Дозоры: Ночной Дозор. Дневной Дозор. Сумеречный Дозор - Лукьяненко Сергей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы боретесь с Тьмой?
– Да.
– Вас много?
– Да!
Максим опять посмотрел на меня, и вновь пронизывающее дыхание сумрака сверкнуло в его глазах. Он пытался увидеть ложь, увидеть Тьму, увидеть злобу и ненависть – то, что только и дано было ему видеть.
– Ты ведь не Темный, – почти жалобно сказал он. – Я вижу. Я не ошибался, никогда!
– Я дозорный, – повторил я. Оглянулся – никого. Что-то отпугивало людей. Наверное, это тоже было частью способностей Дикаря.
– Этот мальчик…
– Тоже Иной, – быстро ответил я. – Еще не определившийся, либо он станет Светлым, либо…
Максим покачал головой:
– Он Темный.
Я взглянул на Егора. Мальчишка медленно поднял глаза.
– Нет, – сказал я.
Аура была видна отчетливо – яркая чистая радуга, переливающаяся, обычная для совсем маленьких детей, но не для подростков. Своя судьба, несформированное будущее.
– Темный. – Максим покачал головой. – Ты не видишь? Я не ошибаюсь, никогда. Ты остановил меня и не дал уничтожить посланника Тьмы.
Наверное, он не врал. Ему дано немногое – зато в полной мере. Максим умеет видеть Тьму, выискивать самые крошечные ее пятна в чужих душах. Более того, как раз такую, зарождающуюся Тьму он видит лучше всего.
– Мы не убиваем всех Темных подряд.
– Почему?
– У нас перемирие, Максим.
– Как может быть перемирие с Тьмой?
Меня пробил озноб: в его голосе не было ни тени сомнения.
– Любая война хуже мира.
– Только не эта. – Максим поднял руку с кинжалом. – Видишь? Это подарок моего друга. Он погиб, и, может быть, – из-за таких, как этот мальчик. Тьма коварна!
– Ты мне это говоришь?
– Конечно. Может быть, ты и Светлый. – Его лицо скривилось в горькой усмешке. – Только тогда Свет ваш давно потускнел. Нет прощения Злу. Нет перемирия с Тьмой.
– Нет прощения Злу? – Теперь и я был зол. И еще как. – Когда ты заколол в туалете Темного мага, почему бы тебе было не остаться еще на десять минут? Не посмотреть, как будут кричать его дети, как будет плакать жена? Они – не Темные, Максим! Они обычные люди, у которых нет наших сил! Ты выхватил из-под пуль девушку…
Он вздрогнул, но лицо его все равно не утратило каменного спокойствия.
– Молодец! А то, что ее готовы были убить из-за тебя, из-за твоего преступления? Этого ты не знаешь?
– Это война!
– Ты сам породил свою войну, – прошептал я. – Ты сам ребенок со своим детским кинжалом. Лес рубят – щепки летят, да? Все дозволено в великой борьбе за Свет?
– Я борюсь не за Свет. – Он тоже понизил голос. – Не за Свет, а против Тьмы. Но это все, что мне дано. Понимаешь? И не думай, для меня это не лес и не щепки. Я не просил этой Силы, я не мечтал о ней. Но если уж она пришла, я не могу иначе.
Да кто же его упустил?
Почему мы не нашли Максима сразу, как только он стал Иным?
Из него вышел бы прекрасный оперативник. После долгих споров и объяснений. После месяцев обучения, после годов тренировок, после срывов, ошибок, запоев, попыток покончить с собой. В конце концов, когда не сердцем, ибо это ему не дано, а своим холодным, бескомпромиссным разумом он понял бы правила противостояния. Законы, по которым Свет и Тьма ведут войну, законы, по которым нам приходится отворачиваться от оборотней, преследующих жертву, и убивать своих, не сумевших отвернуться.
Вот он стоит передо мной. Светлый маг, за несколько лет уложивший больше Темных, чем оперативник со столетним стажем работы. Одинокий, затравленный. Умеющий ненавидеть и не способный любить.
