Бой неизбежен! - Питер Смит

В случае с Соединением Н вмешательство Адмиралтейства было более оправдано, чем в других эпизодах, потому что эта эскадра имела особый статус. Она использовалась для проведения особо важных операций в Средиземном море и Атлантике. Поэтому наладить координацию действий в обоих этих районах местное командование в Гибралтаре просто не могло.

Однако все это, по мнению адмирала Паунда, отнюдь не освобождало адмирала Норта от обязанностей, которые должен брать на себя адмирал. Лорд Фрезер заявил:

«Сэр Дадли Норт был не разжалован, а отстранен от командования. Это было, сделано потому, что он не послал флот в море, когда это требовалось, а сидел и ждал приказов. Первый Морской Лорд сказал: «Я не могу работать с людьми, которые говорят, что ждали приказов, потому что я могу и не знать всего, что известно им». Поэтому его и сняли».

Норт всегда говорил, что Адмиралтейство постоянно отдавало приказы Соединению Н, поэтому он вполне мог ждать хоть каких-то инструкций. Но тогда Норт был обязан находиться в полной готовности исполнить любой приказ, особенно приказ перехватить французов. Вместо этого он приказал эсминцам прекратить слежение и отправил их на восток. Адмирал Сомервилл хотя бы привел свой корабль в состояние повышенной готовности. Поэтому правы были те, кто утверждал:

«Поэтому резонно было бы ждать, что Норт отправит запрос с самой высокой срочностью, чтобы выяснить: останавливать французов или нет? Он должен был сделать это после того, как не получил ответа Адмиралтейства на свои первые сообщения, и просто обязан после получения радиограммы «Хотспура». Французские крейсера в это время еще находились в 2 часах хода от Гибралтара. «Ринаун» стоял в часовой готовности к выходу, и этого было вполне достаточно. Сигнал с грифом «экстренно», отправленный открытым текстом (а почему бы и нет?), в Адмиралтействе могли получить уже через 15 минут. «Ринаун» вполне мог покинуть порт и ждать у Тарифы или даже дальше на запад, если бы решили, что нужно выиграть время».

Взаимоотношения адмиралов Норта и Паунда

Среди множества аргументов обязательно упоминают различные характеры адмиралов Норта и Паунда. При этом подразумевается, что они были прямой противоположностью друг другу, что неизбежно приводило к столкновениям. Я крайне в этом сомневаюсь, но давайте посмотрим, что думали подчиненные об этих двух командирах.

Капитан 1 ранга Браун вспоминает Норта «как очень приятного, веселого человека, хорошего командира корабля, которого любили офицеры и матросы, но — как сказал бы генерал Монтгомери — это был его потолок».

Мемуары капитана 1 ранга Леймана говорят то же самое:

«Мне пришлось посетить контр-адмирала Норта, который командовал базой в Грейт-Ярмуте, так как я отвечал за работу станций радиоперехвата, расположенных там. Тогда я сказал Норту, что Адмиралтейство должно было получить первое сообщение «Хотспура» о контакте с французами. Я думал, это поможет ему, так как Адмиралтейство слишком долго ничего не предпринимало, имея на руках эти сигналы. Я служил с Нортом (и уважал его), когда он был начальником штаба Резервного флота. Я по-прежнему уважал Норта, когда он служил в Гибралтаре, но, думаю, он неправильно оценил ситуацию, когда имел дело с эскадрой Виши».

Капитан 1 ранга Эванс тоже ранее знал адмирала Норта:

«Когда-то Норт был моим капитаном, хотя совсем недолго. Он был симпатичным, благоразумным человеком. Но я не считаю его слишком способным или предприимчивым. Во время войны он слишком мало времени провел в море».

А что адмирал Паунд? Одним из тех, кто знал его лучше других, был капитан 1 ранга Литчфилд, который дает нам портрет Первого Морского Лорда:

«О Паунде можно сказать так много, что дать его портрет в нескольких словах исключительно трудно. Я должен заявить, что он был мастером своего дела, хотя, по большому счету, не был лишен недостатков. Он был скорее руководителем, чем лидером, однако все его уважали и доверяли его профессиональным качествам. Он был решительным человеком с сильным характером. С такими сложно дружить, но легко служить. Он обладал развитым чувством долга, хотя некоторым людям казались неприятными его резкие манеры, их нервировало постоянное грозное молчание!»

