Верная Рука - Май Карл Фридрих

Пока мы ехали по следу, я был все время между Виннету и Олд Шурхэндом; оба они молчали. Тем громче звучал разговор, шедший у нас за спиной. Олд Уоббл ехал между Паркером и Холи. Старый ковбой не мог, конечно, в таком положении оставаться спокойным. Он высказывал свои предположения, которые его спутники сурово критиковали, и ему не оставалось ничего иного, как скрепя сердце принимать их довольно обоснованные возражения.

— Вы можете говорить, что вам угодно, — слышал я сзади, — однако я думаю, что мы негодяев скорее всего не поймаем, если не станем поступать умнее, чем до сих пор.

— Почему же, Олд Уоббл? — спрашивал Паркер. — Я думаю, что те трое впереди нас очень хорошо представляют себе, что делают.

— Вы думаете? Действительно? Почему же мы тогда так медленно плетемся за этими краснокожими, не нападая на них?

— Потому что джентльмены, вполне вероятно, ожидают, пока не наступит вечер.

— Ну, это уже лучше, значительно лучше! Сейчас индейцы нас не видят, а вечером мы их не сможем разглядеть. И уж тогда наше присутствие наверняка будет обнаружено ими.

— Послушайте, мистер Уоббл, наши предводители не дети, а мужчины, и хорошо знающие, что делают!

— О! Хм! Если бы я скакал впереди как предводитель и хотел бы что-нибудь сказать, я придумал бы кое-что получше.

— Что именно, позвольте узнать.

— Я бы сделал все гораздо быстрее.

— Как это?

— Я бы приказал отпустить поводья и просто-напросто напасть на краснокожих.

— О, Олд Уоббл, это было бы глупее всего, что вы только могли придумать.

— Почему вы так решили?

— Потому, что команчи наверняка услышат и увидят нас заранее и, несомненно, успеют удрать.

— Что ж тут такого? Мы бы их обязательно догнали и захватили.

— Это легко сказать. А если они будут от нас убегать в разные стороны, кто-нибудь из них сможет легко удрать. А этого ни в коем случае допустить нельзя. Разве я не прав, мистер Шеттерхэнд?

Я повернулся к ним и ответил:

— Да. Не мешайте мистеру Каттеру говорить! Он не знает намерений Виннету, и нельзя поэтому его мнение считать глупым.

Старик вопросительно посмотрел на меня. Он хорошо понял, что я думаю, но тем не менее вознамерился спрашивать дальше; поэтому я разъяснил ему:

— Виннету хорошо знает, что в часе езды отсюда находится ложбина, через которую идет прямая дорога к оазису Кровавого Лиса. Она довольно глубокая и длинная, так что находящийся в ней не сможет разглядеть, что делается наверху, на ровной поверхности пустыни. Вот мы и хотим подождать, пока команчи не втянутся в эту ложбину, только и всего.

Тогда вмешался апач:

— Мой брат хочет наделить меня чужой славой. Этот план не мой. Он сам уже вчера вечером, перед тем как мы уснули, говорил об этом.

— Нет, это была твоя идея, — возразил я.

— Я только хотел сказать об этом, но ты успел высказаться раньше.

— Ну вот, опять произошло так, как всегда. Мой брат Виннету думает точно так же, как и я.

— Да, мои мысли совпадают с твоими, а твои с моими, потому что мы как-то раз смешали капли нашей крови и выпили их вместе, и сейчас у нас не два сердца, а одно, общее. И получается, что мы думаем оба об одном и том же и всегда одновременно догадываемся о том, что должно произойти. Вот через час мы захватим команчей в низине, в песках.

— Чтобы никто из них не смог бы ничего никому рассказать?

Как только я произнес последнюю фразу, Виннету вопросительно посмотрел на меня, но только одно мгновение, а потом спросил:

— Мой брат хочет поговорить с молодым вождем?

— Да.

— Ты думаешь, он скажет тебе все, что ты захочешь у него узнать?

— Да.

— Большой Шиба, хотя и молодой, но достаточно сообразительный. Я знаю, что Олд Шеттерхэнд умеет поставить такие вопросы, произнести такие слова, что даже очень хитрого человека сможет заставить сказать то, что ему надо. Ну, а Большой Шиба тоже это знает и потому будет молчать.

