Нерушимый-7 - Денис Ратманов

травмой носовой перегородки и хрящей, и все равно видок у него был, как у алкаша: синяк под глазом, слива-нос. Говорил он тоже в нос.

— Вот же попадалово, да? — Он потрогал свой нос. — Хорошо хоть Сема у нас есть. Идем, откроешь и дашь телефон, ключа-то у меня нет, я думал, ты дома валяешься.

— Как он? — спросил я, вешая куртку в прихожей, — а то продрых сутки и не в курсе.

Васенцов тоже повесил куртку и принялся раздеваться.

— Слышь, а чай у вас есть? А то я дома не успел.

— Должен быть. А если нет, заварим, заходи.

— Хреново Сема. Деморализован. — Леня вздохнул и изменил голос, придав ему трагизма: — «Я не потяну. Отпустите меня домой к маме. Зачем я вообще в это ввязался». Мы и так перед ним, и эдак, и с бубном, и гуслями — ничего не берет. Сопли до пола, апатия полная. Вот что делать?

Был бы я суггестором — тогда ясно что, а психолог из меня так себе.

— Подбодрить как-то… Да ясно, вы сделали, что могли, но и мне надо попытаться.

Я нашел заварник, поставил электрический чайник, подождал, пока он закипит, разлил все по чашкам. Одну поставил возле Лени, который уселся на место Погосяна.

Леня опустошил тарелку с печеньем и сказал:

— Я так надеялся, что ростовчан отстранят… А так — опасно. Если продуем сейчас, боюсь, не наверстаем. Еще и англичане едут по нашу душу, — он полушутливо указал на меня пальцем, — это ты их раздраконил и на нас навлек. Еще и такой позор нам предстоит.

— Думаешь, не вытянем? — спросил я, зевнув. — «Динамо» — не самая сильная команда, а выиграла у всех, кроме «Челси». Не так буржуи и страшны, а порой и предсказуемы.

Васенцов пожал плечами.

— Я бы против них не вышел. Так что вся надежда на тебя, очухивайся давай. Кстати, где телефон Клыка? Он говорил, на столе оставил или в прихожей.

Я набрал соседа по комнате — звонок донесся из туалета, куда тотчас спикировал Васенцов, а когда вышел, я проговорил, вставая:

— Пожалуй, да. Пойду очухиваться. То есть валяться.

Закрыв за ним дверь, я сразу же улегся, пробудил внутренний огонь и направил в голову, но все было, как в предыдущие разы: он рассыпался на искры, которые быстро гасли. Силы иссякали, я засыпал, проснувшись, опустошал холодильник и снова приступал к лечению. К ночи стало полегче, тошнота и головная боль ушли, но вау-эффекта не получилось, я по-прежнему был вареным кабачком. Меня шатало из стороны в сторону, и с каждым часом становилось все яснее, что Ярославля мне не видать.

Просыпаясь утром тридцатого сентября, я все еще надеялся, что после усиленного лечения организм восстановился. В Ярославль наши едут первого утром, и еще одной ночи мне хватит. Но, когда резко встал с кровати и меня повело, понял, что еще один матч нашим придется играть без меня.

Невозможность как-то помочь жутко бесила, я заявился к Димидко с советами, как строить игру, был изгнан из тренерской.

Но не из команды ведь, правда?

Потому я отправился на стадион, где пожал руку Древнему, который начал бурчать, что мне надо лежать. Отмахнувшись от него, я уселся на газон недалеко от ворот, ожидая Сёму. Можно включить лучшего психолога и убедить Саенко, что он крут. Но толку? Крутым он не станет, просто обретет уверенность, но это не поможет команде. Попытаюсь с ним отработать несложные приемы, поддержать его и убедить, что он справится. Главное — не накачивать парня, что на нем все держится, а…

…А вот и он выходит на стадион в числе первых. Плечи опущены, сутулится. О, увидел меня и совсем скукожился. Димидко тоже увидел, погрозил кулаком, что-то буркнул Матвеичу и устремился ко мне, но его остановил Колесо, и они подошли вчетвером: двое защитников, тренер и молодой вратарь, который не знал, куда девать глаза — стыдно ему было.

Что они ему наговорили?

— Привет, — улыбнулся я и сразу внес ясность: — работать я сегодня не буду, так что, Саныч, не переживай. Семен, разомнись немного и — ко мне. Пробежимся по азам.

— Да, — буркнул парень, глядя в землю.

Разминка энергией его не накачала, он лишь чуть вспотел и был все так же напряжен и подавлен.

— Думаешь, что за день я всему научусь? — пробормотал он. — И вообще…

Я вскинул руку, веля ему замолчать.

— Что они тебе говорили? «Соберись, за нами Москва, бла-бла-бла?»

Парень кивнул, и я продолжил:

— Забей. Все все понимают. Потому будут играть от защиты, то есть не пускать врага к твоим воротам. «Шинник» — не самый сильный соперник, при такой игре твоих навыков хватит. А теперь давай-ка на ворота.

Набычившись, Сема встал на раму. Я легонько катнул мяч — словно трехлетний малыш его пнул. Саенко, естественно, отбил. Я снова катнул, теперь уже левее. Потом — правее. Семен дважды отбил и вызверился:

— Бей нормально, я что, отсталый?

Я легонько ударил мяч, угодив в его бедро. Пусть лучше злится, чем киснет. Надеюсь, у него хватит выдержки не психануть и не уйти с поля.

— Ведешь себя, как ребенок в яслях.

Я повторил удар. И вот тут Семен разозлился, глаза засияли, он напрягся и как саданет по мячу! Тот улетел аж на трибуны. Бежать за ним я не стал, взял другой, ухмыльнулся, отходя подальше.

— Взрослый, да? Так покажи взрослую игру!

Вот теперь я ударил нормально, направляя мяч в правый нижний угол, но заранее обозначая движение — чтобы Саенко точно понял, что я собираюсь делать. И он не подвел, отбил. В следующий мяч вцепился клещом, потом пропустил, выругался так, что у боцмана уши свернулись бы втрубочки. Четвертый и пятый взял. Я подначивал его до тех пор, пока он не вошел в норму.

— Ну вот видишь, — наконец сказал я, — все у тебя отлично получается.

— Давай еще! — пританцовывая от нетерпения, воскликнул он.

Я бил, постепенно увеличивая сложность ударов, но так, чтобы Сема брал каждый второй мяч. В конце концов у меня разболелась голова, и я понял, что переоценил свою регенерацию, и желание ехать в Ярославль было преждевременным. Промучившись еще с полчаса, я поблагодарил Саенко, похвалил его и резюмировал:

— Семен, не забывай: футбол — всего лишь игра. Все мы учимся и растем. Ты быстро прогрессируешь.

Простившись с Сёмой, я передал мяч Древнему и направился к Димидко, который за мной все это время украдкой наблюдал. Тренер кивнул и прошептал, косясь на Саенко:

— Спасибо.