Туманный берег - Вера Русанова

- Лилька! - Он вскочил, хрустнув коленными суставами. - Лилька!

- Что "Лилька"?! Меня тошнит от вот этой твоей заботливости! От одного вида твоей сгущенки тошнит! Забирай всю свою жратву и уходи отсюда! Ничего мне от тебя не надо: неужели ты не понимаешь?

Кадык на Валеркиной шее пару раз судорожно дернулся, глаза сделались темными и он тихо, очень тихо проговорил:

- Ну, не могу я притащить к тебя сюда твоего драгоценного Вадима! Уж прости, что это я пришел, а не он. А продукты оставь: все-таки на чужую пенсию живешь.

Повернулся и вышел, чуть не поскользнувшись на грязной, влажной картофелине.

Лиля посидела недвижно ещё минуту, потом тоже встала. Спокойно вышла в прихожую и сняла с вешалки светлый летний плащ - тот самый, который надела той ночью в кафе.

- Куда это ты? - Вскинулась Кира Петровна. - Ушел и ушел! Будешь ещё за ним бегать!

- При чем тут он? - удивилась она, всовывая ноги в туфли. - За Оленькой посмотрите, пожалуйста. Она там раскутанная спит.

Вышла из подъезда, добежала до шоссе, поймала машину, мимоходом вспомнив Валеркино "на чужую пенсию живешь". Назвала адрес, отвернулась к окну. Ей, действительно, нечего было больше терять и нечего ждать. Оборвались все ниточки, угасла надежда.

Она больше не хотела никого искать и не хотела гадать, чье лицо скрывается под белой маской с пятном губной помады. Эта женщина не подпускала к себе, эта женщина выбросила её из жизни и загнала в угол, она тихо смеялась совсем рядом и она могла быть кем угодно. Секретарша, случайная прохожая, продавщица из магазина. Какая-нибудь операторша из банка, проститутка по вызову, кто-то из бывших коллег.

Лиле тоже хотелось смеяться. Он еле сдерживалась, сжимая зубы и чувствуя, как ноют от напряжения скулы. Это ведь, действительно, ужасно смешно! Единственная женщина, которой можно доверять - мертвая Олеся с фотографии. И то только потому, что она мертвая! А все остальные?

Наталья Слюсарева? Эта могла запросто разыграть спектакль, изобразив вульгарную простушку, прячущуюся от отморозка-уголовника?

Кира Петровна? Может, она давным-давно позвонила в милицию? То-то так всполошилась, когда Лиля рванула куда-то на ночь глядя!

Маринка? А что "Маринка"? Кто может подтвердить, что её встреча со Слюсаревой была именно такой, как она рассказала? Да и встречалась ли она с ней, вообще? А львенок у неё на полке? А её прежняя симпатия к Бокареву, вдруг сменившаяся такой резкой антипатией? А та её фраза, странная, ускользнувшая фраза, которая до сих пор не дает покоя?!

Она все-таки захихикала тихо и визгливо, как умалишенная. Водитель недоуменно обернулся. А Лиле почему-то вспоминался тот кленовый вертолетик, медленно планирующий к ногам и чужие, раздосадованные глаза Вадима, когда она впервые призналась ему в своей глупой любви.

В его офисе ещё светилось несколько окон. Лиля знала, что, по идее, он ещё должен быть на работе. Быстро рассчиталась с водителем, опустила ноги на тротуар. Недавно прошел дождь. В лужах на асфальте отражались фонари и неоновые огни рекламы. Луна с черным ободком пряталась за сияющей и переливающейся надписью "казино".

Она вбежала на ступеньки крыльца, придерживая одной рукой длинный плащ, сначала долго жала на звонок, потом принялась остервенело дергать за ручку добротной дубовой двери.

Ее услышали. Чем-то громыхая, к "глазку" подошла женщина. Поинтересовалась сухо и испуганно:

- Девушка? А вам кого?

Лиля, запинаясь, объяснила, что ей необходимо срочно поговорить с Вадимом Бокаревым, и что он должен быть здесь. Женщина в ответ заявила, что она - уборщица, и что в офисе совершенно точно никого, кроме нее, нет. Спросила осторожно:

- А у вас что, правда, что-то срочное? Я могу его домашний телефон поискать.

- Спасибо, не нужно. Я знаю домашний телефон, я - его жена, - ответила она, слушая себя словно со стороны и думая о том, что все это, наверное, ужасно нелепо звучит.

- Жена? - удивилась уборщица. - Надо же!.. А бледная-то вы какая! Случилось что?

В замке повернулся ключ, дверь открылась. В глаза Лиле ударил яркий свет. Она прикрыла глаза ладонью и схватилась за косяк. Женщина в синем рабочем халате подхватила её под руку и почти втащила в коридор.

Полы в офисе влажно блестели. У стены стояло ведро со шваброй. Пахло моющим средством и хлоркой, вдоль плинтуса был рассыпан какой-то порошок.

