Семья и развитие личности. Мать и дитя - Винникотт Дональд Вудс

Но разве вы не видите, что всякий раз, как ребенок проходит через этот процесс, он что-то приобретает? Если младенец гневно плачет и чувствует, что готов уничтожить все и всех, а окружающие при этом остаются спокойными и невредимыми, то у него появляется возможность понять, что то, что он чувствует, не обязательно реально, что фантазия и факт, хотя одинаково важны, тем не менее отличаются друг от друга. Однако, чтобы помочь ему понять это, вам совсем не нужно приводить ребенка в гнев, потому что существует множество других ситуаций, в которых вы заставите его сердиться, хотите того или нет.

Некоторые живут в ужасе перед срывом, они боятся того, что случится, если испытают такой гнев, какой испытывали младенцами. Причины этого неизвестны. Быть может, матери таких людей были сами испуганы. Своим спокойным поведением они придали бы младенцу уверенность, но они вели себя так, словно разгневанный младенец действительно опасен.

Младенец в гневе — это личность. Он знает, чего хочет, знает, как может это получить, и в то же время не отказывается от надежды. Вначале он едва ли сознает, что обладает оружием, вряд ли понимает, что его гневный плач действует сильней, чем создаваемая им грязь. Но в течение нескольких месяцев он начинает чувствовать себя опасным, потому что может и хочет причинить боль, И рано или поздно по личному впечатлению от боли он узнает, что другие тоже могут испытывать боль и уставать.

Вы узнаете много интересного, наблюдая за своим младенцем и находя первые признаки того, что он знает, что может причинить вам боль и намерен это сделать.

Теперь я хочу перейти к четвертой причине плача — к горю. Я понимаю, что мне не нужно описывать вам печаль, как не нужно описывать цвет тому, кто не страдает слепотой. Однако по целому ряду причин мне недостаточно просто упомянуть печаль и на этом остановиться. Одна из этих причин заключается в том, что чувства младенцев очень прямые и интенсивные, а мы, взрослые, хотя и ценим эти младенческие чувства и иногда хотели бы испытать их снова, но давно научились защищаться от тех почти непереносимых чувств, какие испытывали в младенчестве.

При утрате горячо любимого человека мы не можем избежать чувства горя, для нас наступает период траура; наши Друзья понимают это и терпят. И мы можем ожидать, что рано или поздно оправимся от такого состояния. Мы не открыты горю в любой момент дня и ночи, как младенцы. На самом деле некоторые люди так хорошо защищаются от причиняющего боль горя, что не могут воспринимать происходящее так серьезно, как им хотелось бы; они не в состоянии испытывать глубокие чувства, потому что боятся всего реального. Эти люди не в состоянии пойти на риск любви к определенному человеку или объекту. Они многое теряют, не рискуя, но одновременно получают хорошую страховку от горя. Люди любят печальные фильмы, заставляющие их проливать слезы: это показывает, что они, по крайней мере, не окончательно утратили это свойство. Говоря о горе как причине детского плача, я должен напомнить, что вам нелегко вспомнить горести своего младенчества и потому нелегко в них поверить и проявлять сочувствие.

Дети тоже могут создавать мощную защиту против приносящей боль печали. Но я пытаюсь описать вам печальный плач младенцев, который, несомненно, существует и который вы сами наверняка слышали. Я хотел бы помочь вам понять смысл и значение печального плача, чтобы вы знали, что делать, если услышите его.

Когда вы впервые услышали печальный плач своего младенца, можете сделать вывод, что его чувства стали более оформленными. Однако скажу то же, что говорил о гневном плаче: вы ничего не достигнете, пытаясь устранить причину печального плача. Вы не можете помешать ребенку быть печальным, как не можете помешать ему гневаться. Но между гневом и горем есть различие: гнев является более или менее прямой реакцией на раздражение, в то время как печаль отражает гораздо более сложные процессы в сознании младенца, которые я попытаюсь описать.

