Чекисты - Сборник

О намечавшемся заседании в МК РКП (б) анархистам стало известно заранее. Как показал на допросах Николаев, накануне к анархистам пришел левый эсер, который сообщил, что на этом заседании большевики будут обсуждать вопрос о борьбе с анархистским подпольем, и заявил, что настала пора приступить к террору против коммунистов. Он же подробно описал подходы к зданию Московского комитета, дал рекомендации, как незаметнее подойти к дому, и указал место, откуда можно бросить бомбу.

25 сентября около 8 часов вечера Соболев, Барановский, Гречанников, Николаев и Глагзон встретились в заранее обусловленном месте. Соболев явился к месту встречи с бомбой, спрятанной в коробку для шляпы. Бомба была взята им на Арбате в квартире Никифоровой. На расстоянии друг от друга, чтобы не вызывать подозрения, они направились в Леонтьевский переулок. К зданию МК РКП (б) подошли только Соболев и Барановский, остальные находились на значительном расстоянии и наблюдали за обстановкой. Первым через ограду перелез Барановский. Соболев, убедившись, что их не заметили, передал ему бомбу, после чего сам перемахнул через ограду. Оказавшись на территории Московского комитета, они бегом пересекли двор, достигли утла здания. Соболев поднялся на балкон, выходивший в зал заседания. Запалив бикфордов шнур, он с силой бросил бомбу через стеклянную дверь балкона в зал, где собрались участники заседания. Не мешкая, Барановский и Соболев стремглав бросились назад к ограде. В тот момент, когда они оказались в переулке, раздался оглушительный взрыв. Соболева взрывная волна даже сбила с ног. Проходными дворами они поспешили в сторону Тверской улицы к Дегтярному переулку, чтобы поскорее укрыться на одной из конспиративных квартир.

На следующий день анархисты распространили «Извещение» от имени «Всероссийского повстанческого комитета революционных партизан», в котором рабочие и крестьяне призывались к немедленному восстанию против Советской власти. «Извещение» заканчивалось словами: «Динамита и бомб хватит». Вскоре подполье напечатало и распространило листовку под заголовком «Медлить нельзя». Она была полна клеветы и злобных выпадов против партии большевиков, в ней содержался призыв уничтожать коммунистов.

В ходе следствия по делу арестованных анархистов московским чекистам стало также известно о готовящемся взрыве в Кремле, о складе оружия в Краснове.

Ранним осенним утром отряд московских чекистов и красноармейцев во главе с Е.Г. Евдокимовым прибыл в Красково. Машины оставили у станции, незаметно окружили дачу.

Ефим Георгиевич понимал, что захватить вооруженных до зубов бандитов будет нелегко. Поэтому во избежание кровопролития анархистам было предложено покинуть дом и добровольно сдать все оружие. Однако в ответ на это засевшие на даче преступники открыли огонь, стали бросать ручные гранаты и самодельные бомбы.

Перестрелка продолжалась более двух часов. Кольцо окружения постепенно сужалось, чекисты и красноармейцы все ближе подходили к дому. Вдруг раздался взрыв, взлетели на воздух обломки крыши, обрушились стены двухэтажного деревянного здания. Осознав безвыходность своего положения, анархисты взорвали дачу.

Несколькими днями позже в дачной местности Одинцово был найден брошенный анархистским подпольем еще один склад динамита. Одновременно чекисты обезвредили анархистско-террористические организации в других городах страны. Так, в Туле было найдено два оклада оружия с бомбами, револьверами и винтовками и арестован известный (своими злодеяниями террорист-«экспроприатор» Розанов. Он дал ВЧК ценные сведения об участниках подполья. В частности, благодаря Розанову стало известно, что в одном из московских переулков анархисты захватили небольшой особняк и устроили там склад оружия и взрывчатки. Руководил ими некто Лагутин.

- Отчаянный мужик этот Максим Лагутин, — сказал одному из чекистов Ефим Георгиевич, ознакомившись с показаниями Розанова. — Я его с одиннадцатого года знаю, в Верхнеудинске, в ссылке с ним познакомился. По-моему, это не самый опасный наш враг. Грабежами его шайка занималась, но до террора они еще не дошли. Однако брать все равно придется.

Прибывших на машине к особняку чекистов анархисты встретили пулеметной очередью. Правда, били в воздух; предупредительно.

— Разрешите вызвать взвод курсантов и бронемашину. Противник хорошо вооружен, нам своими силами особняк не взять, — обратился к Ефиму Георгиевичу один из сотрудников.

