Победители недр - Григорий Адамов

Они проектировали гораздо более мощный снаряд для закладки Урало-Кузбасской термоэлектростанции, над проектом которой работал Брусков.

Ежедневно в один и тот же час на экране телевизора шаровой каюты появлялась подземная электростанция, и тогда все напряжённо всматривались в изображение, возникавшее из далёких недр.

Маленькая пещера освещена мягким светом огромной лампы, свисающей со сводчатого потолка, из аметистовой друзы, превращённой в фантастическую люстру. Десятигранная, ажурная башня из термобатарей неслышно преобразует горячее дыхание планеты в живой и мощный поток электрической энергии. Как странные глаза, пристально смотрят циферблаты разнообразных приборов, следя за молчаливой жизнью недр.

Марееву и его товарищам порой не верится, что это они проникли в бездонные каменные глубины земли и создали там чудесный форпост свободного человеческого гения.

Захваченный волной увлекательнейшей работы, Володя совершенно растерялся. Ему хотелось всё знать, всем помогать. Он бросался от Брускова к Малевской, от Малевской к Марееву, потом обратно к Брускову. Кроме того, приходилось выполнять задания учебной программы и нужно было систематически производить анализы. От них Володя ни за что не отказался бы; в этой работе выражалось его полноправное участие в экспедиции.

Никто не подумал бы, что в этой атмосфере кипучей деятельности и радостных надежд за кем-то постоянно и неотступно следуют заботы, сомнения, тревоги. Часы сна уходят, не принося отдыха. Среди головокружительных расчётов и смелых конструкций внезапно встают мрачные опасения, и тогда блекнет радость, увядает вдохновение, и карандаш невольно, в сотый раз, переходит к другим подсчётам и выкладкам. Тогда холодный пот выступает на лбу, заостряются скулы, густые брови сходятся в одну прямую жёсткую линию…

Чем ближе к поверхности, чем возбужденнее звучат голоса в шаровой каюте, тем чаще сжимается сердце Мареева в ожидании неумолимо приближающегося удара…

Кислород!.. Каждый брикет бертолетовой соли, закладываемый в аппарат, отрывает часть сердца Мареева, каждый опустевший баллон — отнятый у него кусок жизни. Запасы кислорода тают с каждым днём. Хватит ли их на оставшийся участок пути? Впереди — семь километров до поверхности, самых ненадёжных, самых страшных!

Наблюдение за кислородом, учёт его расхода, регулирование аппаратов климатизации Мареев уже давно взял на себя. И теперь ему нужна железная выдержка, чтобы скрыть тревогу от товарищей. Помочь они не могут, а их силы и бодрость понадобятся в часы испытаний, которые будущее, может быть недалёкое, готовит им…

…Голоса Брускова и Володи наполняют уверенностью и спокойствием помещения снаряда. Через день-два кончится гранит, начнутся осадочные породы, с железорудной и нефтяной залежами, потом известняки, каменноугольные пласты и — поверхность! Остаётся всего семь километров. Ещё месяц, самое большое месяц, и жаркое июльское солнце встретит отвыкших от него людей.

Об этом всё чаще мечтают и разговаривают.

Сегодня Малевская высказала желание, вызвавшее небольшую дискуссию.

— Погуляла бы я сейчас в поле, — сказала она задумчиво, — и чтоб шёл дождь… тёплый, летний дождик… Хорошо! Промочит до нитки… Платье к телу прилипнет… Ох, как хорошо! А над полем тучи клубятся… дымка… а вдали голубеет небо среди клочьев разорванных облаков… И оттуда брызжет золотом солнце… И хорошо было бы радугу перекинуть…

Она вздохнула.

— На солнце хорошо арбуза поесть, — мечтательно произнёс Володя. — Красный, как огонь… сахарный, рассыпчатый и с чёрными семенами… Большой ломоть с сердцевиной… Ух, захлебнуться можно!..

— Ой, замолчи, Володька! — рассмеялась Малевская. — До чего арбуза захотелось! Подумать только: ещё месяц, и будут тебе арбузы, дыни, груши, сливы, виноград… А помидоры! Володька, помидоры, помидоры! Красные, мясистые, сочные…

— М-да-а-а… — задумчиво протянул Брусков. — Пожалуй, месяца не хватит — маловато!

— Как маловато? Почему не хватит?

— Не успею кончить расчёты новых термобатарей. А здесь так хорошо работается! Там, наверху, закрутишься.

Молчание воцарилось в каюте. Все невольно оглядели мирную, уютную каюту, в которой так хорошо работать под ровное гуденье моторов, под вечный шорох породы за стеной. Стало жалко расставаться с этим маленьким стальным мирком.

Мареев провёл рукой по лбу.

— Нет уж, давайте поскорей на поверхность… Как только мы выберемся из гранита, я пущу снаряд на максимальную скорость… А свои работы мы, конечно, закончим и быстрее и лучше, когда к нам присоединятся институты и лаборатории.

— Бедный Никита! — отозвалась Малевская. — Ты стосковался в этой маленькой, тесной каюте…

— Стосковался? — со слабой улыбкой повернулся к ней Мареев. — Нет, Нина… Во всяком случае, не настолько, чтобы так стремиться отсюда.

— Почему же ты хочешь ускорить возвращение снаряда на поверхность? — спросил Брусков. — Только для того, чтобы Володя мог скорее дорваться до арбузов, а Нина — до летнего дождика?

Мареев серьёзно посмотрел на него, потом на Малевскую, Володю и молча откинулся на спинку стула. В наступившей тишине слышалась лишь быстрая дробь, которую выбивали на столе его пальцы.

— Ты чем-то озабочен, Никита, — прервала молчание Малевская. — Что тебя беспокоит?

Мареев не сразу ответил. Наконец он решился:

— Да… Пожалуй, пришло время объясниться… Так вот, друзья мои. Большую часть обратного пути мы прошли. Осталось ещё около трети. Но эта треть не так спокойна и безопасна, как первые две. Габбро, диорит, гранит — всё это сплошные, однородные горные породы, где меньше всего неожиданностей. Трещины, жилы, рудные месторождения не вызывали во мне каких-либо опасений или тревог. Перед нами была как будто ровная, хотя, может быть, и однообразная дорога, но без ухабов, провалов и пропастей.

— Хорошо сказано, честное слово! — вставил Брусков.

— Замолчи, Михаил, не мешай! — оборвала его Малевская, не сводя глаз с Мареева.

— Совсем другое, — продолжал Мареев, — встретит нас по выходе из гранита. Осадочные породы — глины, песчаники, сланцы, известняки — не внушают мне доверия. Там нет этой монолитности, однородности, там гораздо меньше устойчивости и непоколебимой массивности. И, наконец, там вода в известняках… Вы хорошо знаете, какие сюрпризы она может преподнести… Сейчас мы заканчиваем третью сторону, гипотенузу прямоугольного треугольника, в котором катетами служат вертикальная линия нашего спуска и горизонтальная линия поверхности земли. Наша теперешняя трасса проходит глубоко под подземным водным потоком, наперерез ему. Это гарантирует нас от встречи с ним. Но мы вряд ли избегнем обширных, мощных пластов водоносных известняков. И здесь вода сулит нам мало приятного…