Седьмая вода - Галина Валентиновна Чередий

— Ну, или так. Но если без шуток, кто тебя пасти может и зачем? — посерьезнел Леха.

Я промолчал, размышляя. Вариантов, учитывая текущие дела фирмы, несколько.

— Просто хотелось бы определиться: это твои личные неприятности или они всей нашей конторы? — не дождавшись ответа, нахмурился он.

— А если мои личные, то что?

— Да, в принципе, без особой разницы, просто хотелось бы знать, чего ожидать и как себя вести.

— Как только я сам буду точно знать, обещаю поставить всех вас в известность.

— Ладно, шеф. Просто будь в курсе, если твои личные дела пойдут так, что нужно будет… слегка уклониться от буквы закона, можешь рассчитывать на меня.

Я глянул искоса на невозмутимое лицо бывшего десантника. Знаю, что эти слова не попытка лизнуть зад владельцу фирмы. Никакого пафоса или заискивания в тоне Лехи не было. Он просто спокойно ставил меня в известность, что могу на него положиться, и я точно знал, что так оно и есть.

— Личные, говоришь? А ради конторы, значит, нет?

— Не-е-е, шеф. Все дела конторы нужно вести строго в рамках, так сказать. Слишком много народу может пострадать в случае чего. Если, не дай Бог, подставимся, и фирму закроют, мне что, охранником в супермаркет идти?

Я просто кивнул, прекрасно зная, что он прав. Как бы дела не пошли, подставлять сам ЧОП нельзя.

— Ладно, я домой тогда, — сказал я, зная, что любые слова благодарности сейчас будут излишними.

— Давай я за тобой проедусь, — предложил Леха.

— Не надо. Не думаю, что они сегодня еще объявятся, — отмахнулся я.

Подъехав к дому, я немного постоял перед воротами, размышляя, что сказать отцу и как. Ясное дело, что теперь до него уж точно дойдет инфа о сегодняшнем эпизоде. Ничего не случилось, но он же не мальчишка вчерашний, которого я могу успокоить парой оптимистичных фраз. Значит, нужно дать ему понять, что у меня все под контролем, и его вмешательство особо не требуется. Вот только тогда я должен владеть всеми фактами и иметь четкий план действий для любого варианта развития событий. У отца с этим строго. С ним общими словами не отделаешься.

Пока я размышлял, на нашу улицу свернула машина с мощными ксеноновыми фарами, яркий свет которых заставил меня прищуриться, и спустя полминуты затормозила около моего джипа. Мгновенно свело судорогой челюсти, когда я узнал до омерзения знакомую тачку Марка. Он что, совсем страх потерял — вот просто так взять и припереться к нашему дому? Я же его, суку, в этой его консервной банке прямо тут в асфальт укатаю. Но если мне казалось, что я разозлился сразу, то названия тому, что я испытал, когда Марик выскочил из тачки и галантно открыл пассажирскую дверь, у меня вообще не было. Потому что из машины выбралась Василиса. И она улыбалась этому ушлепку! Ярость бухнула внутри, в единое мгновение выжигая все мои сегодняшние размышления и выметая напрочь все долбаные установки из башки. Это опять со мной происходило — когда твой разум моментально переключается в режим «уничтожить это нахрен!». Все пространство просто сужается до единственного узкого тоннеля от тебя до цели. До места, где в эту секунду сосредотачивается вся бушующая в тебе агрессия. И, возможно, уже несколько минут спустя я пожалею обо всем и жалеть буду долго, но прямо сейчас, выпрыгивая из джипа, я ощущал нечто вроде извращенного кайфа, злобного предвкушения того, как дам полную свободу своему гневу.

Я уже видел, как побледнело и вытянулось лицо сукина сына, и почти ощутил, как будут болеть мои костяшки, после того как я обращу его физиономию в кровавое месиво, а я буду наслаждаться каждой минутой этой боли. Между нами оставались считанные метры, когда калитка распахнулась, и на улицу решительно шагнул отец.

— Стоять! — рявкнул он так, что странно, как уцелели стекла в окружающих домах. Не зря у его подчиненных никогда не было и тени мысли ему не подчиниться. Не сказать, что меня его приказ остановил и полностью привел в чувство, но притормозил точно.

— Арсений, Василиса, — в дом! — тем же тоном, не терпящим никаких возражений, приказал он, — Марк — домой!

— Я вообще-то поговорить хотел… — все же попытался возразить Марк, и меня снова накрыло от самого звука его голоса. Но отец встал между нами, словно непробиваемая стена.

— Марк, тебе не рады в этом доме. Личных разговоров не будет. Есть что сказать по делу — в офис в рабочие часы, — отрезал отец.

Я стоял, даваясь бурным дыханием и стараясь прогнать хоть немного красную пелену из сознания. А еще силился рассмотреть выражение лица Василисы в полумраке улицы. Что я там увижу? Злость сродни собственной? Разочарование? Или страх за этого засранца? Неужели она все же испытывала к нему тогда настолько сильные чувства, что одной встречи достаточно, чтобы вернуть их?

— Ладно, как скажете, дядя Максим, — слух резануло то, что он называет отца, как когда-то в нашей юности. — Приду в офис. Я не гордый!

Давай, сука, приходи! Буду ждать с нетерпением!

Марк прыгнул в машину и с пробуксовкой сорвался с места. Отец демонстративно распахнул калитку пошире и дернул головой, давая знак нам с Васькой шевелиться. Она первая без единого слова проскользнула во двор, а я пошел за ней, чувствуя на затылке тяжелый взгляд отца. Почти вбежав в дом, Василиса прямиком понеслась к лестнице.

— Стоп! — опять последовал окрик отца. — Василиса, на кухню зайди!

Моя Снежная королева сверкнула гневно через плечо зелеными глазищами, но, однако, подчинилась.

— Ты тоже иди давай! — подтолкнул меня в спину голос отца.

На кухонном столе возвышалась большая бутыль в оплетке из толстого шпагата в компании двух стаканов.

— Сели и поговорили! Вы у меня не выйдете отсюда, пока не сможете друг с другом как нормальные люди разговаривать. Скоро Марина вернется, и ей совершенно не нужно, чтобы вы тут ходили вокруг и искрили!

Он с грохотом захлопнул за мной дверь, оставляя нас с Василисой наедине.

ГЛАВА 17

Василиса.

Думала ли я за эти годы, что скажу, случись мне снова встретиться с Марком? Да, сотни раз. И об этом, и о том, что, может, не так нужно было уйти, по-другому как-то поступить? Все всем высказать. Разбить, уходя, всю посуду. Никогда не проводить ту ночь с Арсением, которая не отпускает до сих пор. Или наоборот — проведя ее, не сбегать, а гордо бросить признание