Сатанинский смех - Фрэнк Йерби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что жди меня, моя любовь, моя маленькая, потерянная в вечном мраке любовь, я еду к тебе. Я буду улыбаться, буду нежен, и, благодарение Богу, ты никогда не узнаешь, как мало осталось во мне живого чувства, чтобы испытать любовь или радость. Но то, что во мне осталось, это твое, принадлежит тебе. И это счастье, даже больше, чем счастье, ибо я хоть в какой-то мере искуплю то зло, которое причинил своей стране и своим соотечественникам…
В Париж он въехал в начале дня и прежде всего остановился у лавки ювелира. Там он купил два кольца; одно с большим бриллиантом для церемонии принесения клятвы верности при обручении, другое массивное, золотое для свадьбы. После этого сразу же поехал к ней на квартиру.
Ее там не оказалось, но она была, как обычно, напротив, у Марианны. Теперь они обе гораздо меньше времени уделяли фирме; дело разрослось настолько, что они были вынуждены перепоручить свои обязанности хорошо подготовленным помощникам, так что и они, и Пьер могли позволить себе больше отдыхать.
Марианне не было нужды объявлять о его приходе. Флоретта, услышав его шаги, вскочила на ноги и бросилась ему навстречу с сияющим от радости лицом.
– Пойдем пройдемся, Флоретта, – сказал он, – хочу кое-что сказать тебе.
– А ты не можешь сказать это здесь? – выдохнула она. – У меня нет секретов от Марианны…
– Нет надобности говорить много слов, – улыбнулся Жан. – Дай мне твою руку…
Флоретта с удивленным лицом протянула ему руку.
– Не эту, – сказал Жан, – другую…
Она протянула левую руку, он надел кольцо ей на палец и сжал ее ладонь, так что ей понадобилось мгновение или два, чтобы освободить руку и дотронуться пальчиками до камня.
Флоретта медленно повернулась к Марианне и вытянула руку. Свет упал на большой драгоценный камень, и он засверкал. Марианна смотрела на кольцо в остолбенении, и две большие слезы выкатились у нее из глаз.
– В чем дело? – удивленно воскликнул Жан.
– Поцелуй ее, дурак! – выкрикнула Марианна. – Какого дьявола ты ждешь?
Флоретта привстала на цыпочки и коснулась губами его губ. Это прикосновение было таким воздушным и мимолетным, что он даже не ощутил ее поцелуя, а в следующий миг она оказалась в объятиях Марианны, и они обе разрыдались так, словно у них разбиты сердца.
– Что я такое сделал? – недоумевал Жан. – У меня не было никаких намерений…
– Да заткнись ты, Жан Марен! – всхлипнула Марианна. – Неужели не знаешь, что женщины плачут от счастья?
– Помилуй Бог! – вырвалось у Жана, и он шагнул к двери, но в этот момент из другой комнаты вышел Пьер. Он вынул трубку изо рта и уставился на свою жену и Флоретту.
– Что ты им сделал? – закричал он на Жана.
– Страшно оскорбил их, – ухмыльнулся Жан. – Попросил Флоретту выйти за меня замуж, только и всего.
– Sacre blue! – воскликнул Пьер и заключил Жана в свои медвежьи объятия. – Такое дело требует вина, – много вина, всего благословенного вина, какое только есть в этом благословенном мире!
Он исчез, но уже через мгновение вновь появился с графином и бокалами.
– Пейте, мои малышки! – кричал он. – Morbleu, как долго я ждал этого дня!
– Когда это произойдет, Жан? – спросила Марианна.
– Как можно скорее… завтра, если я сумею все подготовить…
– Ни в коем случае! – завопила Марианна. – Как ты думаешь, могу ли я к завтрашнему дню сшить подвенечное платье? Оно должно быть из самого лучшего, самого тяжелого белого шелка, какой ты когда-либо видел. У меня в мастерской как раз есть такой материал с маленькими жемчужинками по всему платью. Что же до вуали… завтра, ха, ха! Жан Марен, ты сможешь обвенчаться только через две недели… нет, через три. Так что я начала говорить про вуаль?
Жан стоял и смотрел на обеих женщин в полном остолбенении. Пьер подошел и взял его за руку.
– Пойдем прогуляемся, – смеясь, сказал он. – Мы с тобой сейчас здесь совершенно лишние. И так будет еще некоторое время. Пойдем…
Жан подошел к Флоретте и быстро ее поцеловал.
– Флоретта… – начал он.
– Дорогой, пойди погулять с Пьером, – засмеялась она. – У нас с Марианной сейчас тысячи дел…
– Я думал, – хмыкнул Пьер, когда они спускались по лестнице, – ты человек опытный, а оказывается, ты ничего не знаешь о женщинах. Во всяком случае, порядочных женщинах, на которых женятся…
– Начинаю думать, что ты прав, – печально отозвался Жан.
