Рама Явленный - Артур Кларк

После трехчасового сна (я до сих пор не могу осилить весь долгий день октопауков, не вздремнув; из всей нашей группы лишь один Ричард способен спать, как они) Синий Доктор информировал меня о том, что, раз уж я проявила интерес к пищеварительному процессу, октопауки решили познакомить меня еще с парой примечательных особенностей своей биологии.

Вместе с тремя октопауками я уселась в повозку и меня повезли из нашей зоны через двое ворот, а потом через весь Изумрудный город. Наверное, эта поездка за город также предназначалась, чтобы смягчить мое разочарование участью Бенджи. В пути Синий Доктор напомнил мне (следить за его словами было трудно, поскольку, едва мы выехали, на улице появились самые разные существа… представители тех видов, с которыми я так неудачно познакомилась во время первого посещения Изумрудного города), что октопауки неодинаковы и их вид, заселивший наш космический корабль, имеет шесть различных взрослых форм с варьируемыми размерами.

Но заранее подготовиться к тому, что предстало передо мной через двадцать минут, я никак не могла. Мы вышли из машины, возле большого склада. У каждого конца лишенного окон здания восседали по два гигантских октопаука с туловищами не менее семи метров в диаметре, тела их высились целыми горками, длинные щупальца оказались синевато-серыми вместо обычных черно-золотых. Синий Доктор сообщил мне, что данная форма выполняет одну и только одну функцию: эти создания служат хранилищем пищи для всей колонии.

— Каждый из «наполненных» (если я правильно истолковала это слово Синего Доктора) может хранить пищу для нескольких сотен взрослых октопауков, — сказал доктор. — Приемные буферы наших тел вмещают запас пищи на тридцать дней, максимум на сорок пять при пониженных затратах энергии. Ты можешь представить, сколько пищи умещается в дюжине этих существ.

На моих глазах пятеро октопауков приблизились к одному из своих чудовищных братцев и что-то проговорили цветовыми полосами. Через мгновение создание наклонилось вперед, пригнуло голову к земле и извергло какую-то кашицу из огромного рта под молочной линзой. Пять обычных октопауков обступили горку каши и принялись подносить ее ко рту щупальцами.

— Так мы поступаем каждый день с каждым наполненным, — проговорил Синий Доктор. — Их нужно постоянно тренировать, они не очень умны. Ты заметила, что ни один из них не изъясняется цветовыми символами. Они не понимают чужих языков, а способность их к передвижению весьма ограничена. Их геном был спроектирован, чтобы они эффективно хранили еду долгое время и извергали ее по требованию члена колонии.

Я все еще думала об этих чудовищных существах, когда наш транспорт прибыл, как мне объяснили, к школе октопауков. Сперва мне показалось, что огромное помещение пустует. Один из врачей сказал, что в колонии давно не было возобновления — быть может, я не точно поняла цвета, но так и не уразумела, что он имел в виду.

Мы вошли в ничем не украшенное сооружение. Внутри двое взрослых октопауков и около двадцати молодых, примерно в половину меньших, судя по всему, что-то заучивали. Я не могла, конечно, проследить за разговором между молодыми и их учителями. Октопауки пользовались своим полным алфавитом, включающим и ультрафиолетовые, и инфракрасные символы; к тому же речь молодых не текла ровными аккуратными полосами, которые я привыкла читать.

Синий Доктор объяснил, что мы видим «класс измерений». Здесь молодежь учат следить за собственным здоровьем, в том числе определять величину запаса пищи, содержащегося в приемном буфере. Когда Синий Доктор пояснил мне, что измерения входят в программу начального обучения молодежи, я спросила о причинах неправильности цветовой речи детей. Синий Доктор ответил, что эти октопауки очень малы и не миновали «первого цвета», а потому едва способны четко выражать мысли.

Когда мы возвратились в конференц-зал, меня принялись расспрашивать о пищеварительной системе человека. Вопросы были крайне сложными… шаг за шагом мы прошли весь цикл лимонной кислоты Кребса, обсудили основы биохимии человека, которую я едва помню (меня вновь поразило, насколько октопауки больше знают о людях, чем мы о них). Как всегда, мне ни разу не пришлось повторять ответ.

Какой день! Он начался со страдания, с печали о Бенджи. Но потом мне напомнили, сколь гибка человеческая психика: меня вывели из уныния неожиданные познания об октопауках. Я по-прежнему удивляюсь человеческому разуму — как умеем мы изменяться и приспосабливаться.

Вчера мы с Эпониной обсуждали нашу жизнь здесь, в Изумрудном городе, говорили, что необычные условия жизни вполне могут повлиять на ребенка, которого она вынашивает. Эпонина улыбнулась, качнув головой.

— А знаешь, что меня удивляет? — сказала она. — Вот мы, изолированная группа людей, живем среди инопланетян, внутри колоссального космического аппарата, летящего в неизвестном направлении… и все же наши дни полны смеха, радости, печали, разочарований — как было бы на Земле.

— С виду это похоже на вафлю, — проговорил Макс, — и при первом прикосновении язык принимает это за вафлю, но клянусь, что вкуса вафли здесь нет ни на грош.

— Полей сиропом, — со смехом ответила Эпонина. — Ну-ка, дай мне тарелку.

Макс передал вафли через стол жене.

— Черт возьми, мамзелька, в последние дни ты съедаешь буквально все, что только попадется на глаза… если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что вы с нашим малышом обзавелись теми самыми «приемными буферами», о которых нам рассказала Николь.

— Было бы удобно, — смущенно произнес Ричард. — Загрузишь пищу, и работай, пока желудок не скомандует заполнить его.

— А вкусней этой каши еще не было, — промолвил маленький Кеплер с другого конца стола. — По-моему, даже Геркулесу понравится…

— Кстати, о нем, — тихим голосом проговорил Макс, обведя взглядом весь стол. — Что делает здесь этот проклятый октопаук? Он является сюда каждое утро через два часа после рассвета и болтается повсюду. Если дети учатся у Наи, он сидит позади…

— Он играет с нами, дядя Макс, — закричал Галилей. — Геркулес такой забавный. Он делает все, что мы попросим… А вчера он позволил мне использовать его затылок как боксерскую грушу.

— Арчи сказал, — вставила Николь между двумя глотками, — что Геркулес — официальный наблюдатель. Октопауки очень любопытны и хотят знать о нас все подробности.

— Все это весьма интересно, — ответил Макс, — но у нас есть проблемы. Когда ни тебя, ни Элли, ни Ричарда нет рядом, никто из нас не понимает, что говорит Геркулес. — Ну, Наи знает несколько простейших фраз, только и всего. Вчера, например, когда все спали, этот поганый тип потащился за мной в нужник; не знаю как вам, а мне сложно заниматься этим делом, даже если Эпонина может услышать. Словом, когда инопланетянин уставился на меня, мой сфинктер абсолютно парализовало.