Одежды Кайана - Баррингтон Бейли

Наверное, ни что другое, кроме использования его для одежды этой культуры одежного фетишизма, не могло принудить проссимовое растение осознать присутствие во вселенной активного разума. Хотя личности проссим иметь не мог — личностное сознание является уникальной принадлежностью активного разума, — микроскопические фибры, из которых состоял проссим, оказались отличными ментальными проводниками. Даже после сборки урожая и перевозки за сотни световых лет они сохраняли способность к восприятию. Обработанные, вплетенные в другие ткани они исполняли функции молчаливых зеркал для нервной системы носителей одежды, оставаясь в связи с родительской массой на планете, спрятавшейся за экраном края Рукава Цист багровым скоплением в пылевой зоне.

Чем больше становилось одежды из проссима, тем сильнее проссимовый лес втягивался в дела людей. Волей-неволей, но он воспринимал природу «поступка», «мысли», «стремления», пусть даже и на расстоянии. Смутно, но он начинал понимать, что эволюция провела его вокруг пальца.

В восприятии проссимового леса произошел микроскопический, но качественный скачок.

Лес сформировал план.

Новый мир активного разума магнетически манил его. Автоматически проссим воспринял и главную цель кайанской философии: открыть все возможные пути развития сознания. Не было ничего для проссимового типа существования, что не было бы открыто для материального восприятия, недифференцированным восприятием всего, что случайно попадало в воспринимающее поле проссима. Проссим задался целью проникнуть во все углы и закоулки удивительно новой вселенной, которая была теперь ему открыта. Но достигнуть этого проссим мог лишь косвенным, опосредованным путем, деля новое сознание с человеческими существами, одевая людей и, в конечном итоге, контролируя их поведение. К этому выводу в первую очередь проссим пришел также опосредованно, используя мыслительные способности человека. Проссим решил, что нужно создать двойственное сознание, пассивное и активное одновременно. Человечество и проссим образуют противоположные полюсы совместной системы, в которой очень скоро проссим станет доминирующим партнером.

Чтобы добиться этого, проссим должен был стать одеждой всего человечества. Но простая одежда — этого было недостаточно. Необходим был целый костюм, сделанный так искусно, чтобы он охватывал всего человека. Проссим решил, что пять таких костюмов создадут гамету человеческого потенциала для всего вида.

Требовалось лишь одно предварительное условие: костюмы должны были «созреть», врасти в носителей, зафиксировать качества, которые потом следовало передать растительной основе проссима. Костюмы должны пожить в обществе людей, впитать тысячи разнообразных взаимодействий, после чего, как следует «пропитанные», они вернулись бы к источнику.

Такова была стратегия, претворенная в жизнь с помощью гения сарториального искусства, несравненного Фрашонарда.

Самая необычная судьба, когда-либо угрожавшая разумному виду, была близка к кульминационной развязке своего начала. Корабль опускался все ниже, и картина эта становилась все яснее для Педера, передаваемая электромагнитным полем ментального воздействия, окружавшим проссимовые джунгли. Роль передатчика-приемника играл костюм Фрашонарда.

Грузовоз опустился на зеленый ковер проссима, слегка поскрипывая, передавая вес корпуса упругим зеленым коврикам. Потом была долгая пауза, пока Педер не услышал жужжание и звон снизу, означающие, что двери трюма открываются.

Внутренний люк обзорного пузыря раздвинул свои створки-диафрагмы.

Остальные уже стояли в галерее, ожидая его: Велд, Фамаксер, Амороза Карендор, Полон Там Трайс. Педер даже заметил удивленное багровое лицо капитана, которому не терпелось увидеть, что произойдет дальше, хотя он единственный практически не имел понятия о том, что происходило.

— Мы должны выйти из корабля, — сказал Педеру Отис Велд.

— Конечно.

Вместе с остальными Педер прошел по коридору галереи, спустился по железным ступенькам в грузовой трюм.

Двери люка опустились в виде лесенки прямо на зеленую растительность. Пятеро прошли мимо стоявших в стороне комбайнов, приостановились на пороге люка. Местность была залита тусклым, но странно мягким прозрачным светом. До самого горизонта уходили подобные папоротнику заросли проссима. Грунт был практически плоским. Равнина была плоская, но казалась короткой —горизонт планеты был близок. Плоская, ровная и капустно-зеленая растительность. Педер поднял взор к небу, фиолетовому, с блестками звезд. Вытянутое звездное скопление, отрезавшее этот район от Кайана, тоже было хорошо видно — оно серебристым облачком светилось в центре небосвода. Пятеро элеганторов покинули корабль. Капитан остался на пороге люка, глядя им вслед. Корни проссимовых ковриков уходили глубоко в каменистую почву, сами коврики были иногда до нескольких ярдов толщиной, упруго пружинили под ногами. Педер смотрел под ноги, облаченные в изящные лавандового цвета туфли из проссимовой искусственной кожи. Ему казалось, что он с огромной высоты смотрит на гигантский лес. Шелестящие узорчатые листья были гигантскими кронами, стебли папоротникоподобного проссима с крошечными цветками скрывали мириады крошечных стран, в которых тоже были зеленые лесные глубины.

Они молча шли несколько минут, отойдя на некоторое расстояние от корабля. Потом одновременно остановились. Словно во сне, они медленно опустились на ковроподобную зеленую массу. На мгновение у Педера возникло ощущение, что он лежит на травке, на лугу, в солнечный летний денек.

Потом проссимовая поросль словно открылась, принимая его. Он погружался в проссим, хотя, скорее всего, лишь благодаря собственному весу, поскольку проссим, Педер это знал, не способен был на самостоятельные физические акции.

Он повернул голову, обнаружил, что небо над ним затеняет огромный папоротниковый лист проссима. Вблизи его зелень приобрела маслянистый оттенок, переходя у стебля в жемчужный цвет, а крошечные цветки горели, как иголочные драгоценности. Он теперь видел, что растение, непримечательное с расстояния в несколько шагов, на самом деле содержало поразительное количество структур. Имелись бесчисленные крошечные семенные коробочки, из содержимого которых делалась собственно проссимовая пряжа. Были грибообразные маленькие спороносицы, разбрасывающие семена-споры. И каждый ажурный листок был сделан из бесчисленного множества остроконечных и листочкообразных структур, поразительного разнообразия очень тонких, изящных, антеннообразных, спиральных, вихреообразных, веерообразных. «Антенны. Это и есть они», подумал Педер. Но мысли теперь очень медленно приходили к нему. Он раздевался, двигаясь не по собственной воле, рывками, поспешно, избавляясь от костюма и от белья, словно под воздействием нервного припадка.