Жизнь и приключение в тайге - Владимир Арсеньев

Орочи с Тумнина, Хади и Копи ведут более оседлый образ жизни, чем родственные им орочи с рек Имана, Бикина, Хора, Самарги и Ботчи. Они подолгу живут на одних и тех же местах, где родились и выросли и где жили их отцы и деды; самые постройки их прочнее, балаганы обширнее, и ставятся они с большими удобствами, чем у «кяка» (кекари). Многие из них имеют настоящие деревянные домики, хотя сами строить их не умеют, для чего всегда нанимают плотников корейцев или русских. Орочи Императорской Гавани [181] считают орочей, живущих на реке Копи, настоящими орочами. Действительно, даже глаз самого опытного исследователя не нашел бы разницы между теми и другими. Однако орочи с Тумнина и с реки Уй говорят, что язык копинских орочей хотя и такой же, как и у них, но все же он немного отличается от языка чистых орочей. Это отличие так ничтожно, что от слуха европейца оно совершенно ускользает, и разницу в произношении того или другого слова подметить может только сам ороч. Поэтому орочей с реки Копи они считают «другими» орочами и называют их «Орочи-ко-пинка».

На Копи орочи ждали рыбы и не торопились уходить в горы. Погода нам не благоприятствовала, море снова разбушевалось; грузовые лодки не могли итти при таком волнении, потому мы снова были вынуждены ждать, когда непогода утихнет и море успокоится. Можно было воспользоваться случаем и поэкскурсировать по окрестностям.

Весь морской берег состоит из песка. Море наметало широкий пологий вал и отделило этим валом обширную заводь [182]Копи от залива, оставив только узкий проход для выхода пресной воды в море. Песок мелкий, сыпучий, приходящий в движение от ветра. Там, куда вода не достигает даже и во время самых больших волнений, пески находятся в состоянии покоя, они заросли крупной жесткой осокой и низкорослыми кустами шиповника. Дальше весь береговой вал покрыт корявым низкоствольным лиственичным лесом. На берегу врыты в песок два столба с японскими письменами. Это могилы японских рыбаков, умерших на чужбине. Орочи рассказывают, что покойники были закопаны в сидячем положении, лицом к востоку в сторону далекой родины. Тощий вид деревьев, шум ветра по вершинам хвои, листопад, полузасохшая, пожелтевшая трава и пасмурное небо, брошенные орочские жилища и японские могилы — все это создает очень печальную картину. От созерцания этой картины смерти и разрушения невольно хочешь скорее отделаться, стараешься перенести свои мысли, слух и зрение на что-нибудь другое, что говорило бы о жизни, о красоте природы [183]. На отмели валялось много буреломного леса, вынесенного рекой во время половодья в море и выброшенного морем опять на берег. Частью этот валежник занесло уже песком, кое-где засыпало мелкой галькой и завалило морской травой. Среди этого хлама сухого дерева белели кости кита: огромные ребра величиной более сажени, шейные позвонки весом около пуда и т. д. Один из стрелков поднял такую кость и с любопытством начал ее рассматривать. Сопровождавшие нас орочи с испугом и тревогой на лице начали просить его, чтобы он положил кость на место. Не понимая в чем дело, солдат бросил кость в сторону. Орочи бережно взяли ее в руки и осторожно положили на прежнее место, старательно придав ей то именно положение, в котором она находилась ранее. На вопрос по этому поводу, они серьезно отвечали, что костями мертвого кита нельзя играть, нельзя их даже трогать, потому что море рассердится, подымет сильный ветер и большое волнение, море будет бушевать несколько суток и непременно, если не теперь, то потом накажет виновного.

К вечеру свежий ветер превратился в жестокий шторм. Море забелело от пены, небо покрылось тяжелыми тучами циклонического характера, пошел сильный дождь — непогода разгулялась как следует. Орочи были убеждены, что причиной этому было то обстоятельство, что солдат трогал кости кита [184].

У орочей вообще много предрассудков и разных примет. Многие из них убеждены, что нож, которым случалось свежевать медведя (а другие говорят, сивуча и нерпу), не может быть употребляем в дело и носим при себе на охоте, в сопках и в особенности при охоте на медведя. Они считают сивуча морским медведем и убеждены, что сухопутный и морской медведь живут в вечной вражде между собой. Охотнику, который не соблюдает этого правила, грозит смертельная опасность или е горах или на море.

Экономическое благосостояние орочей на реке Копи находится в упадке. Раньше они жили лучше. Причина обеднения — плохое соболевание и недостаток рыбы. Они с трудом перебиваются и за работу просят дать им вместо денег муки и рису. Редко у которых есть небольшие запасы продовольствия. Особенно тяжелым для них был 1907 год. Безрыбица прошлого года — это общее явление по всему краю.

По подсчету самого ороча, на семью, состоящую из пяти человек (его самого, жены, старухи-матери и двух детей), для круглого оборота на весь год надо 15 пудов муки, пять пудов рису и два пуда соли. Кроме того, ему надо купить еще порох, дробь, патроны, спички, табак, одежду и мыло. Считая покупку и продовольствие и все то, что было сказано выше, чтобы ороч чувствовал себя в достатке и не терпел нужды, ему ежегодно надо около 200 рублей. Эти 200 рублей он должен добыть охотой и главным образом соболеваньем.

Главная масса прибрежного леса состоит из пихты, приблизительно 50 %, затем ели — около 30 %, лиственицы — 15 % и березы-остальные 5 %. Этот лес густой, корявый, низкорослый. Особенно часто растут деревья около опушки. Ветви их сильно искривлены и изогнуты в сторону леса. Более крупные ветки в свою очередь дают от себя во все стороны густые кусты мельчайших веточек с хвоей. Эти последние произрастают в огромном числе и сидят настолько плотно и густо, что издали становятся очень похожими на паразитирующие кусты омелы. Вся эта масса ветвей и деревьев образует сплошную стену зарослей. Пробраться сквозь нее человеку не везде возможно. Природа, так сказать, позаботилась о том, чтобы воспрепятствовать проникновению губительных морских туманов в глубь леса, пожертвовав для сего краевыми [185] деревьями и вместе с тем из них же создав преграду и против ветра. Под прикрытием такой опушки молодые деревца растут спокойно, прямо, и только другие причины, о которых будет сказано ниже, ломают и уродуют некоторые из них в раннем их возрасте.

Если наблюдатель будет итти лесом около берега, то он невольно обратит внимание на то обстоятельство, что чем ближе он будет подходить к береговым обрывам, тем чаще и чаще будут встречаться деревья с кривыми, изогнутыми стволами, причем эта уродливость в строении ствола во всех случаях донельзя однообразна, а следовательно, и причины, вызывающие такие искривления, одни и те же, а судя потому, что изуродованные деревья попадаются и молодые и старые, сила, вызывающая эти уродства, действует временно и случайно, отнюдь не постоянно и притом не на каждое дерево.