Геном - Сергей Лукьяненко

Да, он уже нарушил одну из заповедей пилота-спец.

Самую главную, пожалуй. Беспредельную ответственность за всех, оказавшихся рядом. Значит, средство Эдгара действует, блокирует его измененное сознание. А ведь это страшно… стоит лишь представить себе пилотов, способных бросить на произвол судьбы экипаж и пассажиров!

Он представил себе Ким. Джанет. Лурье и Генералова. Моррисона. Ка-третьего. Цзыгу.

Вот что-то происходит… корабль гибнет… как он поступит?

Да нет! Он не бросится спасать собственную жизнь. Он по-прежнему готов до конца сражаться за корабль, экипаж и пассажиров. Все в порядке!

Вот только откуда эта тоскливая тревога, эта холодная пустота в груди?

Словно неощутимый биохимический удар отсек что-то, жившее в душе…

Или – сдернул туманную дымку с бездонной пропасти.

– Похоже, я зря выпил эту дрянь? – риторически спросил Алекс. Торопливо посмотрел на Беса – самого верного своего советника и спутника.

Чертенок стоял потупившись, разведя руки. Исподлобья косился на Алекса с той же мучительной болью, что тот ощущал и сам. Можно было не смотреть на Беса – он уже не мог сказать Алексу ничего нового.

– Но это же не любовь! – Алекс мотнул головой. – Это не может быть тем самым чувством!

«Да, это не любовь… – насмешливо шепнуло ему что-то незримое, мертвым сном спавшее на дне души. – Это отсутствие любви…»

– Какая же это, к чертовой матери, радость? – Память услужливо подсказывала сухие, научные формулировки, будто цеплялась за что-то прежнее, устойчивое и спокойное. – Устойчивое чувство, сопровождающееся эмоциями нежности и восторга? Благодарю покорно…

Алекс замолчал, переводя дыхание. Стоп. Не стоит нервничать. Он сам выпил изготовленный по рецепту Эдгара блокатор. Он хотел проверить его действие, чтобы не пострадала Ким. Он хотел ощутить то чувство, которого был всегда лишен.

Возможно, неприятным эмоциям он обязан именно отсутствием любви? Ну так на борту есть две женщины, молоденькая и средних лет, а на худой конец еще Цзыгу и Генералов! В самом крайнем случае – кристалл с виртуальными персонажами. Проявится у него эта любовь, никуда не денется. А потом действие блокатора кончится, чуждая эмоция уйдет, и все вернется в прежнее русло.

Главное – не паниковать.

Алекс быстро прошел в душ, пустил ледяную воду, постоял несколько минут, сцепив зубы. Вроде бы сосущее чувство тревоги и пустоты проходило, смывалось.

Ничего, выдержим!

Зато будет что вспомнить! Какой еще пилот-спец может похвастаться тем, что любил или страдал от отсутствия любви?

Он пустил на мгновение горячую воду, сгоняя озноб. Досуха растерся полотенцем, быстро оделся, причесался и высушил волосы. Посмотрел на себя в зеркало.

Нормально.

Мужественное, сильное лицо. Умные глаза.

И что-то неуловимое, тревожное, заставившее его испуганно отвести взгляд.

Ерунда. Показалось. Он паникует, и это естественно. Вот и мерещится всякая дурь.

Алекс вышел из каюты и торопливо пошел в рубку. Все, что ему сейчас нужно, – это слияние с кораблем, радужное тепло, истинное чувство пилота-спец. Оно не подведет, оно спасет. Пусть пока еще длится вахта Моррисона, но он же имеет полное право войти в систему раньше. Например – ему не спится. Или хочется лично провести выход в системе Зодиака, он там никогда не был, а это ведь великая и красивая планета…

Алекс почти ворвался в рубку. Торопливо лег на ложемент, посмотрел на Моррисона. Лицо второго пилота было безмятежно-счастливым, таким, каким оно и должно быть. Хороший корабль, дальний полет, надежные товарищи – что еще нужно пилоту? Какая такая любовь?

Опустив голову, Алекс вошел в систему. Зеленая спираль дрогнула, тревожно потянулась навстречу.

– Корабль в канале, до выхода тридцать четыре минуты, происшествий нет, все системы работают исправно…

– Спасибо, Ханг. Не обращай на меня внимания. Просто не спится. Я не буду вмешиваться в управление.

Зеленая спираль ответила эмоциональной волной – признательность и сочувствие.

– Капитан, у меня были проблемы со сном – они прекрасно решаются стаканом красного вина. Еще рекомендуют теплое молоко с липовым медом. Ну, или таблетки…

– Ханг, не беспокойся. Это редкий случай. У меня все в порядке. Я… я ненадолго.

Образ Моррисона слегка померк, заканчивая диалог. Алекс остался наедине с кораблем.

Радуга. Теплая, чудесная радуга, перекинувшаяся сквозь тьму. Душа корабля.

Алекс потянулся навстречу – жадно, уже чувствуя, как спадает напряжение, как зияющая пропасть, разрезавшая его душу, стягивается и исчезает.

– Коснись меня!

– Будь мной!

– Полюби меня!

Радуга вспыхнула вокруг.

Приняла его – преданно и беззаветно, нежно и крепко, сжала в незримых объятиях…

Это было как на виртуальном инструктаже в первом или втором классе школы… Обаятельная, даже для них, сопляков, виртуальная девушка-инструктор. Радостный голос: «А сейчас мы познакомимся с самым простым, воспетым еще в Библии методом сексуальной аутостимуляции… ребята, если вы уже с ним знакомы – не перебивайте, посидите тихонько…»

Это было как на школьных вечеринках, на игре в «бутылочку», когда подростки разбивались на парочки и старательно суетились в укромных уголках, надеясь найти разницу между виртуальностью и реальным сексом.

Это было как на выпускной оргии – с опытными гейшами-спец, знающими каждую эротическую зону человеческого тела, умеющими отдаться радостно и самозабвенно.

Это было всем – и ничем. Фальшивкой. Иллюзией. Суррогатом любви. Циничной подделкой. Пищевой таблеткой в руке голодающего – дающей силы жить, но не утоляющей голода. Надувной женщиной-куклой в музее сексуальной культуры. Рекомендованной для зачатия детей партнершей, старательно отыгрывающей заученную с детства роль.

Это было чем угодно – но не любовью!

Алекс закричал, выдираясь из цветной радуги, из слащавых прикосновений электронного морока. Система вздрогнула, выпуская его в реальный мир. Он дергался на ложементе, забыв содрать страховочные крепления, что-то беззвучно крича, смотря на безразличный свет экранов и безмятежное лицо Моррисона.

Его обворовали!

Давным-давно, еще до рождения. По соизволению родителей, давших будущему ребенку надежную и прибыльную спецификацию пилота. Его лишили… нет, он еще даже не знал – чего… только понимал, что больше не сможет без этого жить.

Его предали.

Он был таким же слугой, как несчастные вассалы аристократов с Геральдики. Пусть даже его насиловали не столь явно…

Ради чего он жил?

Ради холодных касаний радужного света?