколько раз страстно выражал свои эмоции, а Прохоров хранил академическое спокойствие.

Когда последняя из «исправленных» Дубининым статей была просмотрена и картина возвеличивания себя в ущерб исторической памяти о других ученых, его же учителях и коллегах, с которыми он проработал бок о бок много лет, стала совершенно ясной, Прохорова прорвало. Своим достаточно звонким голосом он громко закричал на всю комнату, что такое аморальное поведение недопустимо, что тома надо задержать, истину восстановить, а затем на каждой из окончательных версток статей написал своей рукой: «Восстановить исходный вид. А. Прохоров». Правда восторжествовала.

[1]  Прекрасный анализ этих попыток дан в книге выдающегося биолога Лео­нида Яковлевича Бляхера «Проблема наследования приобретенных признаков» (М., «Наука», 1971).

[2] Из письма Энгельсу от 18 июня 1862 г., см.: М а р к с  К., Э н г е л ь с  Ф. Сочинения. М., Госполитиздат, 1963, Т. XXХ, стр. 205.

[3] См. например: Т е й х м а н  Э р н с т. Наследственность. М., «Мир», 1911; П ё н н е т т  Р. К. Менделизм. М., «BIOS», 1911; Д о н к а с т е р  Л. Наследственность в свете новейших исследований. М., «BIOS», 1913; К о р р е н с  К. Новые законы наследственности. М., «BIOS», 1913; «Наследственность». Под ред. В. А. Вагнера. — Сб. № 4, серия «Новые идеи в биологии». СПб., «Образование», 1914; Ф и л и п- ч е н к о  Ю. А. Наследственность (с 90 рисунками в тексте). М., «Природа», 1917 (Серия «Естественно-историческая библиотека — Природа»).

[4] См.: Г у л ь б е  Д. Дарвинизм и теория мутаций. — «Под знаменем маркси­зма», 1924, № 8 — 9, стр. 157 — 166.

[5] Вскоре Смирнов напечатал брошюру «Проблема наследования приобретенных признаков. Исторический обзор литературы» (М., Изд. Комакадемии, 1927).

[6] Вермель в 1931 году издал еще одну монографию — «Эскизы о факторах, направляющих эволюцию» в трудах НИИ зоологии (том 4, вып. 3).

[7] Кузин и Вермель были арестованы вслед за Мандельштамом в 1935 году, Вермель погиб в заключении, видимо, в 1943 году. Кузин после лагеря был в ссылке в Шортандах и в Алма-Ате в Казахстане с 1938 по 1953 год, в 1944 году он защитил кандидатскую диссертацию, а в 1951-м — докторскую, потом оказался в Борках на Биологической станции АН СССР, где и оставался до конца своей жизни (1973). Смирнов с 1940 по 1972 год был заведующим кафедрой энтомологии МГУ.

[8] Ш в а р ц А. Крушение Сергея Сергеевича. Из книги «Власть земли». — Журнал «Слово/Word», 2007, № 55.

[9] Об этом красочно повествует И. Ф. Жимулев в своих воспоминаниях в «Инфор­мационном вестнике ВОГиС» (1999, № 8).