Наследник огня и пепла. Том I (СИ) - Добрый Владислав

— Эй, Сперат, что такой грустный? — крикнул я ему.

— Просто не привык убегать, — ответил он своим басом и испуганно глянул на меня. Понял что ляпнул от души и, нечаянно, правду. А с начальством надо от души лгать. — Простите мой сеньор, это не мое дело.

Я рассмеялся.

— Вот сразу видно, Сперат, что ты не из рыцарей. Что делают рыцари, если они атаковали врага, но не убили его? — спросил я.

— Они продолжают драться, — недоуменно ответил Сперат.

— Нет, мой юный оруженосец! — настроение было такое отличное, что я снова засмеялся.

— Я чуть старше вас! — обиделся Сперат.

— Рыцарь выходит из боя и ждет, пока оруженосец подаст ему новое копье. А потом выбирает удобный момент и бьет снова! — не обращая внимания продолжил я.

— То есть, мы берем разбег? — просиял Сперат.

— Вот, начинаешь понимать! — кивнул я ему. А потом отвернулся и улыбаясь поглядел в сторону гор. Где-то там жили горцы. Бандиты и головорезы, умудряющиеся выживать на границе с дикими землями. А еще дальше, упорные длиннобороды, чей хирд внушает опасения даже рыцарям. Они один раз мне помогли. Будет вежливо с моей стороны, сказать им спасибо. И спросить, не могу ли я чем либо помочь им. Вполголоса, не переставая улыбаться, я сказал сам себе:

— Нам просто нужны запасные копья. И много.

Эпилог

Древняя дорога между Отвином и Караэном, вымощенная желтым камнем, ночью казалась белой. Может, так лег свет ночного светила, может, так на неё действовала местность. Дикие земли подходили тут к к дороге вплотную и иногда происходило странное. И приходило странное. К счастью, по обе стороны дороги, идущей по искусственной насыпи, простиралось болото. И как бы не пугали внимательных наблюдателей светящиеся жуки размером с бутылку, или двигающиеся кочки, или ни на что непохожие звуки — все же из болот редко лезло что-то серьезней гоблинов да пиявок. Но иногда слишком самоуверенные путники пропадали. Чаще всего, ночью. А во время жарких дней, уровень воды в болоте падал и под отступившей тиной показывались человеческие или лошадиные кости и подгнившее дерево повозок. Поэтому торговцы сбивались в большие и длинные караваны в десятки и сотни телег, к которым прибивались путники идущие пешком или просто крестьяне на телегах. А охрана и возницы то и дело с подозрением обшаривали взглядом чахлые заросли корявых деревьев и зеленый ковер болота.

На ночь приходилось останавливаться на встречающихся не так часто клочках сухой земли, на которых можно было сбиться в кучу. В одну из таких ночей молодой охранник медленно прохаживался вдоль ряда телег, когда его внимание привлек тихий шорох. Со стороны болота. Приготовившись крикнуть, чтобы позвать своих, он повернулся на звук и поднял повыше факел. Да так и застыл, раскрыв рот. Забыв обо всем.

Безупречно красивая девушка смотрела на него огромными глазами. Он удивился гладкости бледной кожи, что на ощупь должна быть нежной, как лебяжий пух. Проследил за такой изящной шеей и едва не задохнулся — из одежды на незнакомке было так мало, что это лучше бы было назвать украшением, а не одеждой.

Молодой парень понял, что маркитантки обоза еще долго не смогут вызвать у него интерес. Силясь что-то сказать, охранник только и успел, как с хлюпаньем втянуть слюни, а эта невероятной красоты дева уже приблизилась к нему. Вот она стоит в пяти шагах, на самом краю пятна света отбрасываемым факелом, а вот уже совсем рядом. Почти вплотную. Положила пальчик ему на губы. Оглянулась по сторонам с озорным выражением лица. А потом, с неожиданной силой схватила его за ремень и потянула за собой, в сторону кустов, росших на границе с болотом. Прежде чем парень успел понять что происходит, борясь с надеждой и вожделением и все еще пытаясь что-то сказать, красавица вдруг прильнула к нему. Приблизила свое личико к его лицу. Охранник ещё успел подумать, как хорошо что он ест ужин последним и поэтому он еще не успел нажраться чеснока. А в следующую секунду прекрасная незнакомка раскрыла ротик и потянулась к нему, словно для поцелуя.

