Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– На это у вас не хватит полномочий, – каркнул Андреас.

– Ошибаешься, – возразил ему отец Сильвикола. – У меня есть все права на это. В местных процессах я играю роль advocatus diaboli.

– Собственно, тогда вы должны быть на нашей стороне, – заметил Андреас, пытаясь превратить все в шутку.

Мельхиор закатил глаза.

– Нет, я на стороне правды. И правда может состоять в том, что девятьсот невинных умерли, чтобы мы наконец получили возможность выкурить настоящее змеиное гнездо.

– По-моему, именно в этом стиле и высказался тогда архиепископ Эренберга, – сказала Александра. – Но уж где-где, а здесь тебе не удастся кого-нибудь одурачить.

– Какое заблуждение! – прошипел иезуит. – Какое заблуждение! Смотри сюда… – Он шагнул к двери.

Тем временем там уже собралась прислуга, и они, побледнев, глазели на происходящее. Не успела Александра что-то предпринять, как отец Сильвикола схватил одну из горничных. Та закричала, но он дернул ее за руку и затащил в зал.

– Вот твои господа! – крикнул он и швырнул ее к Александре. – Вот твои господа! Ведьма! Твоя госпожа – ведьма.

Горничная завизжала. Отец Сильвикола толкнул ее так, что она упала на пол, под ноги Александре.

– Ведьма! Ведьма! Ведьма!

Девушка кричала и пыталась отползти назад, но иезуит снова толкнул ее вперед. Александра невольно протянула руку, чтобы помочь ей, однако горничная только сильнее закричала и поползла к ногам отца Сильвиколы.

– ВЕДЬМА!

– О, Боже! – визжала горничная.

– ТЫ СЛУЖИЛА ВЕДЬМЕ!

– Не-е-ет! Господь на небесах, защити меня.

Александре показалось, что здание пошатнулось. Ее охватил ледяной холод. Служанка прикрыла глаза одной рукой…

– ВЕДЬМА!

– Святая Мария, Матерь Божья, помолись за меня!!

…а другую, сжав в кулак, протянула к Александре. Ее указательный палец и мизинец были оттопырены.

– ВЕДЬМА!

– О, Бо-о-оже!

– ВЕДЬМА!

Служанку начала бить дрожь.

– Ведьма! – с трудом произнесла она, стуча зубами. – Ведьма…

Отец Сильвикола отступил на шаг.

– Уберите ее, – бросил он через плечо.

Один из приставов схватил всхлипывающую девушку за руку и бесцеремонно потащил к двери. Глаза Александры горели. Она не сводила взгляда с лица иезуита. Понимание холодным огнем жгло ее сердце. Чтобы вознамериться отправить сотни мужчин, женщин и детей на костер, потребовался больной дух; чтобы привести этот план в исполнение, требовалось огромное количество слабовольных, боязливых, фанатически настроенных, внушаемых, думающих только о собственной безопасности людей – людей, которых каждый день видишь на улице. То, что больную голову сменили, а над теми частями тела, которые еще оставались в живых, шел процесс, не означало, что не осталось больше слабовольных, боязливых, фанатически настроенных, внушаемых, думающих только о собственной безопасности людей. Они не изменились, и они не колеблясь снова примутся выкрикивать то, что научились выкрикивать двадцать лет назад. И с растущим ужасом Александра вспомнила о том, что архиепископ Иоганн Филипп, организовавший процессы против охотников на ведьм, находился не в Вюрцбурге, а на мирных переговорах в Мюнстере.

– Вот свидетельница, – послышался голос одного пристава. Александра обернулась. В зал ввели монахиню. Она избегала встречаться взглядом с Александрой.

– Мать настоятельница, – произнес отец Сильвикола, – прошу, говорите.

– Доверенная мне послушница, – бесстрастным голосом начала монахиня, – поведала мне о том, как она пыталась воспрепятствовать проведению колдовских обрядов над больным ребенком. Но вместо того чтобы прислушаться к ней, ей стали угрожать, после чего и вовсе вышвырнули из дома. Ребенок был обречен; ничто не могло спасти его, кроме применения черной магии.

– Вы можете сказать мне, мать настоятельница, находится ли та, которая применяла черную магию, в этом помещении?

Александра закрыла глаза. Было совершенно очевидно, что сейчас произойдет, и она с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

– Моя послушница дала четкое описание, и я могу узнать этого человека в лицо, – услышала она голос матери настоятельницы. – Она вон там… Вот она!

– Открывай глаза, ведьма! – прошипел отец Сильвикола. Александра подняла веки, тяжелые, будто налитые свинцом.

Палец монахини указывал…

Сердце Александры пропустило один удар.

…указывал на Агнесс. А затем он описал полукруг.

– И… вот эта!

Карина закричала.

– И он тоже!

