Анжелика в Квебеке - Анн Голон

— Кто он?

Виль д'Аврэй, воспользовавшись важностью того, что он собирался ей сообщить, привлек Анжелику к себе и между двумя поцелуями прошептал:

— Это брат фаворитки!

— Какой фаворитки?

— Но существует всего лишь одна, — вскричал маркиз слегка обиженно. — Несмотря на все королевские капризы, это все та же самая, наш общий враг, Атенаис, маркиза де Монтеспан.

Целая вереница лиц промелькнула в памяти Анжелики, будто она торопливо перелистала книгу.

— Брат Атенаис… герцог, де Вивонн…

И перед ней возникло четкое воспоминание: синее море, галера, где на носу, среди разбросанных шелковых подушек двое, сжимающие друг друга в страстных объятиях. Это было не в Версале. Это было в Марселе! На Средиземном море! И красавец адмирал флотилии королевских галер, брат любовницы короля, держал ее в своих объятиях.

«Боже! Ведь… я была его любовницей», — подумала Анжелика.

Тут она обнаружила, что маркиз, воспользовавшись тем, что она погрузилась в воспоминания, завладел ее губами и целовал их с большим знанием дела. Он и в самом деле умел целоваться, этот сибарит!

— Пре… прекратите, — сумела пробормотать она, вырываясь на этот раз достаточно энергично, — я вам запрещаю.

— Но вы мне только что казались такой доступной…

— Это вовсе не так… — протестовала Анжелика, пытаясь выбраться с этого канапе-ловушки. — Вы меня так поразили вашим открытием, что я думала совсем о другом.

— Как же умеют женщины разочаровывать! — жаловался маркиз. — А вы, Анжелика, умеете это лучше всех! Я от вас такого не ожидал.

— Но я же вам ничего не обещала.

— Разве вы приехали в Квебек не для того, чтобы…

— Чтобы грызть карамель и есть яблоки, сидя с вами у камина… ничего другого.

— Я вам в тягость?

— Иногда, — подтвердила она.

Она выпрямилась и села, приводя в порядок прическу и разглаживая складки платья. Герцог де Вивонн… Ей было крайне неприятно узнать, что где-то рядом находится тот, кто знал так много о ее прошлом. Без сомнения, это он бросил те слова в день их приезда, когда Жоффрей выходил на площадь со своими знаменами… «На Средиземном море его серебряный щит был на красном фоне».

«Какое невезение! Это катастрофа! — говорила она себе в отчаянии. — Он нас узнал… Он может нам навредить…» Но затем она подумала, что если он скрывается под фальшивым именем, он не хочет, чтобы о нем самом узнали в Канаде. Однако то, что он так уверенно поздоровался с ней, было очень тревожно.

— Вы меня так огорчаете, — вздыхал Виль д'Аврэй.

— Ах! уж вы-то, по крайней мере, не теряйте голову, — отмахнулась от него Анжелика.

Но, видя, как он расстроен, и подумав, что благодаря ему она живет в этом замечательном месте, она запечатлела на его щеке братский поцелуй.

— …Перестаньте же дуться, мой дорогой, вы ведь знаете, как я вас люблю, и предпочитаю вас всем остальным. Зима еще только начинается. Если мы поссоримся с самого начала, то что же будет дальше. Ну, будьте же благоразумны, маркиз!

Виль д'Аврэй заявил, что, искренне обожая ее, он не хотел причинять ей никаких неприятностей, что ему просто хотелось внести некоторую легкость в ее жизнь, а его поцелуи должны были излечить ее от излишней серьезности и дать ей почувствовать, что жизнь прекрасна и не стоит все превращать в трагедию. Ведь все эти любезности не ведут ни к каким последствиям, не так ли? Анжелика согласилась. Они рассмеялись, по-родственному поцеловали друг друга и оба поклялись в верности и поддержке, как в те славные времена, когда они вместе были против Амбруазины-демона.

Анжелика охотно признала, что без помощи Виль д'Аврэя она не смогла бы узнать о скрытой стороне жизни в Квебеке, о тех тайных делах, которые ее пугали. Но он знал все, и это помогало ей избавиться от страха.

Детские голоса и смех вернули ее к реальности. Онорина и Керубин вошли во двор и приближались к дому. Анжелика попросила Виль д'Аврэя возвратить канапе его приличный вид.

— Покажите мне все-таки, как действует эта ваша дьявольская система?

Но маркиз отказался.

— Чтобы вы потом могли им пользоваться с кем-нибудь другим? Ни за что.

«Я постараюсь избежать встречи с ним», — решила Анжелика. Она думала о герцоге де Вивонне, брате Атенаис де Монтеспан, которого, к несчастью, судьба привела в Квебек именно тогда, когда в нем находилась Анжелика.

Но последние дни этой первой недели принесли ей столько различных дел и хлопот, что она на какое-то время перестала об этом думать.

Можно было подумать, что она всегда жила в Квебеке, так быстро она освоилась с тем образом жизни, которому всегда отдавала предпочтение. Так, например, что могло быть приятнее, чем начинать день с утренней мессы, вставая каждый день на заре и встречая восход солнца.

Она выходила на порог своего дома, чтобы идти на службу в церковь, сопровождаемая, как обычно, Пиксареттом и Адемаром, которого она спасла, обратившись за помощью к Кастель-Моржа, и несчастный солдат был восстановлен в армии. В качестве часового ему было поручено охранять дом мадам де Пейрак и, следуя за ней повсюду, обеспечивать ее личную охрану.

М-ль д'Уредан, ее соседка напротив, все еще отказывалась ее принять. Когда Анжелика появлялась на пороге ее дома, английская служанка тут же захлопывала дверь перед ее носом.

Зато индейцы из маленького лагеря всякий раз окружали ее, когда она выходила на улицу, и вместе со своими собаками провожали Анжелику до самой церкви. Анжелика навещала нуждающихся бедняков, и среди них старого папашу Лубетта, жившего в конце их улицы, о котором ей рассказал Виль д'Аврэй.

— Представьте себе, что в день вашего приезда о нем все забыли. А ведь он немощен и одинок, и если бы не я, он бы умер. Я вспомнил о нем утром и поспешил ему на помощь. Это старый медведь, очень вспыльчивый, но интересный. У него есть прекрасная индейская трубка и восхитительный дубовый буфет.

Мадам де Меркувиль предложила Анжелике для грязной работы своего раба-индейца из племени панисов — единственного из индейских племен, дающего рабов для их же собратьев-индейцев. Но затем она внезапно передумала.

— Нет! С тех пор, как его клеймили цветком лилии, я не могу с ним управиться. Я боюсь, что он вас разочарует…

Она объяснила, что вначале она не могла нахвалиться на этого прекрасного мальчика, купленного ею у «путешественника», возвращающегося с Больших Озер, за пятнадцать ливров и затем крещенного ею.

Но однажды он украл во время пожара топор, и за эту кражу, считавшуюся очень тяжким преступлением, его клеймили в соответствии с французским законом. Но в результате он лишь возгордился этим, говоря, что теперь он не принадлежит никому иному, как королю Франции, и будет выполнять только его приказания.