Заморозь мне «Маргариту» - Лорен Хендерсон

– Эти меры, конечно, вовсе не гарантируют от новых происшествий, – сказала я Хьюго накануне прогона для прессы. – Если кто-то сдвинулся на идиотских розыгрышах, то в театре у него масса возможностей.

Но Хьюго хотелось услышать совсем не это. Обозвав меня бесчувственной кретинкой, он демонстративно уставился в телевизор. Мы смотрели дурацкий ночной американский триллер, который полностью соответствовал потребностям Хьюго: актеры играли отвратительно, сценарий был чудовищный – словом, завидовать нечему, и Хьюго мог спокойно развалиться на кушетке и самодовольно скалиться. К концу фильма к нему вернулось хорошее настроение, хотя он по-прежнему выглядел измотанным.

Когда мы пошли спать, Хьюго извинился и с несвойственной ему робостью пролепетал, что очень устал и вряд ли на что-то способен. Меня это так тронуло, что даже не пришло в голову его дразнить; он заснул практически мгновенно, точно его выключили. Я какое-то время читала. Хьюго повернулся во сне и обнял меня за талию. У меня ком подкатил к горлу. Я отложила книгу и выключила свет. Почему-то казалось, что в темноте более позволительно испытывать сентиментальные чувства.

– Бедная, – с сочувствием сказала Фиалка. Мы втроем – с Фиалкой и Хьюго – обедали в Ислингтоне. В этот день должен был состояться премьерный показ для прессы, и они оба нервничали. Однако обсуждение злоключений Табиты подняло им настроение.

Ничто так не примиряет с неминуемыми рецензиями, как обсасывание неприятностей, выпавших на долю другого.

– Хорошо хотя бы, – заметила я, – что многие ей сочувствуют и соболезнуют. Тьерри и Салли вьются вокруг Табиты, как ангелы-хранители. И ММ ее поддерживает.

– Жалкая компенсация, – скривился Хьюго. – Уверяю тебя, после всего этого никто нипочем не уговорит меня летать на какой-то веревке. Я никогда не доверял этим штуковинам, а теперь у меня есть железный повод отказываться.

– Не знаю, – спокойно ответила Фиалка. – Вероятность такого – один к миллиону. Подобные случайности очень редки.

– Едва ли это случайность, Фиалка, – резко возразил Хьюго. – Тебе, наверное, сложно поверить, что тебя могут невзлюбить, устроить розыгрыш. А ведь мы все знаем, что могут.

Фиалка удивленно взглянула на него:

– Ты думаешь, это сделал тот же человек, который оставил на моем автоответчике сообщение и подкинул мне в чашку таблетки? Мне это в голову не пришло!

– Согласись, такое вполне возможно. И куда более вероятно, чем два независимых друг от друга любителя розыгрышей.

– А я думала, с этим покончено, – встревожилась Фиалка.

Официантка принесла заказ, и актриса машинально послала ей ослепительную улыбку и наисладчайшим голоском пробормотала: «Благодарю вас». Когда Фиалка включает свое обаяние, оно разит наповал с двадцати метров; потрясенная официантка попятилась.

Хьюго смачно принялся за бифштекс. Фиалка печально смотрела в тарелку.

– Перестань, Фиалка, не грусти, – подбодрил ее Хьюго. – Очевидно, что внимание шутника переключилось на других. Ты должна радоваться. Если, конечно, ты не ревнуешь.

– Ревную? – Фиалка, как и предполагал Хьюго, резко подняла голову. – С какой стати я буду ревновать?

– К Табите, – ответил Хьюго, запивая стейк благоразумным количеством вина. Мы заказали бутылку, договорившись, что львиную долю выпью я. («В вине куча калорий, – скорбно заявила Фиалка. – Кроме того, нам не хотелось бы напиваться посреди дня. Точнее сказать, хотелось бы, но нельзя».) Шкодливый Хьюго продолжал: – Может, ты ревнуешь, что шутник потерял к тебе интерес, дорогая? Это все равно как если бы твой преследователь решил вместо тебя побегать за девушкой из рабочего района. Крайне нелестно.

Фиалка надменно вскинула голову и отчеканила:

– Не вижу никаких причин ревновать к Табите! – Нет, конечно, это она могла бы к тебе ревновать, – задумчиво проговорил Хьюго.

Придя в себя, Фиалка занялась едой. Мы сидели в «Кафе Фло» на Аппер-стрит – одном из самых любимых заведений Хьюго; он имел привычку в день спектакля плотно обедать около двух. После спектакля он ел только салат, сыр и фрукты – считал, что от поздних ужинов безбожно жиреют.

– Ты только посмотри на этих обжор – оперных певцов, – злорадно говорил он, объясняя свой аскетизм. – Я не хочу, чтобы через двадцать лет мне предлагали роль сэра Тоби Белча[75].

Фиалка уплетала яйцо-пашот и салат с курицей с таким наслаждением, как будто это была жареная картошка. На мое блюдо с этой самой картошкой она взирала с осуждением.

– Эй, меня же не будут показывать по телевизору, – заметила я, поймав ее укоризненный взгляд. – Меня не тревожит, что камера добавляет три килограмма.

– Если у тебя тонкая кость, то скорее четыре, – уныло ответила Фиалка.

– Вот подожди, когда тебя станут приглашать на интервью в ночные программы, – сказал Хьюго, – начнешь клянчить у нас советы.

Фиалка тотчас оживилась:

– Инъекции инсулина очень хорошо помогают! За них я ручаюсь.

– Не понимаю я этого, – вздохнула я. – Инсулин ведь разрушает углеводы, да?

– И сахара.

– Но ты же практически не ешь углеводов. Посмотри на свой салат. Да прокопай его хоть на семь миль, не найдешь никаких углеводов. В отличие от моей картошки. – Я помахала кусочком, прежде чем отправить его в рот.

– Она права, Фиалка, – заметил Хьюго. – Бог его знает, что они с тобой делают, эти инъекции.

Фиалка надулась:

– Ну я же не каждый день колюсь. Только после того, как плохо себя веду.

– Как Филип, – добавила я, – после обеда с агентом Хьюго.

Глаза Фиалки вспыхнули.

– Это не был несчастный случай! – Она наклонилась ко мне через стол, вилка с цыплячьей грудкой осталась лежать на тарелке. – Филип не мог совершить такую ошибку. Ни за что! И неважно, пьян он был или нет. Я бы не дала ему инсулин, если бы хоть чуть-чуть сомневалась. – Она вдруг побледнела. – О, неужели… О, нет!

– Что? – с любопытством спросила я.

– Беда, которой делишься, – подхватил Хьюго, – уменьшается вдвое. Даже втрое в данном случае.

– Хьюго, – рявкнула я, – заткнись, а то останешься без информации.

– Хорошо, дорогуша моя.

Он откинулся в кресле и принялся изучать кольца у себя на пальцах.

– На допросе, – прошептала Фиалка очень тихо, чтобы усилить эффект, – полицейские спросили меня, сколько ампул я дала Филипу. Я не могла вспомнить точно, но их было не меньше пяти или шести.

– И? – спросил Хьюго.

– А когда они нашли его, рядом лежали только три. Они все обыскали. И в его квартире тоже.