Я повернулся, взял Егора за плечи, тот так и стоял – тихо, не высовываясь, напряженно слушая наш спор. Вытолкнул вперед, перед собой. Сказал:
– Он Темный маг? Наверное. Я боюсь, что ты прав. Пройдет несколько лет, и этот мальчик ощутит свои возможности. Он будет идти по жизни, а вокруг него поползет Тьма. С каждым шагом ему будет все легче и легче жить. Каждый его шаг оплатит чужая боль. Помнишь сказку про Русалочку? Ведьма дала ей ноги, она шла, а в ступни словно вонзались раскаленные ножи. Так это про нас, Максим! Мы всегда идем по ножам, и к этому не привыкнуть. Только Андерсен не все рассказал. Ведьма могла сделать и по-другому. Русалочка идет, а ножи колют других. Это – путь Тьмы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Моя боль со мной, – сказал Максим. И безумная надежда, что он способен понять, вновь коснулась меня. – Но это не должно, не вправе ничего менять.
– Ты готов его убить? – Я качнул головой, показывая на Егора. – Максим, скажи? Я работник Дозора, я знаю грань между Добром и Злом. Даже убивая Темных, ты можешь плодить Зло. Скажи – ты готов убить?
Он не колебался. Кивнул, посмотрел мне в глаза – умиротворенно, радостно.
– Да. Не только готов, я никогда не отпускал порождения Тьмы. Не отпущу и сейчас.
Невидимый капкан щелкнул.
Я не удивился бы, увидев сейчас рядом Завулона. Вынырнувшего из сумрака и одобрительно похлопывающего Максима по плечу. Или насмешливо улыбнувшегося мне.
А в следующий миг я понял, что Завулона здесь нет. Нет и не было.
Поставленный капкан не нуждается в наблюдении. Он сработает и сам. Я попался, причем у любого работника Дневного Дозора есть на этот момент безупречное алиби.
Либо я позволяю Максиму убить мальчика, который станет Темным магом. И превращаюсь в пособника – со всеми вытекающими последствиями.
Либо я вступаю в схватку. Уничтожаю Дикаря – все-таки наши силы несравнимы. Своей собственной рукой ликвидирую единственного свидетеля и мало того – убиваю Светлого мага.
Максим ведь не отступит. Это его война, его маленькая голгофа, на которую он себя тащил несколько лет. Либо он победит, либо погибнет.
И зачем Завулону самому лезть в схватку?
Он все сделал правильно. Вычистил ряды Темных от балласта, подставил меня, нагнал напряжение, даже «изобразил движение», постреляв мимо. Вынудил меня кинуться навстречу Дикарю. А сейчас Завулон далеко. Может быть, и не в Москве. Возможно, что он наблюдает за происходящим: существует достаточно и технических, и магических средств, позволяющих это. Наблюдает – и смеется.
Я влип.
Что бы я ни совершил, меня ждет сумрак.
Злу вовсе не обязательно уничтожать Добро своими руками. Куда как проще позволить Добру самому вцепиться в себя.
И единственный шанс, который у меня еще оставался, был исчезающе крошечным и чудовищно подлым.
Не успеть.
Позволить Максиму убить мальчишку, да нет, не позволить, просто не суметь помешать. После этого он успокоится. После этого он пойдет со мной в штаб Ночного Дозора, выслушает, поспорит, стихнет, задавленный железными аргументами и беспощадной логикой шефа, поймет, что совершил, сколь хрупкое равновесие нарушил. И сам отдастся Трибуналу, где у него есть пусть исчезающе маленький, но все-таки есть шанс быть оправданным.
Я ведь не оперативник. Я сделал все, что мог. Даже сумел понять игру Тьмы, комбинацию, придуманную кем-то неизмеримо более мудрым. Мне просто не хватило сил, времени, реакции.
Максим взмахнул рукой с кинжалом.
Время вдруг стало тягучим и медленным, будто я вошел в сумрак. Вот только краски не поблекли, даже ярче стали, и сам я двигался в том же ленивом кисельном потоке. Деревянный кинжал скользил к груди Егора, меняясь, то ли обретая металлический блеск, то ли окутываясь серым пламенем; лицо Максима было сосредоточенным, лишь закушенная губа выдавала напряжение, а мальчишка вообще ничего не успел понять, даже не пытался отстраниться.
Я откинул Егора в сторону – мышцы не повиновались, им не хотелось совершать столь нелепое и самоубийственное движение. Для него, маленького Темного мага, взмах кинжала был смертью. Для меня – жизнью. Всегда ведь так было, есть и будет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Что для Темного жизнь – для Светлого смерть, и наоборот. Не мне менять…
Я успел.
Егор упал, влетев головой в дверь подъезда, плавно осел – я толкнул слишком сильно, мне важно было спасти, а не беспокоиться об ушибах. Во взгляде Максима мелькнула почти детская обида. И все-таки он еще способен был разговаривать: