Сказания о русских витязях - А. Лидин

Будучи утружден путешествием, лег я на софу и проспал до самой ночи. По наступлении оной, меня разбудили, прося от имени первосвященника отужинать с ним. Я тотчас встал и пошел туда, куда меня звали. Ужин был уже готов, и хозяин ожидал меня за ним с двумя жрецами, которых он, видно, нарочно пригласил. Стол был великолепен, и ни в чем не было недостатка, а наипаче в вине, которым хозяин старался всех употчевать. Напоследок, когда увидел он, что я охмелел, то, поднеся мне кубок вина, просил меня выпить его весь, обнадеживая, что я ему сделаю великую тем угодность, ежели его выпью. Я повиновался его просьбе и выпил оный до дна. Но как скоро я сие учинил, то и начал клонить меня сон и по прошествии немногих минут столь меня одолел, что я, не выходя из-за стола, заснул.

Я не помню ничего, что сделалось со мною во время моего сна; но когда я проснулся, то увидел себя окован-на цепями и в сем одеянии, в котором вы меня теперь видите. Я весьма сему удивился и спрашивал вокруг стоящих меня служителей, какое учинил я преступление, что сделали меня невольником из свободного человека и иностранца. На вопрос мой ответствовано мне, что сие учинено по приказу первосвященника, который сам мне объявит причину сего со мной поступка.

Вскоре пришел к нам и первосвященник в богослужительном одеянии, провождаемый многими жрецами, одетыми в подобные же одежды.

— Злодей! — сказал он, приступая ко мне. — Ты умертвил наследника нашей державы и похитил младую нашу государыню, его супругу; возврати нам их обоих — или сию же ночь окаянное твое тело поест и попалит священный огонь.

Грозный его вид и возводимое на меня беззаконие, о котором я не помышлял, привели меня почти в безумие. Целую минуту стоял я вне себя и не знал, что ему ответствовать; напоследок, вышел из смятения, спросил его, мне ли он сие говорит.

— Ты довольно знаешь, — продолжал я, — по изустному моему тебе повествованию, что я ниже когда-либо видал вашего наследника державы и его невесту, не только чтоб учинить над ними приписываемое мне злодейство.

— Нечестивый! — вскричал на то первосвященник. — Твое извинение не оправдит тебя, когда небесный глас в том тебя изобличает. Зиан, — сказал он посем, оборотясь к одному жрецу, — прочти ему описание плачевного сего приключения, воспоследовавшее на то божеское изречение и указ Великого Могола, повелевающий предавать огню всех злочестивых сюда пришельцев, которые, под видом странствования, приключают здесь вопиющие на небо злодеяния.

Жрец повиновался ему и прочел указ Моголов, в котором описано было сие приключение, воспоследовавшее на то пророчество и государское повеление сожигать чужестранцев. Содержание оного было следующее:

Индийский государь имел у себя сына, именем Селина, весьма изрядных качеств и превосходного разума. Сего юного князя вознамерился было он женить на Чердане, девице, украшенной всеми прелестями ее пола и одаренной многими добродетелями, к тому ж дочери некоторого подвластного Моголу владетеля. Уже брак сих юных супругов был совершен и торжествован; но на другой день, когда пришли их поздравить с благополучным совершением их союза, то младого князя нашли без чувств лежаща, а Черданы и совсем не обрели. И сколько потом ни прилагали стараний, чтоб юного сего князя привесть в прежнее состояние и возвратить ему дыхание и жизнь, а супругу его сыскать, однако жнив том, ни в другом не успели. Моголов сын остался бездыханен, хотя и казался сохраняющим в себе жизнь, а Чердана осталась неизвестно погибшею. Сего ради возымели прибежище свое к славному индейскому боговещалищу, чтоб испросить у него изъяснение в сем недоумительном приключении. Пророчество изрекло им следующий ответ, который, — говорил Рус, — остался у меня в памяти, как я тогда ни испужан был:

Когда вонзится в грудь иноплеменцу нож,Алкающий огонь поест злодейски члены,Разрушатся тогда мечты, коварства, ложь,А бедствующих дни получат перемены;Черданин минет плен, восприймет жизнь Селин,Увидит мир посем, кто был творец сих вин:Неверный то пигмей, коварный исполин.

Сие проречение, — продолжал Рус, — означало, как видно по всему, какого ни на есть волхва-иностранца, которому боги предсказывали казнь, а по ней освобождение всем бедствующим от него, но ясно сего не объявляли, конечно, по воле высочайшей их судьбы. Хитрые индейские жрецы сие поняли, но, будучи лукавы и корыстолюбивы, кто как растолковал Моголу сие проречение, дабы воспользоваться именем несчастных иностранцев. Что понеже сей причинитель смерти государева сына и хищник его супруги должен быть иностранец и волхв и что не прежде окончится очарование юного князя и возвращение Черданы, пока не истребится железом и огнем сей злотворец, тогда ради всякого приезжающего к ним иностранца предавать, по священному обряду, железу и огню пред истуканом младого князя, пока не сыщется настоящий виновник и смертью своею не возвратит наследника государству.

Прельщенный словами их, Могол согласился на сие варварство по любви к своему сыну и повелел сему нечестивому первосвященнику, который, как видно, в умысле сем был первый, чтобы всякого иностранца предавал он в сей пещере, созданной для сего нарочно, железу и огню, а имение их брал на собор жрецов, которые проклятую сию должность отправлять станут.

После, как окончил жрец сие чтение, — продолжал варяг, — то первосвященник паки начал меня увещевать, чтоб я оживил Селина и возвратил его супругу, но когда я отрекся, что никак сего учинить не могу, не будучи сему злу причастен, тогда бесчеловечный сей жрец приказал готовиться к жертвоприношению, которое определено было производить ночью, оттого что несчастье императорского дома произошло в ночное время. Шествие и обряд оного, — говорил варяг славянам, — я чаю, вы сами видели; и я бы непременно в сию ночь погиб, ежели б боги не послали вас ко мне на помощь, великодушные мои избавители. Вот вся моя история, о которой вам угодно было от меня уведать. Теперь не остается мне иного вам сказать, как представить мой совет, чтоб оставили вы наискорее сии страшные места, ибо разгнанные вами жрецы не преминут нам мстить, объявя в городе о разбитии своем, и, конечно, собрав воинов, погонятся за нами и предадут нас всех смерти.

— Нет, — сказал ему Светлосан, — совету твоему не могу я последовать: возможно ли мне без угрызения совести оставить человеческий род в опасности, когда имею способ ему помочь? В словах твоих нашел я неоспоримое доказательство, которым легко могу разрушить заблуждение Великого Могола и вывести наружу жреческое корыстолюбие, проливающее неповинных кровь. Я намерен теперь же поехать к индийскому государю и представить ему ясно его лютость. Ежели же он, несмотря на истины, кои я ему предложу, вздумает еще и нас предать несправедливому своему осуждению, то я употреблю тогда на отмщение гостеприимства и правосудия данную мне от Чернобога силу и Левсилов меч, который прошу тебя мне вверить и оставить его у меня потуда, пока мы найдем несчастного твоего друга.