Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага - Жоржи Амаду

Тереза никогда никого не предавала, и никогда не обманывала, и никому не лгала. Ей лгали и её обманывали. Она судьбу не прогневила, не жаловалась на невезение или на то, что стала жертвой эбо[35]или чего другого, и не теряла надежду. Никогда? За это поручиться не могу, молодой человек, нет, видите, как трудно дать точный ответ. Подумав как следует, скажу, что после забастовки и полученного ею известия о кораблекрушении «Бальбоа» в чужих морях она почувствовала себя уставшей и ко всему безразличной, готова была, как старые брошенные корабли и мои разбитые шаланды, жить в любом порту. Уставшая и потрепанная жизнью, она, чтобы положить конец плохому, решила принять предложение и приказала готовить праздник. Эту историю свадьбы Те­резы Батисты, молодой человек, я могу поведать, я должен был быть её свидетелем, так что всё знаю и, будучи другом и второй стороны, оправдываю Терезу.

Она пала духом и решила положиться на судьбу, в общем-то, уже не имея никакой надежды, она даже и сил бороться не имела. Но вот подул с залива ветерок счастья, принес добрые вести, и Тереза возродилась к жизни, расцвела в улыбке, готовая плыть под парусом к новым берегам.

О свадьбе я могу рассказать, молодой человек, о свадьбе, забастовке закрытой корзины и шествии, и митинге хозяек пансиона на площади перед церковью, о безобразиях полиции и всём прочем, и всё, как было, и будучи, бедным, как богатый, угощу вас мокекой в ресторане умершей Марии из Сан-Педро, что на рынке. Но вот о чём не могу рассказать, о том не могу, не просите. О жизни Терезы с доктором я сам ничего точно не знаю, а всё по слухам. Но вы, молодой человек, отправляйтесь в Эстансию, где они жили. Путешествие туда – прогулка, народ хороший, место прекрасное, это там, где сливаются реки Пиауи и Пиауитинга, рождая реку Реал, что отделяет штат Баию от штата Сержипе.

3

В тот воскресный вечер долгую и неожиданно возникшую беседу с Терезой доктор Эмилиано Гедес закончил так:

– Чего бы только я не дал, чтобы быть свободным и на тебе жениться. Конечно, и не будучи мне закон­ной женой, ты значишь для меня очень много. – Слова его убаюкивали Терезу, как тихая музыка, знакомый голос неожиданно зазвучал робко: – Моя жена…

Такая робость подростка, волнение просителя, беспомощного существа были так не свойственны сильной личности доктора, привыкшего повелевать, уверенного в себе, прямого и твердого, дерзкого и надменного, когда того требовали обстоятельства, но всегда любезного и приветливого в обращении с дамами. Феодальный землевладелец, хозяин плантаций сахарного тростника и сахарного завода, капиталист, банкир, пре­зидент административных советов предприятий, бакалавр права, он старший из Гедесов, тот, кому принадлежат сахарный завод в Кажазейрасе, Межштатный банк в Баии и Сержипе, акционерное общество «Эксимпортэкс», был подлинным хозяином всего, предприимчивым, смелым, властным, щедрым. И слова, и тон, которым они были сказаны, растрогали Терезу.

Здесь, в Эстансии, среди высоких раскидистых питангейр, полная луна высвечивала плоды манго, авока­до и кажу, дуновение ветерка с реки Пиауитинги волнами приносило аромат пышно цветущих гардений. После только что сказанного, сказанного с горечью, злостью и страстью, того, что он не доверил бы ни родственнику, ни другу, ни компаньону, ну, а уж Тереза и не предполагала услышать (хотя о многом догадывалась), доктор крепко обнял её и, целуя в губы, сказал:

– Тереза, моя жизнь, ты у меня одна на всём белом свете…

И тут же встал, высокий, как питангейра: дерево с густой листвой, дающее гостеприимную тень. Последние шесть лет посеребрили его пышные усы и густую шевелюру, но лицо оставили без морщин, а проницательные живые глаза и стройная фигура никак не говорили про уже исполнившиеся шестьдесят четыре года. С застенчивой улыбкой, столь отличной от той, когда он громко смеется, доктор Эмилиано пристально всматривается в освещенное лунным светом лицо Терезы, как бы прося прощения за случайно прозвучавшие нотки горечи, печали и даже гнева в его любовном признании, а ведь это было признание в чистой, искренней и горячей любви.

