Гори, гори ясно - Карина Вран

— Хелен, звезда моя, у меня есть к тебе эксклюзивное предложение, — с интонациями зазывалы-рекламщика выдал я, прижимая к уху Нокию. — Причем эксклюзивность его имеет срок годности, так как время не ждет. Кроме прочего, мое предложение позволит тебе выбраться из пыли библиотечных завалов.

— Всё вы, смертные, суетитесь, — фыркнула в ответ вурдалачка. — Излагай свое предложение.

— Нужно разыскать одного человека... — замялся, переформулировал. — Не обязательно человека. Известно имя — Клод. Предполагаемое происхождение — потомок графа Калиостро. И город проживания известен.

С таким предком, если Клод не заливал о своих корнях, «народными методами исцеления» вполне могут являться и знахарство с алхимией.

— Фамилия? Возраст? Род деятельности? — тут же завалила меня вопросами Хелен.

— Бывший студент Сорбонны, переквалифицировался в спеца по народной медицине, — ответил только на последнее. — Прочее неизвестно.

Лена задумчиво помычала в трубку.

— И город, надо думать, не Санкт-Петербург? Иначе ты бы не стал акцентировать на нем внимание.

— Париж, Франция, — не стал отпираться. — Заметь, я не сказал, что будет легко.

— Легко?! — немертвая девушка взвилась так, что я это чуть ли не увидел, не то, что услышал через динамик. — Ты представляешь, сколько в Париже может быть Клодов?! Сколько и блох на бродячей собаке!

— Сколько и Ванек в Питере, — поддержал я ее в справедливом возмущении. — Знай я больше, нашел бы его по другим каналам. Это было бы куда проще и без нервотрепки.

— Так, — скрипнула зубами моя собеседница. — Зачем тебе этот Клод? И зачем мне — нам — его поиски?

— Прости, наверное, мне с этого и следовало начать, — повинился. — Это давний знакомый отца. Есть предположение, что он в курсе того, над чем работал папа. Он — отец — писал этому Клоду незадолго до своей... кончины. Как много известно французу, готов ли он к диалогу — это отдельные вопросы. Они не имеют смысла до тех пор, пока Клод не найден, пока мы не с ним не поговорили.

— Ты не ответил про интерес моей семьи, — холодно напомнила Лена.

— Нет, прелестница, это ты не дослушала, — весело откликнулся. — Вечно вы, бессмертные, проявляете нетерпение.

Нежить хмыкнула. Одобрительно, кажется.

— Если вы выйдете на Клода, — продолжил уже другим тоном. — И тот действительно знает, чем занимался отец, тогда есть ненулевой шанс, что ты и твоя семья получите ключ к последней работе профессора Бельского. И, возможно, сможете ее повторить. Или хотя бы понять. Или найти способы противодействия. Тут, сама понимаешь, результаты будут зависеть от приложенных усилий.

Вурдалачка молчала с полминуты.

— Это все при условии, что Дмитрий Иванович действительно разработал слова против дара, — проговорила она после раздумий. — И этот Клод может ничего не знать, может отказаться говорить, может...

— Может оказаться пустышкой, — добавил в тон. — А может — джекпотом. Лен, ты в праве отказать, я не обижусь. Все нормально, интересы семьи выше любопытства. Ноль претензий, если что. Я просто обращусь к другим. Сегодня вечером у меня встреча с Федей Ивановной Палеолог, а та дважды изъявляла интерес к работам отца. Затем еще с ведьмами буду пересекаться, те сейчас за любую ниточку уцепиться готовы, так их прижали, прямо аж пятки горят. А еще есть законники. Интерпол, да что угодно. Я найду решение.

— Ты меня сейчас шантажируешь? — искренне изумилась Хелен.

— Что ты?! — воскликнул. — Как можно? Я обратился к тебе первой — в знак дружеского расположения. Всего лишь обозначил альтернативные пути и гипотетических помощников в поисках. Эти стороны хорошо мотивированы, однако у меня не возникло раздумий вроде: «А с кем мне будет выгоднее договориться?» Нет, драгоценная немертвая подруга, я сразу позвонил тебе, именно тебе, как только получил информацию.

— Ай, болтун, ай, нахал, — рассмеялась она. — Тебе бы в шоу комическом выступать, имел бы успех. Кроме шуток: это дело предполагает вовлечение не только моей семьи. Европа... Это сложно.

— В Европе нет вурдалаков? — удивился вслух. — Мне думалось, там их пруд пруди.

— В Европе есть вурдалаки, — опровергла предположение Хелен. — А я просила без шуток. Мне нужно время. Это решение не мне принимать, я должна посоветоваться с мужем.

— Конечно, — легко согласился я, потому как заранее предполагал такой ответ. — Только я на той неделе уеду из города. Дайте мне знать до отъезда, готовы вы заняться поисками или нет. Принципиально «да» или принципиально «нет».

— Это приемлемо, — поставила точку в разговоре Хелен.

— Привет, — смущенно улыбнулась мне соседка.

Мы снова столкнулись с Катюшей на лестничной клетке, и в эту встречу она выглядела куда как бодрее, чем в прошлый раз. И с пола ее соскребать (в буквальном смысле) не требовалось.

При виде меня она разрумянилась или же переборщила с косметикой, я не понял. Щечки выделялись на лице, как те яблочки сорта Макинтош (он же Осеннее краснобокое), что растут у нас на дачке. Эти яблоки поздно вызревают, но такие они сочные, пряные, кисло-сладенькие, немножко отдают конфетами. В общем, когда на рынке появились изделия одной штатовской фирмы с яблочным названием, я понял, почему основатель выбрал именно этот сорт.

Но речь не о технике и не о вкусе из детства, а о румянце на лице скрипачки.

— Хорошо выглядишь, — отвесил дежурный, но вполне себе заслуженный комплимент.

Она была просто одета сегодня, классическая пара: черный низ, белый верх. Белая блузка как раз подчеркивала краски на лице, а черные брючки стройнили и удлиняли и без того стройные длинные ножки.

Почему так много слов про соседку? Все просто: я засмотрелся. Вроде ничего эдакого в образе, а так свеженько, миленько и натурально она выглядела, что не залюбоваться было невозможно. Эстетика, она такая.

— Спасибо, — захлопала ресницами Катя.

Не должна эта милота и дальше вкалывать на немертвых, неправильно это. Слишком... живая она для них.

— Катюш, можно мне высказаться в лоб? — спросил, дождался робкого кивка. — Тебе бы работу сменить. Нынешний твой клуб... не слишком хорош.

Скрипачка вздохнула.

— Твой клуб не слишком хорош, — повторила она за мной, как эхо. — Твое образование недостаточно хорошо. Твоя семья слишком бедная. Твое жилище — это вообще позор позорный.

Катя укоризненно покачала головой.

— Так, не надо мне приписывать лишнего, — возмутился. — Я только за место работы высказался. На правах того, кто тебя после этой работы домой заносил.

Она замахала руками.

— Не ты, мой бывший. Просто так похоже сказал, меня прям затрясло. Ой!