История магии - Элифас Леви

Настоятельницей урсулинского монастыря в Лудене была мать Жанна, или Жанна де Бельфьель, внучка барона де Кос. Ее нельзя было бы считать ревностной в благочестии, и ее монастырь не относился к числу наиболее строгих в стране; в частности, там происходили ночные сцены, связанные с духами. Родственники забрали воспитанниц, и дом оказался открытым для любых неожиданностей. Грандье был ответственен за некоторые интриги и был несколько беспечен в их отношении, в то время как он имел слишком популярные черты, чтобы бездельники маленького города не подняли шум по поводу его проступков. Воспитанницы урсулинок слышали, как он таинственно разговаривал с их родителями; монахини считали предосудительным затеянный им скандал; то, о чем они говорили днем, им снилось ночью, и вышло так, что ночью они видели его в своих спальнях при обстоятельствах, соответствующих морали, которая ему приписывалась; они кричали, чувствовали себя одержимыми, и таким образом, дьявол дал себе волю среди них.

Руководители монастыря, которые были смертельными врагами Грандье, не преминули воспользоваться этим в своих интересах. Они начали изгонять дьявола, сначала частным образом, а затем и публично. Друзья Грандье чувствовали, что зреет заговор, и советовали ему поменять место, покинуть Луден, будучи уверенными, что после его ухода все успокоится. Но Грандье был храбр и не терпел клеветы; он оставался в городе. Его арестовали утром, когда он входил в церковь, облаченный в церковные одежды. Он был заключен как государственный преступник в крепость Анжер, бумаги его изъяли, а имущество опечатали. Тем временем в Лудене для него была приготовлена башня, пригодная для содержания скорее дикого зверя, чем человека. Ришелье, знавший обо всем, послал Лобардемона покончить с Грандье и запретил парламенту вмешиваться в дело.

Если кюре церкви св. Петра поступал как обыватель, то Грандье — заключенный, обвинявшийся в магии, вел себя как герой и мирянин. Он писал матери:

"Я переношу свои невзгоды с терпением и жалею вас более, чем себя. Мне неудобно жить без постели, против меня плетут заговор, но если тело не находит покоя, то путь находит разум. Пришлите мне мой требник, Библию и книгу св. Фомы. Не огорчайтесь, я верю, что Господь защитит мою невинность".

Безусловно, Господь рано или поздно принимает сторону преследуемой невинности, но Он не всегда освобождает ее от врагов на земле, спасая смертью. Этот урок был получен Грандье. С нашей точки зрения, не следует представлять людей хуже, чем они есть на самом деле; его враги не верили в его невиновность; они яростно преследовали его, но преследуемый был для них великим преступником.

В те времена мало понимали истерию, о сомнамбулизме было практически ничего не известно; конвульсии монахинь, телодвижения, превосходящие все нормальные человеческие силы, удивительные очевидности их ясновидения были естественными вещами, способными убедить и менее легковерных. Известный атеист своего времени, Кериоле, советник парламента Бретани, рассмотрел свидетельства изгнания дьявола и посмеялся над ними. Никогда не видевшие его монахини, обращались к нему по имени и сознавались в грехах, которые, как он полагал, были неизвестны никому. Он был так ошеломлен, что перешел от одной крайности к другой, как все горячие натуры, он разрыдался, исповедался и провел остаток дней в строжайшем аскетизме.

Софистика изгоняющих дьявола в Лудене была абсурдна; де Мирвилль имел смелость повторить ее сегодня: дьявол есть автор всех феноменов, которые не могут быть объяснены известными законами Природы. К этому нелогичному высказыванию они присоединили другое, ставшее пунктом веры: дьявол, который должным образом изгоняется, вынужден говорить и, следовательно, может быть использован как свидетель по судебному делу.

Несчастный Грандье был отдан в руки не просто злодеев, а хищных маньяков. Подобный скандал никогда не смущал Церковь — воющие, корчащиеся монахини с самыми непристойными жестами, богохульствуя, кидались на Грандье, как вакханки на Орфея; самое священное в религии смешалось в этом ужасном спектакле и вылилось в непристойное: среди всего этого один Грандье был спокоен; сгорбившись, он защищался с достоинством и мягкостью; бледные расстроенные судьи обильно потели, и Лобардемон в своей красной мантии парил над всем этим как стервятник, ждущий добычи; таково было преследование Урбэна Грандье.