– Какая наглость! – проревел Андреас.

– И вон тот.

– Постыдилась бы, старуха, – заметил Мельхиор.

Палец опустился.

– Больше вы никого не узнаете, мать настоятельница?

Александра не сводила с монахини растерянного взгляда. Настоятельница мельком посмотрела на Александру и тут же резко отвела глаза. Она опустила голову.

– Нет, больше я никого не узнаю, – прошептала она.

– Вы можете идти, мать настоятельница.

Старая монахиня молча выскользнула из комнаты. Александра посмотрела ей вслед. Затем повернулась и перевела взгляд на отца Сильвиколу.

– В какие игры ты играешь, подлец?

– Кажется, бедное дитя ошиблось, – заметил отец Сильвикола, кивнув на все еще плачущую горничную у дверей.

– Я покончу с тобой, ты, лживый кусок дерьма! – рявкнула Александра.

– Наконец-то первое слово правды, сестренка, – поддержал ее Мельхиор, но замолчал, когда копье сильнее прижалось к его горлу.

– Само собой разумеется, девочка, которую ты «спасла», также стала добычей дьявола, как и все остальные. Только огонь может очистить заблудшие души.

Александра ничего не ответила. В ней горело немое белое пламя, из-за которого было трудно дышать. Когда Агнесс взяла слово, Александре пришлось прилагать усилия, чтобы понять, о чем говорит мать.

– Впечатляющее выступление, отец Сильвикола. Вы только об одном забыли: если вы устроите здесь, в Вюрцбурге, новый процесс над ведьмами, архиепископ Иоганн Филипп вернется из Мюнстера быстрее, чем вы успеете произнести слово «инквизиция», а с собой он привезет и генерала вашего ордена. Никто из них не допустит, чтобы вы вернули к жизни это безумие, а вы вряд ли назовете им свои настоящие мотивы. К тому же обоим все еще не дают покоя печально известные заботы епископства и Общества Иисуса, связанные с их причастностью К девятистам убийствам. Вы нас испугали, но не убедили.

Отец Сильвикола одарил Агнесс долгим взглядом.

– Ты права. Действительно, и его преподобие епископ, и святи отец генерал Карафа искали объяснение тому, как нечто подобное вообще могло произойти. – Он невесело улыбнулся и снова щелкнул пальцами. – Приведите свидетеля.

Андреас открыл рот, но Карина, успевшая привести в порядок растрепанные волосы и прийти в себя, ткнула его локтем в бок. На этот раз зал покинули двое приставов. Слуги перед дверью почтительно расступились. Александра попыталась поймать взгляд хоть одного из них, но все они избегали смотреть на нее. Белый огонь все еще горел в ней ледяным пламенем. «Так вот как они чувствовали себя двадцать лет назад, – подумала она, с трудом справляясь с растущей паникой. – Вот как они чувствовали себя, когда их выдергивали из домов, швыряя им в лицо абсолютно нелепые обвинения. И с тех пор ужас лишь увеличился».

И тут она заметила внезапное движение и развернулась, и прежде чем ее глаза сфокусировались, она уже знала, что происходит, и новый ужас захлестнул ее. Охранников осталось лишь трое! Мельхиор…

Но это был не Мельхиор, это был Андреас. Он не унаследовал ни быстроту, ни решимость своего отца, только крупную бычью фигуру, однако он уже ударил одного из приставов и с криком повернулся к следующему. Рука его двинулась назад, готовясь нанести новый удар. Пристав нагнулся, пропуская удар, и снова выпрямился, сжав руку в кулак. Он врезал Андреасу, по инерции развернувшемуся вполоборота, в ухо, и тот стал заваливаться вперед. Сапог поднялся вверх и скользнул прямо под шатающиеся ноги Андреаса. Грузный мужчина рухнул на пол. Пристав подскочил к нему и поднял копье, направив его тупым концом вниз. Карина закричала. Тупой конец копья врезался Андреасу в почку, он выгнулся и закричал. Копье поднялось во второй раз…

…а затем по комнате пронесся вихрь порхающих рукавов, по воздуху пролетела шляпа, теряя перья, копье скользнуло над полом, и вот уже пристав лежит на животе, а Мельхиор прижимает ему колено к пояснице, обхватывает левой рукой его шею, а правой давит на затылок. Правая рука Мельхиора, затянутая в перчатку, схватилась за толстый пучок волос и с такой силой повернула голову мужчины, что у того глаза вылезли из орбит, а язык вывалился изо рта. Шляпа Мельхиора покатилась по паркету и врезалась в стену. Молодой человек поднял глаза и увидел отца Сильвиколу.

– Остался один лишь дюйм, – заявил он и еще немного повернул голову пристава. Пристав загребал руками воздух и хрипел. – Или полдюйма. У него чересчур слабые шейные позвонки как для его профессии.