Ксанское ущелье - Сергей Хачиров

«Бежим с нами», — опять предлагали мы ему. Но он остался непреклонен:

«Только с головой Васо».

— Этого Габараева надо будет отметить, — кивнул Альфтан капитану Соколу.

«Непременно отмечу, — кивнул головой Сокол — Первый всажу в него пулю, если попадется».

— Но видно, мы заговорились с Батако или юнец оказался проворным. Как только мы кинулись в лес, сзади раздался голос Герсана: «Стой! Стой!» — и выстрел. Я видел, как Бакрадзе упал как подкошенный. И тут же услышал резкий вскрик сзади. Я невольно обернулся… И увидел, что Батако ударил Герсана кинжалом в спину… Все, господа. Дальше был только бег, бег, пока я не выбрался на горийскую дорогу.

Глава двадцать первая

В полночь по всему Гори всполошенно залаяли собаки. Хозяева цыкали на них, осторожно выглядывали за ворота.

По улицам городка по направлению к горам двигалось войско; скрипели колеса двуколок, груженные провиантом и ящиками с патронами; хмурые возницы хлестали лошадей по спинам. Копыта лошадей цокали по камням мостовой, лязгали приклады винтовок, доносилась резкая команда: «Подтя-ни-ись! Какого черта растянулись?! Жи-ве-ей!»

Если бы люди могли оглядеть походную колонну сверху, они увидели бы, что скоро она, как река, вышедшая из берегов, разделилась на два рукава: один потянулся к ущелью Лехура, другой — к Ксанскому ущелью.

Капитан Сокол ехал во главе колонны, рядом с усатым, толстым ротмистром, отпрыском какого-то знаменитого графского рода из Петербурга. Ротмистр молчал, попыхивая зажатой в зубах трубкой, а Сокол все возвращался и возвращался мыслями к событиям этого вечера, такого стремительного и сумбурного.

Альфтан выслушал Внуковского, и в него будто бес вселился.

— Выступаем сегодня! — вдруг решил он. — Ровно в полночь, чтобы уже к утру атаковать волчьи логова сразу в двух местах. Мятежные аулы жечь беспощадно! Стирать их с лица земли!

— Ваше превосходительство, — пробовал возразить против излишней жестокости Сокол. — Может быть, все-таки поначалу выдвинуть ультиматум о выдаче злоумышленников? Если мы не сделаем этого, мы неминуемо восстановим против себя мирных жителей.

— Будто они сейчас с нами! — вставил Внуковский.

— Но сейчас они и не против нас, — резко возразил Сокол. — Сожгли мы без очевидной вины первый аул — и второй…

— … встретит нас хлебом солью!

— Вы заблуждаетесь, капитан. Он встретит нас пулями!

— А вы боитесь смерти, Сокол?

— Да. Боюсь смерти. Особенно глупой. От которой моему государю ни чести, ни славы, а отечеству — одни слезы.

— Вы правы, — неожиданно согласился губернатор, — и выдержка делает вам честь. Вас же, Внуковский, я настоятельно прошу воздержаться от колкостей — вы и без того много потеряли в моих глазах. Возьмите, Сокол, с собой хороших толмачей и в каждом ауле объявите наши требования и условия: добровольная сдача — прощение, сопротивление — смерть.

Конечно, к выступлению надо было хоть мало-мальски подготовиться: кто знает, сколько дней придется провести в седле? Но, узнав, где квартируют стрелки, с которыми он идет в горы, капитан для отвода глаз покружил по городу, позвонил в уездную канцелярию, дал необходимые распоряжения дежурному и тут же направился в духан Гиглы Окропиридзе.

Теперь его мучили мысли об одном: успеет ли Гигла преупредить повстанцев?

Полковник разбил войска на три группы. С ротой стрелков и егерями он наступал на Ксанское ущелье, а другую роту, разбив поровну, поручил заботам Сокола и Внуковского. Им предстояло очистить от мятежников аулы ущелья Лехура.

Увидев, как радостно заблестели глаза Внуковского, когда они с Соколом получили одинаковые подразделения, полковник счел нужным напомнить:

— От успеха в операции будет зависеть, останутся ли на ваших плечах, Внуковский, погоны. Посему рекомендую не спешить, не принимать скоропалительных решений. Держите связь с капитаном Соколом.

Хоть отряд его и был невелик, Сокол выслал вперед казачий разъезд, который время от времени подавал сигнал: впереди все спокойно, можно продолжать движение походной колонной; небольшой заслон он выделил и в арьергард, чтобы абреки не подобрались сзади, — от них всего можно ожидать.

— К чему эта игра в большую войну? — ворчал ротмистр. — У нас слишком мало людей, капитан. Не дай бог, нарвемся на абреков, а вы дробите отряд!

— Береженого бог бережет, ротмистр. В горах кругом глаза и уши, — погруженный в свои мысли, отвечал Сокол.

— Вы думаете, они нас сейчас видят?

— А как же? Это мы здесь, в горах, как слепые котята, а они здесь дома. Им здесь каждый камень помощник!

До аула Цхилон, впрочем, добрались без каких-либо приключений.

— Выставить посты! Привал! — скомандовал Сокол и слез с коня размять затекшие в дороге ноги.

Через пять — десять минут боль в коленях и колики от застоя крови прошли, и Сокол крикнул расположившемуся поблизости толмачу, старому солдату из осетин:

— Пригласите аульного старосту!

В это же время капитан Внуковский, избравший для выхода к ущелью Лехура более сложный, но, с его точки зрения, абсолютно безопасный путь, расположил роту на опушке леса, нависшего над скалами темными кронами, как козырьком.

Впереди лежал аул Барот.

«Надо же! — радовался капитан. — Все селения Лехурского ущелья передо мной. Как на ладони! Да я сразу же обнаружу в них любые приготовления. Без всякого бинокля! Только начни противник опасное накопление сил, могу бросить туда отряд. Уж я их тут, этих абреков, прижму — мышь не проскочит».

Внуковскому и в голову не могло прийти, что по мере его азартного продвижения к месту избранной дислокации в аулах, которые он миновал, тоже многое происходило. Пока он спешил к аулу Ахсарджин, пока по нижней окраине аула Цолд пробирался к лесу, что напротив Барота, откуда действительно как на ладони были видны многие аулы Лехурского ущелья, в самих аулах уже побывали гонцы повстанцев. Зная, чем кончается появление в горах солдат, мужчины брали съестной припас и оружие и уходили в горы, туда, куда указывали им гонцы отрядов Васо и Габилы, ожидая, как будут развиваться события. Внуковский успел успокоиться и в душе смеялся над Альфтаном.

«Старый дурак! — дергал он себя за мочку уха. — Думает, что я, дабы завоевать вновь его расположение, буду и сам драться как лев, и солдат бросать в пекло. Как бы не так! И без того немало я здесь глупостей понатворил. Хватит того, что абреки могли запросто пристрелить на идиотской вечеринке! Хватит того, что в плен попал, как кур в ощип. Теперь мы ученые! Теперь нас на мякине не проведешь. Буду, как сурок, в этом бору сидеть. Носа не высуну, а бить противника прикажу только с тыла, только в спину. Наверняка. Пусть теперь Сокол отличается…»