- Да вы проходите, можете отсюда позвонить! Был он, Вадим Геннадьевич, был! Минут сорок как уехал. Все разъехались уже... Будете звонить?

- Не буду.., - отозвалась Лиля глухо. И добавила непонятно для кого: для себя ли, для уборщицы? - Я не могу ему звонить.

Она не знала, что теперь делать и куда отсюда идти. Вадим был в офисе, уехал минут сорок назад, добросовестно отсидев до конца свой ненормированный рабочий день. Он так же вставал в семь утра, брился перед зеркалом и надевал белую, в тонкую темную полоску, рубаху...

- Вы плохо себя чувствуете? Может вам валидольчика дать?

...Он так же завтракал яичницей и бутербродами и так же пил огромными кружками растворимый бразильский кофе. Так же смотрел информационные выпуски по вечерам. Может быть немного тосковал по Олесе, но уж точно не собирал "тюремные" передачки в спортивную сумку и не метался в поисках её, Лили, по городу. Ему было наплевать. Он уехал с работы сорок минут назад...

- Девушка, да вы присядьте!

Откуда-то появилось черное офисное кресло на колесиках. Он, наверное, все так же любит откатываться в своем кресле к самой стене, оттолкнувшись от стола ногами?..

- Давайте я позвоню, если вы не можете? Что сказать?

Лиля поморщилась:

- Ничего не надо. Я просто не могу... В общем, и говорить ему не надо, что жена приходила. Ладно?

Тяжело оперлась о кресло рукой, развернулась к двери. Уборщица была в возрасте, но совсем кукольного роста, поэтому глядела на Лилю снизу и как-то странно. Неуверенно пожевывала нижнюю губу, хлопала ресницами. В конце концов, решилась:

- Из-за женщины переживаете?.. Ну, из-за женщины с мужем поссорились? Так плюньте и разотрите! Они все, кто при деньгах по фотомоделям этим, манекенщицам чертовым таскаются. А от жен-то никто не уходит! Потому как, кроме ног и грудей, ещё и душа должна у человека быть! Вы просто молодая ещё совсем, вот и...

- При чем тут манекенщицы? - перебила она растерянно и тревожно.

- Так я думала... Да нет, ни при чем. Это я просто к слову.

- Подождите! Как вас зовут? Вы её видели? Скажите! Скажите мне, пожалуйста! Это очень важно!

Уборщица опустила голову, зачем-то схватилась за швабру и замахала свободной рукой:

- Нет, я, в самом деле, просто к слову. Не обращайте внимания!

- Вы видели подругу моего мужа? Ну, скажите, пожалуйста! Я знаю, что она есть, это для меня не новость. Мне просто важно знать, как она выглядит. Пожалуйста! Я вас прошу!

Женщина в халате помялась ещё несколько секунд, отставила швабру к стене, вздохнула:

- Ну, как выглядит? Я и видела то её всего раз. В понедельник, что ли? Пришла поздно вечером - вся такая цаца: разряженная, длинноногая. Ну, и закрылась с ним в кабинете На лицо симпатичная, фигуристая...

- Блондинка? Брюнетка?

- Блондинка! Белая-белая, но не обесцвеченная. И глаза синие.

- А ещё что-нибудь? Ну, может нос курносый или родинка? - Лиля лихорадочно пыталась отыскать хоть какие-нибудь особые приметы.

- Да нет... Я и не разглядывала её особенно. Слышала только, что у них там то ли стул, то ли ещё что упало. Ну, думаю, точно обнимаются. Молчали ещё долго...

- А потом?

- Потом она ушла. Такси поймала и уехала. Белые брючки на ней были узкие, блузка такая розовая, колье из жемчуга. Сразу видно, что фотомодель.

- И больше не появлялась?

- Да я-то не каждый день убираюсь: может и появлялась? Вы, главное, не переживайте. Честное вам слово даю: тут у каждого мужика такая цаца! И все ведь женатые, и у всех дети! А эта... Латышка она, что ли, или эстонка? Потому что говорит как-то странно: вроде и с акцентом, а вроде и нет? И вот еще! - Уборщица явно обрадовалась и сосредоточенно свела к переносице брови. - Он же имя её назвал, когда провожал! Олеся!

- Оле-еся?! - нараспев переспросила Лиля и почувствовала, что пол вместе с плинтусом, просыпанным порошком и непросохшими лужицами воды, стремительно и неумолимо уходит у неё из-под ног...

* * *

Почему-то первые пять минут она могла думать только о её волосах и жемчужном колье на шее. Белые-белые волосы, матовые, круглые бусинки жемчуга. Синие глаза. То ли латышка, то ли эстонка. Олеся...

Потом дышать вдруг стало легче. И то что сначала окатило мозг волной горячего животного ужаса, показалось обычной и, главное, единственно возможной реальностью.

- Кто её опознавал? - проговорила Лиля вслух. Дубовые двери офиса к этому моменту уже закрылась за её спиной. Она стояла посреди переулка, огни казино бросали разноцветные отблески на её бледное лицо. - Кто её опознавал?!