Сотник. Беру все на себя - Евгений Красницкий

— О чем задумался, Михайла? — в голосе Егора, кажется, было даже сочувствие.

— Да вот: думаю, что делать, если князь и вправду помрет.

— И что надумал?

— А ты что, тоже от меня чудес каких-то ждешь? Так не будет чудес, господин десятник, не будет! Единственное, что пришло в голову — перебить всех пленных, чтобы не болтали!

— Угу. Понятно. — Мишке показалось, что Егор слегка ухмыльнулся в усы. — Сам резать будешь, или помощники найдутся?

— Да чего ты от меня хочешь-то?

— А помогаю тебе. Совет, вот, дать хочу, как Корней мне наказал… советовать, значит, когда понадобится.

— И какой же совет?

— Кривого с семейством тоже прибрать придется. Чтобы не сболтнули чего лишнего. Да и отрокам твоим языки урезать не помешало бы. Вот, хотя бы, крестник твой — поручик Василий Святоша — уже все уши прожужжал: «Михайла, де, десница Божья, по его мановению целая ладья вражеская от нескольких болтов утопла, врагов повергает охапками, сам же невредим остается…». Про нынешнее дело тоже, небось, такое расскажет, что только ахать будем!

«Ну, да: опять „классика“ — один раз начав убивать с целью предотвращения распространения опасной информации, остановиться почти невозможно».

Мишка поискал, на что бы перевести разговор, и заметил отирающегося неподалеку Антона.

— Антош! Ты как, оклемался?

— Так точно, господин сотник!

— А ну, не ври мне! Вижу же, что скособоченный. Болит?

— Да так, немного.

— Угу. Немного… такой детина локтем заехал и немного? Значит так: как только Матвей или Илья освободятся, пусть тебя посмотрят. Такие удары по животу — не шутка. А пока… ты же еще не ел? Иди, поешь, и вели нам с господином десятником сюда принести. Да не сам тащи, пришли кого-нибудь. А сам, как поешь, пристройся где-нибудь отдохнуть. Полежи до вечера. Хотя… стой! Есть запрещаю! Пока лекари не разрешат, ни крошки! Мало ли, что он тебе внутри порушил? Просто найди место, где полежать в покое…

— Да я…

— Приказываю полежать! Здесь около меня целый десяток опричников, можешь не беспокоиться. Вот, кстати… Урядник Андрей!

— Здесь, господин сотник!

— Найди, где моего помощника уложить, доспех помогите снять, а есть не давать, пока кто-нибудь из лекарей его не осмотрит. Опасаюсь я, что у него в животе что-то повреждено может быть. Понятно?

— Так точно, господин сотник.

— Исполнять!

— Слушаюсь, господин сотник. Пошли, Антоха, мы там раненых уложили, и для тебя место найдется.

— Ага. Только ты вели Михайле и десятнику поесть принести…

— Ладно, ладно, сообразим…

Аппетит Мишке и Егору испортил Илья — вывалился из избы распаренный, как из бани, в заляпанной на животе кровью и гноем рубахе, и сунул Мишке под нос на такой же грязной, как рубаха тряпке, что-то маленькое, черное.

— Во! Молодец Мотька, этакую мелочь в ране нашел и вынуть сумел!

— Это что? — Мишка отставил миску в сторону, есть сразу расхотелось.

— Обломок кольца кольчужного. Стрела-то с граненым наконечником кольца в куски рвет, вот один обломок с собой в рану и утащила. Оттого и загноилось, и горячка у князя началась. Оно, конечно случается, что тело железку внутри себя как бы обволакивает, да так все и зарастает, но это надо в покое пребывать, а он-то верхом скакал, пока мог, потом в носилках трясся…

— Ну и? Выживет теперь князь-то?

— Да как сказать… если бы все так и осталось, помер бы непременно. А сейчас… надо посмотреть, как ночь переживет. Тяжко раненые, он как-то все больше перед рассветом помереть норовят. Обыкновение такое… Господи, спаси и помилуй! — Илья перекрестился окровавленной рукой. — Если до завтра продержится, то надежда есть, Господь милостив.

— А велика ль надежда-то? — с великим сомнением в голосе спросил Егор.

— Так ведь… все в руце Божьей, токмо на него и уповаем…

Было понятно, что сколько не расспрашивай, больше от Ильи ничего не добьешься.

— Вы Мотьку пока не беспокойте, — немного помолчав, добавил Илья — сам пластом лежит, как полумертвый. Если еще раненые есть, я без него гляну.

— Там бабка травница…

— Да ну ее, дуру старую! — Илья презрительно сплюнул в сторону. — От всех хворей одним и тем же лечит… вреда-то от нее нет, но и пользы… так есть еще тяжелые раненые?

— Антона бы посмотреть. — Мишке было неудобно просить, вид у Ильи был измученный. — Ему крепко в живот локтем двинули. Я велел доспех снять, уложить, и есть не давать…

— Верно решил. Давай, показывай: где он у тебя?..

