Дипломат - Джеймс Олдридж.

– Так что же сказал Дрейк, моя дорогая? – спросил Эссекс.

– Ничего не сказал. Он еще не знает.

– Мне очень жаль, что я вас подвел.

– Меня никто подвести не может, – ответила Кэтрин.

Ехать было недалеко, и машина вскоре свернула к подъезду большого особняка, из высоких стрельчатых окон которого лился свет.

– Раньше это была резиденция какого-то свеклосахарного миллионера, – пояснила Кэтрин. – Все эти особняки достались революции в дар от старого режима.

– Молотов живет здесь? – спросил Эссекс. Машина подкатила к высокому крыльцу с колоннами и остановилась.

– Нет. Местожительство Молотова и других никому не известно. В России не принято выставлять напоказ свою частную жизнь. А это – специальное помещение для приемов и для иностранных гостей.

Внутри перед ними открылась широкая мраморная лестница, и Эссекс обрадовался: фон для эффектного появления превосходный. Они сдали свои пальто проворным пожилым гардеробщикам у подножия лестницы, где вешалки уже ломились от тяжелых шуб, меховых манто, шинелей, раззолоченных фуражек, каракулевых шапок и самых обыкновенных кепок, какие обычно носит рабочий люд, и стали подниматься по лестнице.

Стук золотых каблуков Кэтрин о мрамор лестницы расчищал им дорогу в толпе. Эссекс шел с Кэтрин, а Мак-Грегор следовал позади. Кэтрин вся была голубая с золотом, и Мак-Грегор никак не мог охватить ее взглядом – почему-то ее облик дробился перед ним на отдельные части. Лиф ее голубого платья был густо расшит золотом, в ушах качались тоненькие подвески серег, переливавшиеся в электрическом свете. На шее не было никаких украшений, и в вырезе платья немножко угловато выступали ключицы, но это шло к ее красоте, к правильным чертам лица, длинной шее и волнистым волосам. Эссекс величаво выступал рядом; он явно демонстрировал ее, и от Мак-Грегора это не укрылось.

На площадке лестницы Кэтрин оглянулась. – А где же Мак-Грегор?

Он в эту минуту нагнал их и вдруг увидел совсем близко ее лицо.

– А, вот вы! Что вы там застряли?

– Я просто шел не торопясь, – вежливо ответил он.

На мгновение она как будто смутилась, но Эссекс уже взял ее под руку. В сущности, в поведении Мак-Грегора не было для нее ничего удивительного. Она знала, что весь этот мишурный блеск ему не по душе. Знала и не могла отказать себе в мелочном удовлетворении мысленно забавляться его молчаливой неприязнью. Потом она перестала о нем думать и сосредоточилась на роли англичанки Кэтрин, в которой ее хотел видеть Эссекс. Мак-Грегор не пошел за ними. Он остановился у стола со сладостями, стоявшего здесь же на площадке, съел несколько конфет и отправился бродить в толпе.

Войдя в первую из анфилады приемных комнат, Эссекс оглянулся по сторонам. Это был, очевидно, бальный зал. Натертый паркет блестел, с потолка спускалась огромная хрустальная люстра, на хорах уже разместились музыканты. Гости длинной вереницей тянулись в конец зала, где стоял Молотов, рукопожатиями и любезными поклонами приветствуя каждую подходившую группу. Так, значит, приемы у них по всем правилам, сказал себе Эссекс. Вокруг были женщины в драгоценностях и мужчины при орденах, русские и иностранцы, дипломаты и журналисты. Эссекс не смешался с толпой, двигавшейся к Молотову. Он спокойно выжидал, благословляя свою счастливую звезду, подсказавшую ему решение приехать на этот прием. Ему уже ясно было, что успех обеспечен. Он непринужденно беседовал с Кэтрин посреди зала, зная, что после Молотова он здесь центральная фигура. Сам бог послал ему Кэтрин специально для этого случая. И Мак-Грегор тоже был как раз то, что требовалось, – Мак-Грегор в своем сером костюме, со своим ученым видом; только Англия могла произвести на свет подобного Мак-Грегора, неподражаемого в своей скромности, и только Эссекс мог соединить в своей свите такого застенчивого человека науки и такую блестящую красавицу. Все получилось как по заказу.

Эссекс знал, что делает; он стоял, не двигаясь с места, и только время от времени поглядывал в сторону Молотова. Наконец Молотов его заметил и, покинув свой пост, направился к нему, сияя радушной улыбкой. Молотов поклонился Кэтрин, сказав ей по-русски «Здравствуйте!», затем энергично пожал руку Эссексу. Он продолжал говорить по-русски, и Эссекс оглянулся, ища Мак-Грегора, который мог бы служить переводчиком. Только тут он заметил, что Мак-Грегора нет поблизости. На мгновение Эссекс почувствовал себя неподготовленным и беспомощным. Однако он быстро овладел собой и по-английски заговорил о том, как ему приятно быть здесь и снова иметь случай лично видеть мистера Молотова.