– Конечно, прав. Пойдем в кафе Шарпантье и выпьем по стаканчику, а по дороге можем поговорить. Дело в том, что твой опыт был односторонним, – с любовницами, а не с женами.
– А есть разница? – спросил Жан. – Помимо официального оформления я не вижу…
– Есть разница. Жена и любовница – это две совершенно разных породы. Быть женой – это душевное состояние. Я предвижу твое возражение, что одна и та же женщина может быть женой одного мужчины и любовницей другого, и все равно так оно и есть…
– Не вижу…
– Ты никогда не видел! Замолчи и слушай. За этот урок я возьму с тебя деньгами. Прежде всего муж всегда только приложение к действу, вне зависимости от того, как бы сильно ни любила его жена; он делает возможным колоссальный спектакль, в котором его невеста выступает героиней: великолепная, замечательная церемония бракосочетания, когда она может надеть белое с дымкой платье, стать на час, на день королевой, а потом муж обеспечивает еще более изумительный спектакль рождения ребенка, материнства… Поверь мне, старина, если бы женщины могли в этих делах обойтись без хлопотного присутствия мужчин, они бы так и поступали. Мы, мой друг, только средство для достижения цели, а никогда не сама цель.
– А потом? – улыбнулся Жан.
– Потом мы добываем деньги, необходимые для содержания дома, даем возможность нашим женам играть с живыми куклами, созданными их воображением, замечательным подарком их тщеславию, позволяющим им говорить: “Смотри, кого я родила! Смотри, ради этого ребенка я перенесла агонию, граничащую со смертью, а ты, грубиян? Час наслаждения – и никаких мучений!” Воистину, Жан, я верю, Господь Бог создал жен для того, чтобы научить мужчин смирению!
Жан громко рассмеялся.
– Сядем за этот столик? – спросил он. – Отлично! А чем отличаются любовницы?
– Очень многим, – сказал Пьер, делая знак гарсону принести вина. – Прежде всего любовницы глупы…
– Вряд ли это так, – возразил Жан, подумав о Люсьене.
– Да, да, – настаивал Пьер, – даже если любовник человек богатый, осыпающий ее подарками. Она в любой день может оказаться на мели, когда ему придет в голову сменить свою привязанность; ее дети, будучи незаконнорожденными, не могут ничего унаследовать; она должна раболепствовать и льстить, чтобы удерживать его при себе. Представь себе Марианну, которая раболепствует передо мной! Да она для этого использует сковородки с тяжелой ручкой! И тем не менее она любит меня, я думаю. Просто она знает – это вековая мудрость женщин, мудрость, не имеющая ничего общего с логикой или разумом, – что мужчины – это несмышленые дети, которым никогда нельзя доверять. И она права…
– Однако ты, – улыбнулся Жан, потягивая вино, – не очень высокого мнения о мужском поле, не так ли?
– О, да. Просто мужчины и женщины дополняют друг друга – или должны дополнять. Женщины – существа более примитивные, более зависимые от своих инстинктов, и поэтому они ближе к истине. Мужчины же – по крайней мере, они так думают – более логичны, разумны, объективны. Исходя из этого, они пытаются построить государство, а получается у них возмутительная чепуха! Человечество, Жан Поль, никогда не руководствовалось разумом или логикой, а только эмоциями и предрассудками. В любой большой группе людей что-либо простое, ясное, логичное, объективное не срабатывает. Надо прибегать к идолам, колдовству, пышным представлениям, песнопениям, фейерверкам, к драматическим представлениям. Даже если ты убежден, что данная мера хороша и разумна, ты вынужден прибегать ко всем этим фокусам, чтобы внушить это людям. Даже твои политики поняли это. Вспомни Праздник Федерации, праздники по тому поводу, по этому, – с фонарями, красными колпаками, статуями свободы, деревьями свободы, пока Жан Простак не убедится, что он свободен, хотя в действительности его свобода сводится к свободе бунтовать, грабить, напиваться и голодать!
– Старый циник! – усмехнулся Жан.
– Нет, это не цинизм, Жан, это реализм, который является подлинным основанием счастья, поскольку он исключает разочарование.
Они долго сидели так, разговаривая. Пьер посвятил Жана в политическую ситуацию последнего времени. Он описал террор, благодаря которому якобинцы захватили власть в полном несоответствии со своей численностью.
– Если бы не раскол в их рядах, они, упаси нас Бог, правили бы сейчас Францией. Но они расколоты. Теперь наиболее умеренные из них, которых называют бриссотинцами по имени их лидера, а чаще жирондистами, потому что их главные ораторы Верньо, Гадэ и Жансонье – все из Жиронды. Инсор, Кондорсе, Фоше и Валезе сидят вместе с ними, но всеми ими управляют со стороны.