Фердинанд Врангель. След на земле - Аркадий Кудря

— Как было намечено, все так и устроено, — степенно отозвался Костромитинов. — Зерновые плантации разбиты и по реке Славянка, к югу от Росса, и в долине, кою туземцы называют Таламания, милях в восьми к востоку от порта Румянцева. И, судя по всходам, урожай там нынешним летом можно ожидать неплохой. Как-нибудь, ежели не возражаете, мы с вами во время конной экскурсии те места осмотрим. А может, и другие, где, по моему разумению, хорошие урожаи получать можно.

— Вы так рассуждаете, Петр Степанович, — лукаво взглянул на него Врангель, — словно вся ближайшая земля, миль на двадцать окрест, находится в нашей, российской, собственности. Но в действительности, насколько я осведомлен, это не совсем так.

— Здесь пахотной земли на всех хватит, — усмехнулся Костромитинов. — И не туземцам же за нами следить. Из Монтерея же чиновники редко бывают. У них есть дела поважнее, чем контролировать, как ведут себя в Калифорнии русские колонисты.

— Нет уж, — возразил Врангель — не согласен. Они о нас помнят.

Говорить Костромитинову о содержании письма, полученного от губернатора Хосе Фигероа, он счел излишним: не купеческие это заботы. Но с ответным посланием тянуть не стоило, и, не откладывая в долгий ящик, Врангель направил депешу в Монтерей на имя Фигероа, составленную в самом осторожном, дипломатическом тоне, выразив надежду, что «дружественные сношения кои между Российско-Американскими колониями и Верхней Калифорнией существуют, к обоюдным пользам утверждаться и расширяться будут».

Что же касалось до вопроса о признании Россией независимости Мексиканской Республики, то это, тонко дал понять Врангель, не его компетенция. От себя же может добавить, что польские события и война с Турцией отклонили на некоторое время внимание санкт-петербургского кабинета от республик Южной Америки.

Для начала хватит и этого, а позже, если переписка продолжится, можно затронуть в ней и вопросы, более актуальные для калифорнийской колонии России.

В последующие дни Врангель в сопровождении Костромитинова совершил несколько поездок по окрестностям, в те районы, где были заложены новые зерновые плантации. Он наслаждался великолепной солнечной погодой и щедрой природой Калифорнии: дубовые и сосновые рощи, величественные секвойи сменялись тучными пастбищами с множеством луговых цветов.

Баронессе и малышу Вилли тоже полюбились эти места. Малыш даже пытался с помощью мамы отловить сачком во время прогулок стрекоз, кузнечиков и бабочек, гонялся за собиравшими нектар пчелками. С целью обезопасить такие прогулки Елизавету Васильевну с сыном опекали, по указанию Врангеля, на лошадях два вооруженных служащих из персонала крепости.

Предосторожности не были излишними. По словам Костромитинова, с прошлого года, когда индейцы, содержавшиеся в миссии Сан-Рафаэль в районе залива Сан-Франциско, восстали против своих хозяев и устроили в миссии погром, осмелели и местные индейцы, работавшие при Россе, и уже вынашивают планы нападения на все миссии по северному побережью залива. Грозятся свести счеты и с русскими.

— За что же сводить им счеты? — сурово спросил Врангель. — Или обхождение с ними неласковое?

— Да уж поласковее, чем у гишпанцев, — уверил Костромитинов. — А вся штука в том, что они нашу кротость и незлобивость к ним за проявление слабости и трусости принимают. Такая вот у них испорченная жестокостями натура.

Но в Россе далеко не все в отношениях с туземцами обстояло гладко. Случалось, индейцы пропадали с полей, на которых работали, и более в селение не возвращались. Однажды Врангель в отсутствие Костромитинова, уехавшего по делам в порт Румянцева, стал свидетелем картины, возмутившей его до глубины души. В селение пригнали, как скот, партию связанных индейцев с женами и детьми под охраной нескольких конных промышленников. В партии насчитывалось более семидесяти человек. Выйдя из дома, он резко спросил, откуда пригнаны эти люди и кто о том распорядился.

— Пришлось, ваше благородие, на стойбище их отловить, у кряжа гор. Распоряжение о поимке отдал Петр Степанович, потому как самая страдная пора наступает, а работников мало, — с сознанием выполненного долга ответил загорелый, средних лет старший «отловочной партии», из старожилов Росса.

По возвращении Костромитинова Врангель прочел ему суровую проповедь о пагубных последствиях, к коим неизбежно приведут подобные насильственные действия.

— Это таково-то ваше «ласковое» обращение с туземцами? — негодующе говорил Врангель. — И надеетесь, что после этого они друзей и покровителей будут в нас видеть? Да чем же мы в их глазах лучше притесняющих те же племена католических миссионеров? Не пора ли, задумаются, и против русских бунтовать?

— Работники нам нужны, а добровольно не идут, — хмуро оправдывался Костромитинов.

— Силой многого не добьетесь, лишь озлобите диких. Надо менять систему оплаты труда, вводить иные поощрения. Особливо для сезонных рабочих. Кормить нормально. Не только похлебку жидкую, но и мясную пищу давать. И соответствующие мои распоряжения, дабы не запамятовать, вы получите в письменной форме.

— Дороговато это нам, Фердинанд Петрович, обойдется, — высказал сомнение Костромитинов.

— Разорение селения в случае бунта обойдется куда дороже! — поставил точку на неприятном для него разговоре Врангель.

Уже наступил сентябрь, и скоро подойдет шлюп «Уруп» из Сан-Франциско с грузом закупленного зерна. В Россе тоже урожай зерновых собран и даже обмолочен. Не дожидаясь прибытия судна, Врангель намерился вместе с Костромитиновым исследовать долину реки Славянки, чтобы подыскать места, удобные для разбивки в будущем новых плантаций.

Четвертые сутки выехавший из Росса отряд в двадцать человек путешествовал на лошадях по лугам и рощам вдоль течения реки Славянки. В него были включены не только служащие компании, русские и алеуты, но и работавшие при крепости индейские пастухи-бакеры и два переводчика. Из-за жаркого лета река местами пересохла, даже устье ее затянуло песком, и всадники без труда переезжали через водный поток.

В сравнении с суровым, скупым на краски пейзажем окрестностей Ново-Архангельска здешняя природа пленяла истинно южной щедростью всего живого. Тучность пестревших цветами черноземных лугов соперничала с пышностью рощ, в которых преобладали дуб, лавр и земляничное дерево. Иногда встречали пугливо скрывавшихся от опасности диких коз и мохнатых хищников росомах. Ночной лагерь устраивали обычно на лесной поляне, вблизи впадающего в Славянку ручья. Покой расположившихся у костра путников нарушали лишь крики филинов да тоскливый вой изливающих печаль изголодавшихся шакалов. Иногда эти трусливые создания пытались подобраться к свободно пасущимся лошадям, и тогда тишину ночи взрывали резкий окрик охранника и подобный выстрелу звук щелкнувшего кнута. В одной из рощ встретили группу диких индейцев. Врангель, чтобы расположить туземцев к себе, приказал одарить их табаком, сухарями и бисером и попросил проводить в селение, где живут сородичи. Наутро просьба была исполнена. Индейцы пригласили следовать за ними и устремились вперед с таким проворством, что Врангелю с Костромитиновым и сопровождавшими их двумя промышленниками пришлось пустить лошадей вскачь.

Летний лагерь туземцев представлял из себя сплетенные из ивовых и тальниковых прутьев хижины, крытые листвой. Несколько шалашей одной семьи соединялись проходами друг с другом. Внутри чисто, опрятно. В плетеных корзинах хранятся нехитрые съестные припасы тесто из толченых желудей, зерна дикой ржи и дикий лук, недавно пойманная в реке рыба. Костромитинов, успевший за годы жизни здесь изучить обычаи местных племен, пояснил, что рыбу индейцы ловят весьма остроумным способом — посыпая в воду растительный порошок из «мыльного корня», как называли его русские. Рыба от него дуреет и бессильно всплывает на поверхность, где ее можно собирать практически голыми руками.

Врангель отметил, что женщины племени выглядят крепче и сильнее мужчин.

— Так они, Фердинанд Петрович, — ответил на его замечание Костромитинов, — основная в племени «тягловая сила». Мужчины лишь рыбачат и охотятся, а женщины и ткут, и стирают, и строят жилье, и вновь разбирают его, и таскают при переходах разные тяжести. И видите, как они все улыбаются нам, стараются услужить в этом вся их природа проявляется. Народ это благодушный, привычки содержать рабов не имеет, за оружие берутся лишь при крайней необходимости, когда их жестоко обидят. В жизни племени полная царствует демократия: кому надоело среди сородичей, волен примкнуть к другому племени, и никто ему препятствий чинить не будет.

Впрочем, этнографические наблюдения в этой экспедиции имели для Врангеля лишь попутный интерес. Он воочию увидел в долине Славянки, верстах в двадцати пяти от побережья моря, плодороднейшие лощины, способные щедро родить хлеб и другие полезные культуры. Расспрошенные через толмача индейцы рассказали, что солнечная погода здесь преобладает, всегда тепло, но туманов нет. Зимой же нередки дожди.