Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905 — 1917 - Ричард Пайпс

Покушение на Столыпина было лишь одним, пусть самым сенсационным, проявлением терроризма, не ослаблявшего своей смертельной хватки. Его жертвами уже пали командующий Черноморским флотом, саратовский и варшавский губернаторы. Не было дня, не приносившего сообщений о гибели очередного служащего полиции. Положение еще более отягощалось тем, что монархисты, восприняв революционную тактику, тоже прибегли к террору, и 18 июля был убит депутат Думы еврей Михаил Герценштейн, представивший в Думе земельную программу кадетской партии, предусматривавшую принудительное отчуждение земель. [В марте 1907 года рабочий, подстрекаемый политиком правого толка Казанцевым, убил другого кадетского депутата Думы, тоже еврея, Григория Иоллоса. Поняв, что Казанцев обманул его, заставив поверить, что Иоллос агент полиции, рабочий заманил Казанцева в лес и убил.]. Никакое правительство в мире не могло бы взирать спокойно на такой взрыв насилия. А так как новый состав Думы еще не был избран, Столыпин воспользовался действием 87-й статьи. Впоследствии он часто прибегал к этой законной оговорке, и в полугодовой период между роспуском Первой и созывом Второй думы Россия, действительно, управлялась декретами. При его преклонении перед законом он шел на этот шаг с сожалением, однако иного выбора не видел: такие действия были продиктованы «печальной необходимостью» и могли быть оправданы тем соображением, что бывают времена, когда на первое место выступают интересы государства41.

С 1905 года правосудие на доброй части России отправлялось по законам военного времени: в августе 1906 года из 87 губерний и областей Российской империи на положении «усиленной охраны» находилось 8242. Этих мер оказалось недостаточно, и под сильным давлением двора Столыпин пошел на внедрение упрощенной процедуры судопроизводства. 19 августа, через неделю после покушения на Аптекарском острове, он учредил, воспользовавшись положениями 87-й статьи, военно-полевые суды для гражданских лиц43. Новый закон предусматривал на территориях, находящихся на военном положении или положении «чрезвычайной охраны», право губернатора и командующего военной части подвергать военному суду лиц, чья вина была столь очевидна, что не требовала дальнейшего расследования. Состав суда определялся местным командующим и должен был включать пять офицеров. Судебные слушания надлежало проводить при закрытых дверях, подсудимые не могли пользоваться услугами защитника, но могли вызывать свидетелей. Военно-полевому суду следовало собираться в течение 24 часов с момента совершения преступления, приговор должен был быть вынесен в 48 часов. Приговоры военно-полевых судов не подлежали обжалованию и должны были приводиться в исполнение в течение 24 часов.

Этот закон оставался в силе восемь месяцев и прекратил действие в апреле 1907 года. Всего, как было подсчитано, за время существования столыпинских военно-полевых судов было вынесено 1000 смертных приговоров44. В дальнейшем террористы и другие лица, обвиненные в тяжких политических преступлениях, представали перед обычными гражданскими судами. Можно установить при этом, что в 1908-м и 1909 годах было рассмотрено 16 440 дел по обвинению в политических преступлениях и вооруженных нападениях, вынесено 3682 смертных приговора и 5517 человек приговорены к каторжным работам45.

Репрессивные меры Столыпина вызвали вопли негодования со стороны тех, кто проявлял завидное хладнокровие в отношении революционного террора. Кадеты, не замечавшие эсеровских злодеяний, не жалели слов в осуждение неправовых методов, направленных на их пресечение. Кадетский депутат Федор Родичев назвал виселицы — символ военно-полевых судов — «столыпинскими галстуками», и острота эта прижилась. В июле 1908 года Л.Н.Толстой пишет «Не могу молчать!», где говорит о том, что правительственное насилие во сто крат хуже насилия уголовного и террористического, так как совершается хладнокровно. По его мнению, с революционным терроризмом можно было покончить, отменив частную собственность на землю. Вопрос этот вызывал такие разногласия, что попытка Гучкова защитить столыпинские военно-полевые суды как «жестокую необходимость»46 вызвала раскол партии октябристов и привела к отставке Шипова, одного из наиболее уважаемых ее членов.

Между тем общественный порядок был восстановлен, и это открыло Столыпину путь к осуществлению его программы экономических и политических реформ.

Не дожидаясь созыва Второй думы, Столыпин вновь воспользовался 87-й статьей и стал проводить серию аграрных реформ, в которых видел ключ к упрочению России.

Первым шагом в этом направлении явился закон от 5 октября 1906 года, впервые в истории России уравнивавший крестьянство в гражданских правах с другими сословиями47.

Этот закон снимал все ограничения на передвижения крестьян и лишал общину права препятствовать выходу из нее. Земские начальники не могли уже наказывать крестьян. Тем самым был уничтожен последний отголосок крепостной зависимости.