Тереза продолжала лежать в гамаке, она была так тронута услышанными словами, что сердце её наполнилось нежностью, а глаза влагой. Ей так много хочется ему сказать о своей любви, но слов не хватает, хотя за эти шесть лет, прожитые с ним бок о бок, она говорить научилась. Тереза берет протянутую ей руку и, поднявшись с гамака, бросается в объятия доктора Эмилиано, подставляя ему губы для поцелуя, так как же ей его называть: муж, любовник, отец, друг, мой сын?.. «Положи ко мне на грудь голову, любовь моя…» Столько чувств обуревает её: уважение, благодарность, нежность, любовь, но только не сострадание! Нет, сострадания он не ждет и не примет; он, эта твердая скала? Любовь, да, любовь и преданность, но как обо всём этом сказать: «Положи ко мне на грудь голову и отдохни, любовь моя».

Кроме пьянящего аромата гардений Тереза чувствует тонкий аромат мужского одеколона, который исходит от груди доктора и который за эти годы она так полюбила, за эти годы жизни с ним она открыла и полюбила многое. Оторвавшись от его губ, Тереза говорит: «Эмилиано, любовь моя, Эмилиано!» – и для него это много, ведь за все эти годы она всегда обращалась к нему не иначе, как «сеньор», и никогда не говорила «ты», разве что в минуты близости произносила слова любви. Теперь, как видно, последние препятствия рухнули.

– Никогда больше не называй меня сеньором. Где бы то ни было.

– Хорошо, Эмилиано.

Шесть лет прошло с тех пор, как он взял её из пан­сиона Габи.

В свои шестьдесят четыре года доктор Эмилиано Гедес легко, как молодой, берёт Терезу на руки и несет при лунном свете в благоухании гардений в комнату.

Однажды вот так же её несли под дождем на ферме капитана, то была её первая брачная ночь, но обручилась-то она с обманом, ложью и предательством. Сегодняшней же ночи, так похожей на брачную, предшествовали долгие годы совместной жизни, духовной и телесной близости. «Чего бы я только не дал, чтобы быть свободным и на тебе жениться». Нет, не любовница, не содержанка, а супруга, настоящая супруга.

За шесть лет жизни, с той самой ночи, когда Эмилиано, посадив Терезу на круп лошади, увез её из пансиона Габи, не было у них ни одной, когда бы они оба не чувствовали полного и подлинного удовлетворения друг другом. Но в эту ночь, напоенную ароматом гардений, в ночь признаний и особой близости после того, как доктор открыл ей своё сердце, Тереза стала его опорой, целительным бальзамом, радостью, утешением в печали и одиночестве, её квартира любовницы преобразилась в домашний очаг, а она, его хозяйка, стала единственной и необходимой супругой доктора, примирив его с жизнью, но эта же особая нежность сделала их близость последней.

Какое-то время они резвились, как новобрачные, и ласкали друг друга. Потом, когда доктор встал над ней, любуясь её наготой, Тереза вспомнила, как увидела его впервые на ферме капитана. Он приехал верхом на горячем породистом коне, в правой его руке был кнут с серебряной рукояткой, левой он приглаживал усы, обжигая её взглядом, – похоже, уже тогда она полюбила его; будучи рабой, умирающей от страха, она всё же взглянула на него. Впервые взглянула на мужчину.

Любуясь наготой Терезы, доктор Эмилиано Гедес покрывал её поцелуями, она же притянула его к себе, и, отдавшись друг другу, они понеслись, покрывая расстояния, по берегам рек и озёр, по горам, дорогам, тропинкам, под луной и солнцем, в жару и в холод, до тех пор, пока в долгом поцелуе не слились их губы. «Ах, моя любовь, Эмилиано», – сказала Тереза, испытывая высшее наслаждение. «Ах, Тереза!» – восклицает доктор и замертво падает ей на плечо.

4

Почувствовав тяжесть смерти у себя на груди и услышав то ли любовный стон, то ли предсмертный хрип, Тереза тут же спрыгнула с постели. И вот перед ней неподвижный, бездыханный Эмилиано, а она вся – в только что испытанных чувствах и никак не придёт в себя. У неё нет сил кричать, звать на помощь, её губы, грудь, шея – все запачкано кровью, и время неподходящее – ночь; даже в смерти доктор Эмилиано Гедес остался верен себе – ушел с миром, когда все мирно спят.

За какие-то секунды Тереза вдруг поняла, что проклята жизнью, и обезумела: смерть оказалась её любовником, разделила с ней ложе и наслаждение. С выпученными от ужаса глазами, онемевшая и потерянная, недвижно стоит она у постели и ничего, кроме смерти, не видит, смерти, сковавшей изношенное сердце Эмилиано в момент наслаждения. И она, эта смерть, была у неё на груди, была в её руках, в ней, отдавалась ей и брала её.

Праздник жизни кончился. Объявившаяся смерть пришла ночью, подкралась, пробралась в постель, вошла в Терезу и её судьбу.

5

Тереза заставила себя одеться и пошла будить слуг Лулу и Нину, супружескую пару. Вид Терезы был столь безумный, что служанка испугалась: