Торлон. Война разгорается - Кирилл Шатилов

Ему казалось, что он уже очень давно бредет под дождем, однако, оглянувшись, Сима увидел невдалеке, в паре сотен шагов, крышу избы, давшей ему ночлег. Что же происходит? Быть может, действительно стоило рискнуть и отправиться обратно по подземным ходам? Там хоть не видно, какой ты немощный и как медленно идешь. На поверхности все по-другому, все не так, как хотелось бы: мокро, холодно, голодно и страшно. Он сунул руку под шубу и нащупал стрелу. Сомнительное оружие. Если кто увидит, как тянешься за пояс, решат, что там по меньшей мере топор. А ты, ты достанешь эту щепку и будешь ею кого-то пугать? Может, ее вообще выбросить, чтобы себе хуже не сделать? Безоружных иногда жалеют. Даже фолдиты. А если нет?

Между тем дорога пошла вверх, на холм. Точнее, вовсе и не дорога, потому что до него никто тут раньше не ходил. Если бы он вышел накануне, до дождя, ему пришлось бы продираться по колено в снегу. За утро дождь прилично погрыз сугробы и вместе со снегом ушел под землю.

С холма открывался обзор получше, и Сима остановился перевести дух. Если он сможет пройти столько же, а потом еще столько же и так раз пять, он с грехом пополам дойдет не то до туна, не то до первых изб Большого Вайла’туна, во всяком случае, их там, за зеленым ельником, было несколько, и из каждой трубы курился слабенький, но такой притягательный дымок. Левее холма, огибая его подножие, медленно катила одинокая телега на колесах, запряженная худенькой лошадкой. С такого расстояния было не определить, сколько в телеге седоков, зато Сима сообразил, что появление телеги говорит о существовании там проезжей дороги. Вот бы нагнать эту клячу и попроситься на подвоз. Он забыл, что хотел передохнуть, и, напротив, прибавил шагу. Тем более что под уклон идти было гораздо приятнее.

На какое-то время дождь перестал. Зато поднялся ветер, еще сильнее прежнего. Сима тяжело дышал и отфыркивался, сознавая, что пустился в безнадежную погоню главным образом для того, чтобы согреться. Надо заметить, что ему это вполне удалось. Сделалось даже жарко. Каждый шаг отдавал сильным ударом в голову. Пустой желудок отчаянно ныл, поедая за неимением лучшего самого себя. Ноги скользили по мокрой жиже и заплетались. Хотелось бросить все, упасть на снег и дожидаться прилета Квалу. Едва ли она страшнее, чем эта его дурацкая затея с путешествием через земли подлых фолдитов, вероятных дружков свирепых лесных дикарей. Сима представлял себе Квалу в виде большеголовой женщины-совы с кривым клювом и вытаращенными круглыми глазами. Собственно, так ее представляли себе многие вабоны. В этом образе для Симы было много знакомого и даже отчасти родного: его тетка, жена Томлина, была точь-в-точь сова Квалу, какой ее изображают в виде глиняных кукол, разве что без крыльев. И при этом если она кого и клевала, то исключительно мужа, покорно сносившего ее вздорные выпады. С Симой Йедда была строга, иногда открыто отчитывала за то, что представлялось ей недозволительным проступком, однако он разительно напоминал внешне свою мать, ее старшую сестру, и до настоящего гнева у них никогда не доходило.

В худшем случае Сима отделывался тетушкиным окриком, опускал голову и смирно ждал прощения. Если Квалу такая же, как Йедда, она может поранить его своими острыми когтями, но при этом в мгновение ока донести до заветного дома. Сима очень живо представил себя парящим высоко над Вайла’туном и увидел сверху крохотные избушки вабонов и маленький замок, в котором сейчас вершилась судьба всех этих потерявших покой земель. «Какая мелюзга!» — подумал он, вообразив, как пролетает над рыночной площадью, а людишки задирают головы и указывают на него друг другу. Они думают, что владеют чем-то, а на самом деле завтра никого из них здесь не останется и никто про них не вспомнит. А вон лучники на стенах, изготовились стрелять по нему, не понимая, что ни один их лук до него не достанет. Ничего, пусть попыжатся. Иногда человеку полезно осознать свою никчемность. Чтобы смирить гордыню и вернуться к более насущным делам. А у него сейчас нет дела более насущного, чем пешком, ползком или по воздуху добраться до любимой комнаты в нелюбимом доме, запереться от всех на затвор и предаться блаженному отдыху и долгожданной трапезе!

К приятному своему удивлению, Сима довольно скоро обнаружил, что погоня не была лишена определенного смысла. Не то телега притормаживала, не то издалека казалось, будто лошадь идет быстрее, но в итоге расстояние между обессилевшим Симой и сутулой спиной возницы неумолимо сокращалось. Теперь Сима видел, что человек в телеге один. Мужчина или женщина — непонятно, но точно один. Если только остальным не вздумалось прилечь и поспать под дождем. Его уже можно окликнуть. Вот только стоит ли? Если он испугается и стегнет лошадь, Симе уже будет за ними не угнаться. Нет, надо подойти поближе. Ну-ка, прибавь ходу, летун бескрылый!

Сидевший в телеге не мог не замечать его приближения. Сима громко дышал, то и дело заходился от кашля, ругался себе под нос — одним словом, производил немало громких звуков, от которых чуткая лошадь не раз поводила ушами и косилась на преследователя правой частью своей длинной морды.

— Эй! — не выдержал наконец Сима. — Обожди на милость. Совсем с ног сбился, за тобой поспевая.

Ему казалось, что в этих местах жители говорят примерно так. Кто-то ему рассказывал. Он запомнил. Вот только правильно ли запомнил?

Возница вздрогнул, глянул на лошадь и повернул голову. Вроде мужик, а не поймешь. Толстое круглое лицо без бороды, с двумя лишними подбородками, голова, закутанная не то в платок, не то в рваной шапке, глаза близко посаженные, въедливые, взгляд из-под седых, почти невидимых бровей нехороший, острый, но только в первый момент, потому что в следующий дряблые губы растянулись в подобие улыбки, показали черные дыры вместо зубов, а хриплый, все ж таки женский голос ответил вопросом:

— Прокатиться надумал, что ли?

Никого в телеге не было. Пустая была телега. Порожняя.

— Я б тя, мил-человек, подвезла, — продолжала старуха, — да мне уже недалече тут. — Она ткнула большим пальцем за плечо, на те самые избы, которые с холма заметил Сима. — Если хочешь, сядай, мне, так и быть, не жалко. Денег с тебя, похоже, все равно не возьмешь…

Сима, не дожидаясь приглашения, уже плюхнулся в телегу с тыла. Если бы старуха отказала в помощи, он бы убил ее на месте, заколол стрелой в шею. Кто знает, может, еще придется… Но пока ему было не до нее: нужно было вдосталь належаться, надышаться и насмотреться в серое, но уже не роняющее дождь небо.

Телега затряслась под ним. Сима почувствовал себя младенцем в огромной люльке. Причмокнул, представив тяжелую грудь кормилицы Кадмона, когда та захаживала к нему в спальню вечером по пути домой. Вот бы вернуться сейчас в то замечательное время! Никаких страхов, сплошные ожидания и надежды, уют чужого богатства и полная голова замыслов, немногим из которых удалось воплотиться. Сейчас он уже не мог вспомнить, как звали ту кормилицу, но грудь у нее была что надо! Особенно левая…