Одновременно Столыпин занялся и проблемой нехватки земли, увеличив ресурсы продажных пахотных земель и облегчив выдачу ссуд под залог надельных земель. Крестьянский поземельный банк, основанный в 80-е годы прошлого века, в 1905 году уже обладал широкими возможностями предоставлять крестьянам ссуды для приобретения земли. Столыпин увеличил площадь покупной земли, склонив двор пустить в продажу крестьянам казенные и удельные землевладения. Это было формализовано законами от 12 и 27 августа 1906 года48. Удельные земли, пригодные для этой цели, составляли 1,8 млн. десятин (2 млн. га) пахотной земли, а казенные земли — 3,6 млн. (4 млн. га). Приблизительно столько же по площади было пущено на продажу леса — 11 млн. десятин (12 млн. га)49. Эти землевладения вкупе с теми, что были проданы помещиками после аграрных волнений 1905–1906 годов, значительно увеличивали крестьянские наделы.

Требовалось организовать и финансировать широкую программу миграции крестьян из перенаселенных районов центральной России. К этому правительство во исправление прежней политики, препятствовавшей передвижению крестьян, приступило уже в марте 1906 года, еще до вступления в должность Столыпина. При Столыпине же поддерживаемая государством программа переселения достигла небывалых размеров, и пик ее пришелся на 1908–1909 годы. В период с 1906 по 1916 год три миллиона крестьян переселились в Сибирь и степи Центральной Азии, осваивая земли, выделенные правительством для покупки (547 тыс. впоследствии вернулись в родные места)50.

Русские либералы и социалисты считали непреложной истиной, что «земельный вопрос» может быть решен единственно путем отчуждения казенных, удельных, церковных и частновладельческих земель. Как и Ермолов, Столыпин понимал, что в основе этой идеи лежит великое заблуждение: в стране попросту не было такого количества некрестьянских землевладений, чтобы обеспечить всех нуждающихся и покрыть потребности ежегодного прироста населения. В прекрасно аргументированной речи, произнесенной в Думе 10 мая 1907 года, Столыпин показал, что социал-демократическая программа национализации земли не выдерживает критики: «Предположим же на время, что государство признает это [национализацию земли] за благо, что оно перешагнет через разорение целого <…> многочисленного, образованного класса землевладельцев, что оно примирится с разрушением редких культурных очагов на местах, — что же из этого выйдет? Что, был бы, по крайней мере этим способом, разрешен, хотя бы с материальной стороны, земельный вопрос? Дал бы он или нет возможность устроить крестьян у себя на местах? На это ответ могут дать цифры, а цифры, господа, таковы: если бы не только частновладельческую, но даже всю землю без малейшего исключения, даже землю, находящуюся в настоящее время под городами, отдать в распоряжение крестьян, владеющих ныне надельною землею, то в то время, как в Вологодской губернии пришлось бы всего вместе с имеющимися ныне по 147 дес. на двор, в Олонецкой по 185 дес, в Архангельской даже по 1309 дес, в 14 губерниях недостало бы и по 15, а в Полтавской пришлось бы лишь по 9, в Подольской всего по 8 десятин. Это объясняется крайне неравномерным распределением по губерниям не только казенных и удельных земель, но и частновладельческих. Четвертая часть частновладельческих земель находится в тех 12 губерниях, которые имеют надел свыше 15 дес. на двор, и лишь одна седьмая часть частновладельческих земель расположена в 10 губерниях с наименьшим наделом, то есть по 7 десятин на один двор. При этом принимается в расчет вся земля всех владельцев, то есть не только 107 000 дворян, но и 490 000 крестьян, купивших себе землю, и 85 000 мещан, — а эти два последние разряда владеют до 17 000000 дес. Из этого следует, что поголовное разделение всех земель едва ли может удовлетворить земельную нужду на местах; придется прибегнуть к тому же средству, которое предлагает правительство, то есть к переселению; придется отказаться от мысли наделить землей весь трудовой народ и не выделять из него известной части населения в другие области труда. Это подтверждается и другими цифрами, подтверждается из цифр прироста населения, за 10-летний период, в 50 губерниях Европейской России. Россия, господа, не вымирает; прирост ее населения превосходит прирост всех остальных государств всего мира, достигая на 1000 чел. 15,1 в год, таким образом, это даст на одну Европейскую Россию всего на 50 губерний 1 650 000 душ естественного прироста в год, или, считая семью в 5 человек, 341 000 семей. Так что для удовлетворения землей одного только прирастающего населения, считая по 10 дес. на один двор, потребно было бы ежегодно 3 500 000 дес. Из этого ясно, господа, что путем отчуждения, разделения частновладельческих земель земельный вопрос не разрешается. Это равносильно наложению пластыря на засоренную рану». [Государственная дума: Стеногр. отчеты. II созыв, 1907 г. II сессия. Заседание 36. Т. 2. СПб., 1907. С. 436–437. Статистические данные, которые представил Столыпин, были несколько неверными: ежегодный естественный прирост населения (который был в действительности выше, чем он считал, и составлял 18,1 на тысячу человек) не приходился целиком на сельское население центральной России. Впрочем, общие его выводы оказались верны, как показала экспроприация земли в 1917–1918 годы.].