Люди вынуждены были верить изгоняющим дьявола и судьям, потому что такой заговор для легального убийства обвиняемого невозможен. Монстры также необыкновенны, как и герои; масса состоит из посредственностей, равно не способных ни на великие доблести, ни на великие преступления. Святейшие персоны эпохи верили в происходящее в Лудене, даже св. Винсен де Поль не сомневался в этой истории и был призван высказать о ней свое мнение. Сам Ришелье, хотя он мог в любом случае найти способ освободить Грандье, поверил в его виновность. Его смерть была преступлением, возросшим из невежества и предрассудков времени. Это была скорее катастрофа, чем убийство.

Мы избавим читателей от описания деталей его мучений: он оставался твердым, терпеливым и не признал обвинений, он ни в чем не упрекнул экзорцистов, изгоняющих дьявола, но кротко молился, жалея их. Чтобы скрыть свои чувства, экзорцисты повторяли обвинения, а исполнители приговора плакали. Три монахини в минуту просветления предстали перед трибуналом, крича, что Грандье невиновен, но было решено, что их устами говорит дьявол, и их заявления лишь обострили конец. Урбэн Грандье был сожжен 18 августа 1634 года. Он стойко держался до конца. Когда его со сломанными ногами извлекли из повозки, он обратил лицо к земле, не издав ни звука. Францисканец отец Грилло пробился через толпу и обнял его, плача. "Я принес вам благословение вашей матери, она и я молим Бога за вас", — сказал он. "Благодарю вас, отец", — ответил Грандье, — "вы один пожалели меня. Поддержите мою мать и будьте для нее сыном". Начальник стражи глубоко потрясенный, сказал ему: "Простите мне участие во всем этом". Грандье ответил: "Вы не обидели меня и должны полностью выполнять то, что требуют от вас обязанности". Они обещали удушить его перед сожжением, но когда исполнитель попытался затянуть веревку, она оказалась запутанной, и несчастный кюре вошел в пламя живым.

Главные экзорцисты, отцы Транкий и Лактанс, вскоре умерли в лихорадке; отец Сюрэн, который последовал за ними, впал перед этим в слабоумие; Манури, хирург, ассистировавший при пытках Грандье, умер, преследуемый призраком своей жертвы. Лобардемон трагически потерял своего сына и вместе со своим хозяином впал в немилость; монахини стали идиотками. Это свидетельство страшного заразительного недуга — душевной болезни ложной цели и ложной набожности. Провидение наказало людей за их вину и показало им горькие последствия ошибок.

Через десять лет после смерти Грандье Луденские скандалы возобновились в Нормандии, где монахини из Лувье обвинили двух священников в том, что те околдовали их. Один из них уже умер, но монахини добились санкции на эксгумацию его тела. Детали дела были подобны тем, что имели место в Лудене и Сент-Боме. Истеричные женщины перевели на грязный язык ночные кошмары своих подруг. Обоих священников осудили на костер, причем и живой человек и труп, были привязаны к одному и тому же столбу. Наказание Мезентия, эта выдумка языческого поэта, было реализовано христианами, христиане спокойно ассистировали при богохульственном наказании, власти не понимали, что такой профанацией священнического сана и смерти они создают страшный прецедент бесчестия. Восемнадцатый век залил костры кровью священников и, как это случалось почти неизменно, добродетель расплачивалась за безнравственность. В начале этого столетия сожжения людей еще продолжались, хотя вера уже умерла, лицемеры подвергли юного Лабарра страшным мукам, потому что он отказался обнажить голову, когда церковная процессия проходила мимо. Вольтер был очевидцем этому и ощутил в своем сердце призыв, подобно Аттиле. Когда человеческие страсти профанировали религию, Бог послал этого нового разрушителя, чтобы убрать религию из мира, который более не стоит ее.

В 1731 году девушка из Тулона, по имени Екатерина Кадьер обвинила своего исповедника иезуита Жирара в совращении к магии. Она была стигматизирована в религиозном экстазе и долгое время считалась святой. Ее история — это ряд похотливых обмороков, тайного самобичевания и непристойных сенсаций. Ее словам не поверили, и отец Жирар избежал наказания; скандал по этому поводу был не менее велик, но шум; возникший из-за него, отдался эхом насмешек; мы уже говорили, что в это время жил Вольтер.

Суеверные люди тогда еще объясняли экстраординарные феномены, вмешательством дьявола и духов; равно абсурдная школа Вольтера со своей стороны, перед лицом всех очевидностей отрицала сами феномены. Одна сторона говорила, что все, что мы не можем объяснить" идет от дьявола, другая отвечала, что вещи, которые мы не можем объяснить, не существуют. Воспроизводя при аналогичных обстоятельствах такие же серии эксцентричных и чудесных фактов, Природа протестует в одном случае против самонадеянного невежества, а в другом против несовершенной науки.