Но вначале несколько слов о самом звуке печального плача, в котором, надеюсь, вы со мной согласитесь, слышится что-то музыкальное. Некоторые считают, что печальный плач — одна из основных причин возникновения музыки. И с помощью печального плача младенец в определенном смысле развлекает себя. Он может легко развить различные оттенки плача и экспериментировать с ними, ожидая, пока им не овладеет сон. Чуть постарше можно будет услышать, как он печально напевает самому себе во сне. К тому же, как вы знаете, слезы относятся скорее к печальному, чем гневному плачу. Сухие глаза и нос (в который проникают слезы, когда не текут по щекам) означают неспособность печально плакать. А слезы полезны — и физически, и психологически.

Возможно, следует проиллюстрировать, чтобы прояснить то, что имею в виду, говоря о ценности печали. Возьмем восемнадцатимесячного ребенка, потому что легче пронаблюдать за тем, что происходит в этом возрасте, чем на более ранних стадиях. Речь идет о девочке, которую удочерили в четыре месяца и у которой до удочерения был очень нелегкий жизненный опыт; по этой причине она особенно зависима от матери. Можно сказать, что ей с гораздо большим трудом, чем другим, более везучим детям, удается создать в сознании представление о том, что существуют хорошие матери; по этой причине она цепляется за приемную мать, которая превосходно о ней заботится.

Потребность девочки в постоянном присутствии приемной матери так велика, что мать поняла, что не может оставлять ее. Когда девочке было семь месяцев, мать как-то на полдня оставила ее на попечение опытной помощницы, но результат был почти катастрофическим. Теперь, когда ребенку исполнилось восемнадцать месяцев, мать решила на две недели уехать в отпуск, объяснив все девочке и оставив ее в руках людей, которых хорошо знала. Большую часть этих двух недель девочка стояла у двери материнской комнаты, держась за ручку и пытаясь открыть дверь; она не могла играть и вообще не могла воспринять факт отсутствия матери. Она была слишком испугана, чтобы чувствовать печаль. Думаю, можно сказать, что, с ее точки зрения, мир на эти четырнадцать дней остановился. Когда наконец мать вернулась, девочка какое-то время ждала, убеждаясь, что она реальна, а потом обхватила мать руками и разразилась горестным плачем, после чего вернулась к нормальному состоянию.

Глядя на ситуацию со стороны, можно заключить, что печаль присутствовала и до возвращения матери. С точки зрения девочки, до появления матери никакой печали не было, но, увидев мать, девочка поняла, что она опечалена, и тут слезы полились из ее глаз, и она уцепилась за шею матери. Но почему так? Думаю, что этой маленькой девочке приходилось справляться с чем-то очень пугающим — с ненавистью, которую она испытала к матери, когда та ее покинула. Я выбрал этот пример, потому что тот факт, что девочка была сильно зависима от матери (и не могла смириться с тем, что матери нет) позволяет легче понять, какую опасность она ощутила, почувствовав к этой матери ненависть. И она ждала, пока мать не вернулась.

Но что она сделала после возвращения матери? Она могла бы ее ударить или укусить. Я не удивился бы, если бы у кого-то из вас был подобный опыт. Но этот ребенок обхватил мать за шею и заплакал. Что должна на этом основании помять мать? Если бы ома смогла выразить это в словах (и я рад, что она этого не сделала), она сказала бы: «Я твоя единственная добрая мать. Ты испугалась, поняв, что ненавидишь меня за то, что я надолго ушла. Тебе страшно, что ты меня ненавидела. Ты считала, что я ушла, потому что ты сделала что-то плохое, или слишком много требовала, или ненавидела меня и раньше; ты считала, что я ушла из-за тебя и ушла навсегда. И только когда я вернулась и ты смогла обхватить меня, ты признала, что сама меня отсылала, даже когда я была с тобой. Своей печалью ты заслужила право обнимать меня, потому что поняла, что в своем горе виновата сама. На самом деле ты испытывала чувство вины, будто виновата во всем дурном, что происходит в мире, в то время как была только отчасти причиной моего ухода. Дети причиняют много неприятностей, но матери этого ждут и это им даже нравится. Ты была слишком зависима от меня и потому очень меня утомила; но я тебя удочерила и потому никогда не испытываю негодования, когда устаю из-за тебя…»