Нефть! - Эптон Синклер

Но среди всех этих бурь и волнений Бэнни, в силу своей молодости, продолжал жить своей собственной личной жизнью. Возвращаясь домой из Парадиза, он встретил как-то Нину Гудрих, одну из своих школьных товарок, ехавшую в своем автомобиле и одетую в купальный костюм. Подумать только, от каких пустячных случайностей зависит иногда судьба человека! Увидав Бэнни, она замедлила ход своей машины и позвала его:

— Едем купаться, Бэнни! Садись ко мне!

Он вскочил в экипаж, и через две минуты они домчались до берега, а еще через две он достал себе купальный костюм, оделся, и они вперегонку бросились по песчаному берегу к морю.

Нина Гудрих была одной из тех пышных Юнон, которые тысячами зреют каждый год в лучах калифорнийского солнца. Все ее члены были крепки, стройны и сильны; ее бедра были созданы для того чтобы носить дюжину детей, а грудь — чтобы всех их выкармливать. Волосы ее были густы и длинны, кожа не нуждалась ни в каких косметиках и была покрыта бронзовым загаром от пребывания целыми часами во время прибоя на солнце, под защитой тонкой ткани купального костюма, оставлявшего открытой большую часть всех прелестей молодой девушки. Да, всякий, кто брал в жены девушку из Южной Калифорнии, никогда уже не мог сказать, что он не видел того, что брал.

Нина и Бэнни поплавали вдоль берега, не смущаясь тем, что вода была еще очень холодная, потом, взявшись за руки, добежали до кабинок, и Нина сказала:

— Поедем куда-нибудь ужинать, Бэнни! Мне скучно дома.

Бэнни согласился, и когда оделся, она довезла его до подъезда своего дома. А пока она бегала переодеваться, он сидел и повторял свой урок английской поэзии девятнадцатого века. Поэт, произведения которого он в данный момент изучал, воспевая явления природы, говорил:

Солнце землю, лаская, лобзает,

Океан обнимает луна,

Но весь смысл этих ласк пропадает,

Если ты не целуешь меня.

Нина не заставила себя долго ждать, и они отправились в один из ближайших ресторанов, в котором калифорнийская рыба, салаты и фрукты всех сортов подавались в таком изобилии, что это привело в смущение девятнадцатилетнюю Юнону, стремившуюся "похудеть". Придвинув свой столик к окну и энергично работая челюстями, молодые люди любовались на залитый огнем заката океан. Но вскоре его яркий пурпур побледнел, и туман поднялся над водой. Тогда они вышли из ресторана, сели в автомобиль, и Нина, не говоря ни слова, взяла ту дорогу, которая вела из города к скалистому берегу. Одна ее рука лежала в руке ее спутника, и Бэнни, роясь в своих воспоминаниях, вспомнил, что Эвника рассказывала ему как-то про Нину и про ее роман с Барнеем Ли, который год назад был зачислен в армию и теперь сражался во Франции. Остановив автомобиль в нескольких саженях от берега, они достали из него плед и расположились на мягком песке почти у самых волн мерно шумевшего прибоя.

— Нравлюсь ли я тебе хоть немножко, Бэнни? — прошептала Нина, крепко прижимаясь к своему спутнику, и на его утвердительный ответ проговорила еще тише: — Так почему же ты меня не ласкаешь? — и в ту же минуту ее губы прильнули к его в горячем поцелуе, который обжег его как огнем.

Было ясно, что девятнадцатилетняя Юнона была вполне в его власти, готовая исполнить все его желания, и знакомое ему ощущение головокружения охватило его с прежней силой. Несмотря на все старанья, он все еще не мог изгнать из своего сердца образа Эвники — это его невыразимо терзало. И вот теперь являлась возможность изгнать этот образ из своей памяти, являлась возможность забыться. Но он все еще колебался — ведь он дал себе слово не поддаваться соблазну, не затевать снова подобного рода истории. И он прекрасно знал, что он не любил Нину Гудрих настоящей любовью, о которой говорили английские поэты. Да, она была для него совсем, совсем чужой. Он продолжал колебаться и с каждой минутой становился все холодней.

— Что с тобой, Бэнни? — прошептала молодая девушка.

Голова его все еще слегка кружилась, но теперь он знал, что ему делать.

— Нина, — сказал он, — мне кажется, что это будет некрасиво.

— Некрасиво?

— Да, по отношению к Барнею.

Лежавшая в объятиях Бэнни молодая девушка сделала нетерпеливое движение.

— Дорогой мой, да ведь Барней уехал!

— Знаю. Но он вернется.