Может парень и был юн, но проведя полгода в охране купцов, он успел стать мужчиной. И знал что делать. Он тоже потянулся навстречу, намереваясь ответить на поцелуй. Правда, его немного смущал запах. Воняло сладкой гнилью. Возможно, от болота. Красивые, алые губы незнакомки раскрывались все шире и шире, растягиваясь. И вот уже парень заглядывал в огромную, усеянную треугольными зубами пасть. Он пропустил момент, когда сладкие губки превратились в жуткий оскал. И дернулся в ужасе, легко оторвав маленькое девичье тело от земли. Хоть и легкая, девка обвила его руками и ногами. И теперь держала его стальной хваткой. Её тонкие руки стали вдруг твердые, как дерево.

Крикнуть он уже не успел — жуткая пасть сомкнулась на его лице, раскусив кости черепа с той же легкостью, с какой люди надкусывают яблоко. Лишившись лица от нижней челюсти до лба, с болтающимся в огромной ране языком, охранник все же попытался крикнуть, но из его шеи, сдавленной такими тонкими, и такими сильными пальцами, вышло только немного воздуха. Тихий писк умирающего был почти не слышен на фоне веселого и красивого смеха незнакомки. Будто серебряные колокольчики покатились по мраморному полу.

Через полчаса, когда старый колдун и верный слуга госпожи Лупакии, Эфест, вместе со своим сыном и остальными мужчинами помогал охране искать пропавшего, его сын Катамир, вдруг шепнул ему:

— Может, пора?

Эфест схватил своего сына за воротник. Едва сдержавшись, чтобы не ударить Катамира факелом.

— Что-то я устал. Отойдем в сторону, — выдавил Эфест. Двадцать лет он пресмыкался перед самой тупой вампиршей, какую только сумел найти. Он балансировал на краю, выправшивая себе нежизнь, точно зная что Лупакия никогда его не обратит. Слишком слаба для этого “золотая конкубина”. А ведь вампир теряет часть своей силы, обращая в себе подобного одного из людей. А "золотая конкубина" всего лишь одна из сотен шлюх Золотого Императора. И слишком молода для того, чтобы заподозрить что кто-то может не хотеть стать "аристократом ночи". Лупакию было легко обмануть.

Ничего больше не боялся Эфест, чем того, что он станет омерзительной немертвой тварью. Лупакия оценила мастерство магистра Эфеста. Но она оказалась… Недостаточно могущественна не только для того, чтобы обратить его, но и для того, чтобы с её помощью он смог бежать из Золотой Империи. Он и его семья. И вот, после стольких лет унижений, надежды и отчаяния, он как никогда близок к тому, чтобы сбежать. А его сын начал терять голову и заговорил об убийстве их госпожи прямо на глазах у десятков людей. Идиот!

— Что изменилось? — спросил Эфест у сына. Катамир удивленно посмотрел на него. Эфест сдержался, чтобы не ударить его, как когда-то в детстве, когда сын плохо выучил урок. Катамир не был тугодумом, но ему было уже шестьдесят, а пламя магии не так ярко пылало в его сердце. Он старел и становился глупее. Но вот в глазах Катамира погас опасный огонек. Он с тоской посмотрел на повозку, в которой были его жены и дети. У Эфеста был только один сын, но зато аж шесть внуков. Это большая удача, как ни посмотри.

Эфесту вдруг стало жалко сына. Конечно, тот думал только о семье. Старый колдун внимательно осмотрелся. Не подслушивает ли кто? Он не боялся Лупакии. Эта надменная тварь не будет подслушивать слуг. Однако, жизнь в Золотой Империи приучила Эфеста, что опасаться надо отнюдь не чудовищ во тьме. Люди, вот кто понастоящему опасен.

Люди удивительно легко служат чудовищам. Охраняют их пока те спят, приводят им еду, строят им дома, шьют одежду и убивают их врагов. Только для того, чтобы вечные господа отметили среди сотен смертных слуг кого-то чуть более полезного.

Прокрутив в голове свой короткий диалог с сыном, Эфест убедился, что никто посторонний не смог бы понять, что речь шла об убийстве Лупакии.

Они могли бы убить конкубину в любое время за последние лет семь. У них был доступ к её покоям, с её саркофагом в котором она пряталась по ночам от солнца. Эфест был её доверенным лицом, это он набирал ей слуг и охрану. Но вампиры, эти отрыжки божественной ненависти, связаны своими Линиями Крови. Убей одного и сотни сородичей почувствуют его смерть. А десятки увидят лицо убийцы. А некоторые смогут рассмотреть и что-то еще. Убить Лупакию и сбежать — плохой план. Потому, что сразу после “убить” будет фаза “сбежать” от сотен вампиров, которые захотят принести головы Эфеста и всей его семьи Императору. Это отличный способ обратить на себя внимание при дворе. А убийство конкубины почти так же оскорбительно, как банальный плевок в лицо Императора. Это будет настоящая императорская охота. Даже искусства десяти таких, как Эфест, не хватит чтобы уцелеть и скрыться.