Мать Вода и Чёрный Владыка - Лариса Кольцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда свободный выбор приводит к неволе
— Я останусь, — повторила она и сжала лепестки своих губ в наигранное высокомерие, а уж как вышло, она не видела себя со стороны. — Лишь затем, что я очень любопытная. И смелая. Поэтому я тебя не боюсь нисколько. Но я всё равно решусь в скором времени покинуть «Лучший город континента». Мне надоело шить и украшать своим творчеством других. Создавать наряды для походов в Храм Надмирного Света другим счастливцам. Мне необходимо заняться тщательной подготовкой к акту создания уже собственного семейного союза. А здесь мне не дадут этого сделать…
Она смолкла, поймав себя на том, что стиль речи Инара Цульфа и Латы-Хонг как-то странно успел повлиять и на её собственную манеру общения. Бюрократическая напыщенность и обтекаемость фраз встраивались в её речь почти бессознательно. Ведь все окружающие её люди, живущие в «Лучшем городе континента», так и общались меж собой. Это был особый язык, отличный от затейливости аристократического сословия, но и мало похожий на задушевную или грубую простоту обычных людей. Как говорил когда-то Тон-Ат: «Имитатогенность всякого человека есть природный факт, но не отменяемый и для всех уровней социальности».
Рудольф не дал ей договорить, — Зачем покидать? Зачем разорять столь дорого тебе доставшуюся «Мечту»? Я не трону твою текстильную мастерскую — твою «Мечту», даже если ты создашь с другим человеком то, что обозначила как семейный союз. Ты так и будешь тут жить и работать. Я не буду возражать.
Она усмехнулась, — Не будешь возражать? Чего ж тогда столько сил приложил к моему вселению сюда?
Он ничего не ответил. И она отлично знала, что они оба с каким-то извращённым самоистязанием врут друг другу. Он никого уже не потерпит рядом с ней, а ей никто не заменит его.
— В этом случае я пойду в Храм Надмирного Света с тем же Чапосом, почему же и нет? Ты возьмёшь себе Элю. Милый получится обмен жёнами и мужьями, не правда ли?
— Мне всё равно кто. У функции могут быть разные лица, но я говорю тебе о любви. Любить я смогу только тебя. Пока я здесь, конечно. Но я не стану тебя удерживать против твоего желания. Повторение того обоюдного садомазохизма, как было с Гелией, уже немыслимо. У тебя есть пара минут на обдумывание. Глеб всё ещё ждёт тебя у скоростной подземной машины. Но когда он уйдёт, я не буду звать его повторно.
Как реально когтистая лапа, Нэю раздирало непереносимое противоречие, любовь и ужас от её окончательной потери. Уйти это означает лишь одно, — оставить «Мечту», но кому? Эле — выскочке и полной неумехе?
Надменная статная Лата, откровенно влюблённая в Рудольфа, тут же повторно вклинилась в её мысленный поток, будто предлагая себя в качестве замены. Но Эля моложе, легче и по своей натуре, и по своей фигуре, куда как соблазнительнее и доступнее в этом смысле. Поэтому с лёгкостью выпихнула Лату из взбаламученных мыслей Нэи. Конечно, Эля найдёт себе штатного модельера, так ли уж оно и трудно? Для Эли, давно уже вошедшей во все тонкости подобной сферы деятельности, ничуть. Останется только имя «Мечта», останется само здание и все её воплощённые затеи с её же огромными затратами. Без неё всё сползёт в банальное ремесло. Не сразу так случится, — когда ещё Элю раскусят рафинированные клиентки, а уходить самой Нэе придётся. За стенами будет легче свыкнуться с тем, что его нет, и не будет уже в её жизни…
Из гордо вызывающих, лепестки её губ бесформенно расползлись, как и бывает у плачущих женщин, теряющих контроль над собой. Он привлёк её к себе, жадно целуя губы и опровергая собственную ледяную жестокость.
— Смотри, какую роскошь я тебе заказал. В местном, как ты говоришь, «доме яств», дорогом, но вкусном. Не хочешь? Конечно, столица избаловала тебя своим изобилием, а тут нет тех простонародных рынков, где ты покупала себе рыбку на обед.
Ласка тотчас же была обесценена насмешкой над прошлой её неустроенностью в столице, — Прошу, не упоминай про рыбу! Тошнит при одном только представлении о ней…
Он застыл, обдумывая её странное признание, — А вот попробуй мороженое. Десерт от Франка, нашего кулинара по вдохновению. Я тоже буду.
Она едва притронулась к тому, что он назвал мороженым, поскольку от непонятного лакомства заныли зубы. К тому же нарастающее беспокойство наполняло её как едкими клубами дыма и мешало не только насладиться едой, а просто и вкуса лишало.
— Скисшие сливки? Почему они сладкие? И жутко холодные…
Кристалл на его безымянном пальце казался почти чёрным, и только редкие искры играли в его гранях. То лиловые, то красные.
— Сними его. Я не люблю, когда мужчина украшает себя драгоценностью…
— А это и не драгоценность. Как же ты забыла старого и шипастого приятеля? Это, если ты в состоянии понять, мой соглядатай, а также незваный соучастник во всяком моём пиршестве. Иногда я не против его присутствия, чтобы тот, кто через его посредство соучаствует в недоступных ему удовольствиях, корчился от их неполноценности для него лично. Поняла хоть что из того, что я сказал?
— Я тебя поняла. Хо-хо! Отлично!
— Не говори так! Где ты увидела это хо-хо? Чего отлично? Я тебе ещё покажу, как бывает хо-хо отлично! А ещё аристократизмом своим важничаешь. Обороты речевые как у… шлюхи!
Нэя оторопела от его гневной вспышки, — Что же делать, если я поневоле впитала в себя все изыски квартала «Крутой Берег», где и выросла. А там у нас все так говорили…
— Ты уже давно не там, а здесь.
— Так и ты не особенно склонен к изыскам. Не уважаешь меня настолько, что унижаешь через слово… — Вкус к лакомству пропал окончательно.
— Достаточно того, что я тебя хочу, для чего уважение не обязательно.
Поняв, что обольщаться уже нечем, она набралась решимости, соскользнула с его коленей и направилась к выходу. — Открой!