— Он заговорит, потому что поверит, что я пришел к нему не как враг, а его встретил случайно. Поэтому я поеду не вслед за ним, а отделюсь от вас и сделаю небольшой крюк по пустыне, как будто я подъехал к ложбине с противоположной стороны. И он решит, что я приехал от Кровавого Лиса, из оазиса. Поэтому он будет думать, что след его я не видел и ничего не знаю о его намерениях. Он поверит, что меня будет легко подловить, что я для него совсем не опасен, а поэтому не только станет со мной разговаривать, но даже не очень внимательно будет следить за своими словами, и я услышу, что мне нужно. Теперь тебе все понятно, мой краснокожий брат?

— Я понял, однако зачем тебе рисковать, чтобы сегодня узнать вещи, которые завтра ты сможешь выяснить безо всякого риска?

— Потому что я надеюсь, что мне это даст больше выгоды сегодня, чем завтра. Ну, а опасность? Виннету знает, что прежде чем со мной что-нибудь произойдет, я сумею это узнать.

— Уфф! Однако ты подумал о том, что команчи, как только тебя увидят, посчитают заложником?

— Я и об этом подумал, однако у меня существует щит, с помощью которого я сумею отвести любой выстрел и удар кинжалом.

— Что же это за щит?

— Большой Шиба.

— Уфф, уфф! Я понял, что мне нет нужды предупреждать моего белокожего брата; он вполне может сделать то, что задумал.

— Поэтому мне остается только сказать еще, как я хотел бы увидеть ваше приближение к ложбине. Она простирается в песках с запада на восток. Вы разделитесь на четыре группы, как только увидите, что команчи проехали в нее. С четвертой частью своих воинов ты поскачешь галопом на восток, к выходу из ложбины; Олд Шурхэнд поскачет с другой четвертью на юг, а Энчар-Ро с третьей четвертью — на север. Олд Уоббл с остальными продолжит свой путь и остановится у входа в ложбину, где в это время будут находиться враги, и те окажутся окруженными со всех сторон. Но, конечно, все это надо проделать так, чтобы вас никто из них не смог увидеть или услышать. Я знаю, что выстрел из моего ружья «медвежий бой» прогремит по всей долине и будет вами услышан. Как только я выстрелю, нападайте со всех сторон, и я убежден, что ни один команч от нас не уйдет. Одобряет ли этот план мой краснокожий брат?

— Да, конечно, — ответил он коротко.

У Олд Шурхэнда, однако, были кое-какие сомнения на этот счет, и он сказал,

— По чести, план хороший, сэр, но мне кажется, однако, что он чересчур смел!

— Совсем нет!

— Подумайте: что тут сможет сделать даже очень опытный вестмен, когда в него будут стрелять?

— Уклоняться от пуль.

— Сэр, это легче сказать, чем сделать. Поймите, я вам полностью доверяю; однако я вас так люблю и не знаю, что…

Но тут в разговор вмешался апач:

— Виннету еще больше его любит и, однако, согласен отпустить; мой брат Шурхэнд может поэтому не беспокоиться; есть четыре острых глаза, которые зорко будут следить за Олд Шеттерхэндом, — это твои и мои глаза.

— И мои тоже! — присовокупил Олд Уоббл, ударив себя в грудь. — Он доверил мне командование и может быть уверен, что ничуть не ошибся. Горе краснокожим мошенникам, если с его головы упадет хоть один волосок; моя пуля не пролетит мимо! This is clear!

Такое темпераментное заверение надо было как-то смягчить! И я попытался его немного успокоить:

— Не горячитесь, мистер Каттер! Я оказал вам доверие, чтобы убедиться в том, что вы не всегда поступаете своевольно, а в состоянии точно выполнить договоренность. Если это не так, то будьте уверены, что я вам уже никогда ничего не поручу. Сейчас не спеша отправляйтесь со своей группой вперед, пока не достигнете входа в ложбину, где и оставайтесь в засаде, ничего не предпринимая, пока не услышите выстрел из моего ружья. И как только прозвучит выстрел, галопом скачите вперед, пока не приблизитесь к команчам. Это все, что от вас требуется, все.

— Well! Все вполне ясно! Я сделаю все в точности так, как вы приказали. Не хочу повторяться, что Олд Уоббл не мальчик, чтобы совершать глупости.

— Хорошо! А теперь я должен от вас уехать, чтобы вовремя быть у противоположного конца ложбины. Удачи! Особенно в том, что касается задуманного нами.