— Не надо. С Лагутиным такая вещь может не пройти. Динамита у него много, рванет со злости особняк. А рядом много жилых домов. Попробую-ка я его уговорить. Все же когда-то знакомцами были.

Ефим Георгиевич достал из кармана белый платок и, взмахнув им, перешел улицу.

— Максим, выходи, надо переговорить, — крикнул он.

— Нам не о чем «разговаривать, — донеслось со второго этажа.

— Напрасно ты так считаешь, Лагутин. Наш разговор должен обязательно. Состояться. Это может спасти десятки жизней. Ты же видишь, я у дома один и без оружия. Тебе нечего опасаться.

Лагутин ничего не ответил, видимо, пошел советоваться со своими.

— Ладно, я сейчас выйду. Но только учти — попытаетесь меня захватить, забросаем гранатами.

Через минуту скрипнула дверь, и в палисаднике появился худощавый седой человек в кожанке. В руке он держал наган.

— Убери оружие, Максим. Я думал, ты остался таким же смелым. А тут испугался старого товарища по борьбе с самодержавием.

— Я слушаю тебя, говори.

— Что ты здесь окопался, Лагутин? Неужели не понимаешь, что сопротивление бесполезно? Только людей погубим.

— Все равно мы не сдадимся, так и передай своим.

Зря ты так. Нам известно, что твоя группа не участвовала в убийствах. В ходе следствия это будет принято во внимание.

— Ты что, смеешься надо мной? Какое следствие? Вы же всех наших в Сокольники вывозите и по ночам в лесу расстреливаете, без всякого разбирательства.

— Наивный ты человек, Максим. Вон, голова вся седая, а жизнь тебя так ничему и не научила. Эти слухи контра специально по Москве пускает, чтобы больше нашей крови пролилось. А ты им и поверил.

Лагутин исподлобья посмотрел на Евдокимова.

— Ты хочешь сказать, что мне и моим ребятам сохранят жизнь?

— Вы же не имели отношения к взрыву в Леонтьевском переулке и к другим террористическим актам?

— Да. У нас другие дела.

— Знаем, ограбление складов с оружием и продовольствием. За это, конечно, придется ответить.

Лагутин задумался. Пауза длилась с минуту.

— Мне нужно посоветоваться с моими людьми, — сказал Лагутин и пошел в особняк.

— Думаете, сдадутся? — спросил Ефима Георгиевича его помощник.

— Уверен. Запугали их здорово нашими „расправами над анархистами“. Бот они и решили биться до последнего. Но теперь, я думаю, мне удалось убедить Лагутина разоружиться.

Через несколько минут из дома стали по одному высадить анархисты…

В МЧК Ефиму Георгиевичу довелось проработать всего несколько месяцев. В начале декабря 1919 года стало известно о переводе Василия Николаевича Манцева на Украину и назначении его начальником особого отдела Юго-Западного и Южного фронтов. Незадолго до отъезда он вызвал к себе Евдокимова.

— Скоро мы распрощаемся с тобой, но не надолго, сказал Манцев.

— Надеешься быстро в Москву вернуться?

— Да нет. Это, наверное, не получится. Там работатолько начинается. Просто Феликс Эдмундович спросил меня вчера, кого бы я хотел взять с собой на Украину заместителем. Ну и я назвал тебя. Не возражаешь?

— Согласен. Честно говоря, и сам хотел проситься туда. Сейчас Украине нужна наша помощь…

Осенью 1919 года контрнаступлением Красной Армии началось освобождение Украины от деникинских войск. Но, отступая, противник оставлял на освобожденной территории свою агентуру — бандитов, шпионов, диверсантов. Многочисленные кулацкие, махновские, петлюровские банды совершали налеты на населенные пункты, расправлялись с партийным и советским активом, со всеми, кто поддерживал Советскую власть.

Украинские чекисты проводили в то время большую работу по ликвидации очагов контрреволюции. Вспоминая тяжелую обстановку, в которой сотрудникам особого отдела Южного и Юго-Западного фронтов приходилось решать стоявшие перед ними задачи, Ефим Георгиевич Евдокимов писал: „Нельзя не отметить то характерное обстоятельство, что вся эта работа проходила при условиях абсолютно неблагоприятных — работников не только не хватало, но в них всегда ощущался кризис, сотрудники же, участвовавшие в работе, падали, заболевали от истощения и переутомления, но эти крупные шероховатости не останавливали темп работы, и минимальный состав сотрудников с неописуемым энтузиазмом честных революционеров дисциплинированно, спаянно и сознательно стояли на своих постах и энергично выполняли ту сложную, ответственную миссию, возложенную на них волей революции“.