Даже если так, я не думаю, что личные взаимоотношения как-то повлияли на решение снять адмирала Норта. Паунд был настоящим служакой и слишком объективным человеком, чтобы позволить личным пристрастиям как-то влиять на служебные дела. Даже самые агрессивные критики признают, что он был исключительно честным человеком.

А теперь перейдем к неизбежному последнему вопросу.

* * *

Был ли адмирал Норт сделан козлом отпущения?

Мы уже видели, что, несмотря на многочисленные свидетельства, несмотря на категорическое отрицание Паунда, Александера и Черчилля, теория «козла отпущения» существует до настоящих дней. Вероятно, она не умрет никогда. Если бумаги Черчилля, когда они будут опубликованы, не раскроют его прямой связи с этим делом, возможность рассуждать о его вероятном участии сохранится и дальше. Любой документ будет в глазах историков стоить ничуть не больше, чем категорические отрицания самого Черчилля. Поэтому сохранится ситуация «нос вытянул, хвост увяз», как говорил сам сэр Уинстон.

Расследование Адмиралтейства, проведенное в 1957 году, завершилось заключением: «Нет свидетельств давления на Адмиралтейство извне, чтобы заставить снять адмирала Норта». Однако пришлось отметить, что Черчилля сильно разозлила вся эта история, особенно роль Норта в ней. «Нет свидетельств того, что премьер-министр обсуждал затронутые вопросы с Первым Лордом Адмиралтейства или с Первым Морским Лордом. Если же это все-таки имело место, то не известно его мнение».

Несмотря на это, существует практически единодушное мнение, как на флоте так и вне его, что Черчилль и Паунд сняли Норта общими усилиями. Лорд Олтринчем в 1953 году написал Норту, что Черчилль защищал своего покойного друга. Поэтому, по мнению Олтринчема, занимая пост премьер-министра, он никогда не допустил бы никаких расследований.

«Я знаю его лучше, чем остальных, поэтому могу утверждать, что он был слепо и фанатично предан старым друзьям, и Дадли Паунд был одним из них. Он скончался на боевом посту, как вы знаете, буквально на глазах Уинстона. Такова «звериная натура», и я всегда боялся, что Уинстон тем или иным способом блокирует любую попытку пересмотра».

Стефен Роскилл после глубокого изучения дела 30-летней давности приходит к заключению, что «трудно избежать вывода о «предвзятом суждении» со стороны Александера и Паунда». Он также пишет:

«Просуммированные вместе факты заставляют предположить, что либо Паунд с самого начала имел крайне плохое мнение о Норте, либо на него оказали давление сверху. Это могло означать, что Черчилль или Александер вынудили его принять такое решение».

Но как на это смотрели люди на местах в то время и сегодня? Капитан 2 ранга Джунипер писал:

«Мое мнение может показаться слишком резким. Никому не позволено подыскивать козлов отпущения по политическим мотивам. Но если говорить о моряках Соединения Н, то мы все восхищались Джемсом Сомервиллом и были преданы ему. Норт вполне естественно стоял от нас заметно дальше».

Капитан 1 ранга Осборн вспоминает свои впечатления того времени: «Я совершенно точно помню, что все в кают-компании «Хотспура» удивлялись демонстративному бездействию Норта».

С другой стороны, большинство офицеров признавало, что его поступки были продиктованы обстоятельствами. Капитан 1 ранга Эванс пишет:

«Я думаю, что Адмиралтейство (а возможно, и премьер-министр) полностью виноваты в том, что не дали никаких инструкций, если они действительно хотели, чтобы хоть что-то было сделано во время прохода французской эскадры. Мы разделались бы с ними совершенно легко. Однако открыть огонь по ним, не зная точно, какова сейчас британская политика, было бы форменным безумием».

Полковник авиации Хорнер излагает мнение летчиков, базировавшихся в Гибралтаре:

«С точки зрения Королевских ВВС, действия командования могли вызвать только раздражение. После того как «Лондон» впервые заметил французов, оставалось еще 4 часа до подхода крейсеров. В Гибралтаре в этот момент имелось достаточно кораблей. Однако не было сделано ни малейшей попытки задержать французские корабли. Более того, когда они проходили через пролив, им отправили сигнал: «Bonvoyage». Когда паника улеглась, от нас потребовали вести разведку в таком большом районе, что мы физически не могли этого сделать силами одной эскадрильи. К тому же она была целиком занята охотой за подводными лодками. Поэтому все желали смены главнокомандующего, и она не вызвала и тени удивления».