Кэтрин наконец пришла ему на помощь. – Мистер Молотов говорит, что вы приехали как раз во-время. Он уже не надеялся встретиться с вами еще раз.

– Передайте ему, Кэти, мое удивление по поводу того, что он в Москве. Я думал, что он куда-то уехал. – Пока достаточно этого тонкого упрека. С тем, что ему нужно от Молотова, можно подождать.

Когда Кэтрин кое-как управилась с переводом, Молотов подвел их к своей группе, где были Вышинский, Майский, Микоян, Литвинов и желтовато-бледный Корин из министерства иностранных дел; оставив их, он возвратился к другим гостям, и Эссекс на мгновение почувствовал себя среди друзей. Только накануне отъезда из Лондона он читал весьма авторитетно составленное конфиденциальное сообщение, в котором говорилось, что Литвинов выслан, а Майский находится под домашним арестом. Глядя теперь на обоих дипломатов, Эссекс спрашивал себя, какой дурак послал это сообщение. Вероятно, Мелби. Он поговорил со всеми, за исключением Литвинова, которого куда-то отозвали, затем вместе с Кэтрин двинулся дальше. Формальности были выполнены, можно было развлекаться.

Народу все прибывало, и Эссексу наскучило стоять на одном месте. Он обходил зал, внимательно присматривался к окружающим его людям. Это было его первое настоящее знакомство с русским обществом. Кэтрин опиралась на его руку, и люди вежливо уступали им дорогу. Не выказывая внешне своего любопытства, Эссекс то и дело вполголоса спрашивал Кэтрин: «Кто это?» Кэтрин знала всех – и дипломатов в белоснежных манишках и русских генералов со множеством орденов на груди.

– В них все-таки чувствуются русские, Кэти, – с апломбом рассуждал Эссекс, поглядывая на генералов и думая о пьесах Чехова. – Пусть это большевики, но они русские.

Она усмехнулась и указала ему на Буденного, невысокого крепыша с густыми длинными усами, топорщившимися, когда он смеялся.

– Кавалерист, – сказал Эссекс. – Я читал, что он одним ударом шашки мог разрубить человека пополам; глядя на него, можно этому поверить.

Кэтрин продолжала свои пояснения. Писатель Эренбург – седеющий человек с брюзгливой складкой губ и печально ссутуленными плечами – оживленно беседовал с балериной Лепешинской. Среди гостей было много писателей, актеров, балерин, генералов, министров, музыкантов, композиторов, оперных певцов. Мимо прошел поэт Симонов со своей женой, худощавой блондинкой, и Эссекс, поглядев им вслед, заметил, что он больше похож на румына, чем на русского.

Потом Кэтрин обратила внимание Эссекса на хрупкую, бледную женщину, стоявшую рядом с высоким седым человеком.

– Это Уланова, – сказала она. – Наша Жизель.

– А посольства представлены? – спросил Эссекс.

– Чехи здесь, поляки и французы тоже и кое-кто из американцев. Все – не все, но большинство явилось.

Кэтрин огляделась по сторонам. – Куда это Мак-Грегор девался? – сказала она.

– Можно на время позабыть о Мак-Грегоре, – заметил Эссекс.

Людей набралось уже столько, что стало трудно продвигаться в толпе. Эссекс остановился у одной из стенных ниш, чтобы осмотреться. Смуглый седой человек отвесил ему издали церемонный поклон, затем подошел ближе.

– Добрый вечер, лорд Эссекс, – сказал он по-английски с безукоризненным кембриджским выговором.

– Добрый вечер, – ответил Эссекс.

– Добрый вечер, мисс Клайв.

– Здравствуйте, – сказала Кэтрин. – Собхи Ала, из иранского посольства, – представила она.

– Мой посол просил меня быть здесь, – сказал Собхи Ала. – Мы не предполагали присутствовать, но, узнав о том, что вы будете, изменили свое решение. – Он сложил темные руки на животе.

– Вы знакомы с вашими соотечественниками, приехавшими из Азербайджана? – спросил Эссекс.

Иранец подергал себя за щетинистые усы. – Я знаю их только по имени.

– Что же, вот вам случай узнать их намерения. – Эссекс не мог отказать себе в этом удовольствии; настроение у него было превосходное.

– Я имею строгие инструкции не вступать с ними в общение.

– Отчего же? – Эссекс улыбнулся. – Боитесь заразиться?

– Мне кажется, вы их недооцениваете, лорд Эссекс. – Его медлительная английская речь словно стекала с тонких губ. Он был мало похож на иранца, и в голосе его не слышалось персидских интонаций. Черты лица у него были мелкие, но правильные. Седая шевелюра, костюм, все повадки были европейские, точнее сказать, английские, такие же английские, как и его произношение.