Ночь князь Всеволод пережил. Мишка тоже. И неизвестно, кому было легче — будто за близкого родственника переживал. Всю ночь ворочался без сна, с трудом сдерживая себя, чтобы не теребить расспросами Илью и Матвея. Дважды ходил проверять дозоры, один раз даже переправился на другой берег реки. Уснул только перед рассветом.

Утром настроение было препоганейшим, кусок не лез в горло, наорал на Антона, за то, что тот поднялся без разрешения лекарей, потом наорал на Демьяна, пришедшего спросить, надо ли выводить пленных до ветру, или пусть прямо в сарае… С трудом заставил себя сосредоточиться на объяснениях Егора о том, что надо бы послать разведку — проверить, не подходят ли ляхи с полоном.

Наконец, Илья сам объявился с новостями — непонятно, хорошими или плохими — хуже князю не стало, но и лучше, вроде бы, тоже. Мишка, под настроение, чуть не наорал и на Илью, который поинтересовался, с чего это боярина Солому отделали так, что мать родная не узнает. Однако совсем хреново Мишке стало, когда он попробовал прикинуть ситуацию на несколько дней вперед. Мысль о том, что его сотня сама влезла в ту же ловушку, в которой сидели городненцы, буквально упала на него, как каменная плита.

«Они же были привязаны к месту из-за нетранспортабельности князя, а теперь мы в том же положении оказались! Только и разницы, что наше нападение для них было неожиданностью, а мы точно знаем, что через пару дней, ну, максимум через трое суток, сюда подойдет конвой с частью пленных и стадом. А сколько там может быть боеспособного народу? Ляхи, плюс дружинники Всеволода… наверняка их больше, чем нас. Хотя, часть воинов с ладьями ушла, но сколько? То-то Егор так настаивал на разведке — надо знать: когда подойдут и сколько подойдет. Ну, хорошо, узнаем… Скажем, придут послезавтра, и смогут высвободить от охраны обоза сотню или полторы, может, две. И что нам делать? Смываться, оставив им князя? Тащить князя с собой с риском его угробить? Засесть здесь и обороняться? Что еще, какие варианты? Надо срочно с Егором посоветоваться…

Стоп, сэр! Хватит уже! Всякий раз, когда вы шли на поводу у „старших товарищей“, обязательно дело обходилось серьезными потерями среди отроков. А если командовали сами… тоже не без потерь, но было их гораздо меньше.

Что же получается? Когда мы действуем сами… ну, не то, чтобы сами, а так, как ЗДЕШНИЕ не привыкли — как стрелковое подразделение, то потерь меньше, а то и вовсе нет, да и из пиковых ситуаций выкручиваемся, даже несмотря на то, что вы сэр, еще тот командир — учиться еще и учиться. Кстати, о командире… во время бунта — ранение в лицо, да и вообще, чуть не помер. В заболотном хуторе подставился — запросто грохнуть могли. На ночной дороге — Демьян от верной смерти спас. В лесу, когда догнали уходящих журавлевцев — Варлам выручил… неочевидно, но похоже на то. В Отишии крыша поехала и получил топором в бок — только подсумок и спас. У Яруги — Немой, считай, собой закрыл, а Княжьем погосте Исидор… Под Пинском вовсе непонятно, как жив остался. Сколько же, блин, можно судьбу испытывать?

Ладно, хватит комплексовать, сэр, продолжаем анализ. Стрелковое подразделение, использующее неизвестную ЗДЕСЬ тактику — вот ключ к успеху! Почему? Ну, во-первых, лучники по нынешним временам всего лишь вспомогательные войска, что-то вроде средств усиления, что ли. Может быть и не совсем правильно толкую, но исход сражений ЗДЕСЬ решается в прямом столкновении, проще говоря, в рукопашной. А тактика стрелкового подразделения — уничтожение противника на дистанции.

ТАМ, с оснащением армий огнестрельным оружием, рукопашные схватки постепенно сходили на нет, становились редкостью… хотя и не исчезли окончательно. Чем, собственно, воинское подразделение, вооруженное самострелами, отличается от такого же подразделения времен, скажем, Наполеоновских войн? Скорострельность? Ну, например, английская линейная пехота делала всего два выстрела в минуту в сухую погоду. Младшая стража… ну, ладно, лучшие десятки Младшей стражи, стреляют вдвое чаще. Останавливающее действие? Болт от круглой пули калибром не шибко и отличается. Дальность? Да, тут проигрываем, но не так, чтобы уж сильно, к тому же, самострелы можно совершенствовать. Точность стрельбы? А вот тут, пожалуй, выигрываем — болт в полете стабилизируется оперением, а круглая пуля из гладкоствола летела по непредсказуемой траектории, зависящей от того, в какую сторону эта самая пуля вращается. Путных же прицелов, во времена Наполеоновских войн, не было, так же, как и у нас нет.