— Может быть. Но это еще так не скоро, и я уверена, что он давно уже нашел себе кого-нибудь во Франции и совершенно забыл обо мне.

— Возможно. Но нельзя быть в этом уверенным! И мне кажется, что это будет не совсем справедливо, если, в то самое время как он рискует своей жизнью для своей родины, кто-нибудь воспользуется его отсутствием для того, чтобы похитить ту, которую он здесь любил.

Нина ничего не ответила, и Бэнни принялся рассказывать ей обо всем, что происходило на фронте, о том, как туда скоро отправят американские войска и как он сам надеется туда уехать тотчас по окончании своего ученья. Он говорил о Поле, о его взглядах на то, что творится в России, и о том, как его отец, м-р Росс, относится к Полю. Молодая Юнона все это слушала, лежа в его объятиях, и к ее чувству к нему примешивалось все больше и больше дружеской нежности. Когда же ночная свежесть и туман окончательно охладили ее горячую юную кровь, она встала и направилась к своему автомобилю. Дорогой девятнадцатилетняя Юнона крепко обняла своими сильными руками своего спутника и звонко его поцеловала, говоря:

— Ты очень, очень странный, Бэнни! И все-таки ты мне ужасно нравишься!

Германцы предприняли новое гигантское наступление на британцев, и на этот раз местом действия была Фландрия. Они произвели громадные опустошения в британских линиях, и если бы не совершенно исключительная по напряжению работа всех тех, кто находился непосредственно за этими линиями, — всех этих крестьян и шоферов, сражавшихся чем попало, всяким оружием, которое только им удавалось достать, — то нет сомнения, что германцы захватили бы в свои руки всю железнодорожную сеть Фландрии. Прошел месяц, и опять новое наступление германцев, теперь уже на юге, против французов. Знаменитое сражение при Эне и Уазе. Казалось, что Париж был уже окончательно приговорен, и американский народ задерживал дыхание, читая в газетах известия с фронта.

Во время этого сражения, происходившего на протяжении двухсот миль, на фронте произошел знаменательный случай: командующий французской армией ввел в ряды сражавшихся только что прибывшие тогда из Америки войска. Это были еще совсем мальчики, прошедшие только краткосрочный курс военной науки, и французы, конечно, не рассчитывали, чтобы они могли держаться. А между тем, вместо того чтобы отступать подобно остальным армиям, они сами перешли в наступление и продвинулись на протяжении трех миль по фронту — более чем на две мили вперед! А несколько дней позже произошло сражение при "Бэлловском лесе", и Америка дрогнула в порыве всеобщего безмерного ликования. И это было не ликованием удовлетворенной национальной гордости — это было нечто большее: люди чувствовали, что это была победа свободных государств. Когда вы читали списки убитых и раненых, вы встречали самые различные имена: Горовиц и Шнирович, Замерджан и Саманьего, Константинополус, Топлицки и Конл-Линч, — но все они сражались с одинаковым энтузиазмом. Это была победа золотого потока красноречия, лившегося из Белого дома.

На фоне всех этих волнующих событий решалась судьба Бэнни. Пришло время его серьезному разговору с отцом — самому серьезному из всех, которые они когда-либо вели. Никогда еще Бэнни не видел отца до такой степени взволнованным.

— Хорошенько подумай, сынок. Неужели же ты так-таки окончательно отказываешься оставаться дома, оставаться со мной, отказываешься помогать мне в моей работе? — спросил м-р Росс сына.

— Папочка, — ответил Бэнни, — я никогда в жизни не прощу себе, если останусь здесь и не поеду в действующую армию.

Тогда м-р Росс подробно объяснил ему, что означало для него такое решение Бэнни: в его годы он уже не в состоянии нести всю эту тяготу один. Нефтяных скважин все прибывало, и каждая новая несла с собой и массу новых забот. Им необходимо открыть грандиозный перегоночный завод, для этого необходимо устроить целую серию станций для его оборудования. Рассчитывать на постоянную поддержку правительства было, конечно, невозможно, участок Парадиз был Бэннин, но если он от него отказывается, то м-ру Россу придется войти в компанию с каким-нибудь крупным дельцом. В том случае, если Бэнни уедет в действующую армию, на его помощь рассчитывать уже не придется, так как м-р Росс убежден, что война затянется на очень, очень долго. Немногие из тех, кто туда уезжает, возвращаются домой…

При этих словах голос м-ра Росса дрогнул. Еще немножко — обоим пришлось бы вынуть из карманов носовые платки, что, конечно, обоих бы очень стеснило. Но они побороли в себе эту слабость.