Избранное. Том 3: Никогда не хочется ставить точку - Олег Куваев

По поводу Вашего читательского отзыва я думаю, что уж у Вас прав на это больше, чем у кого либо другого. В качестве совета я предложил бы Вам, Герман Борисо "вйч, учесть обстоятельства, которые помогут публикации

Вашей статьи или письма, или заметки. Так как я не хочу ограждать себя от какой бы то ни было критики, тем паче от человека, с которым лично знаком, то:

1.0 романе пишите так, как Вам диктует Ваша совесть, художественное чутье и вообще нужна будет Ваша личная оценка, может, с учетом оценок Ваших коллег.

2. Прошу помнить, что события в романе не обязаны жестоко соответствовать реальным событиям. В связи с этим нет смысла упоминать, что мы с Вами знакомы. Вы — читатель. Вы прочли журнал и нашли, что здесь есть многое из Вашей молодости и из событий, участником которых Вы были. Вот тут Вам будет уместно написать о себе и о Вашей роли, и о Катинском. Это удобно и прилично!

3. Чтобы связать Ваше письмо (или статью) с публикациями в "Литературной газете", надо вернуться к статье Шапошникова. У него есть там "прокол" — он упрекает меня в том, что герои мои жертвенны и я любуюсь этой жертвенностью. Он упоминает там цитату из моей ранней повести "Весенняя охота на гусей": "Эти люди приспособлены для грузовика. Они гибли и будут гибнуть. "

Шапошникову неуютно, что кто то гибнет и живет в жестоких условиях. Он умышленно опускает конец цитаты: ". потому, что они идут по первым дорогам". Вы — участник событий. Ваше право и долг указать московскому критику, что если автор и виноват в чем, так в смягчении событий. Разве у Вас не было жертвенности? Разве не гибли Ваши товарищи или не были на грани гибели, потому что шли по "первым дорогам"?

Как видите, Герман Борисович, я защищаю не свое произведение. Я защищаю тезис о святости труда первопроходцев. О нем я писал и буду писать, и нельзя диванным мальчикам, для которых трудность жизни в том, что не удалось поймать такси — пришлось сесть на троллейбус, принижать труд первопроходцев, сусалить на страницах центральных газет.

Итак, повод Вашего письма.

а) Вы прочли и узнали "былые времена".

б) Вы прочли статью в "ЛГ" и несогласны с "гладким" упреком Шапошникова автору в излишней драматизации.

На этот костяк Вы можете надеть все, что Вам будет угодно. Из них полезным будут два пункта: Ваше личное участие в событиях и Ваша оценка романа.

Я думаю, что письмо будет уместно послать в редак

цию журнала "Наш современник" главному редактору Ви кулову Сергею Васильевичу. С просьбой передать второй его экземпляр в "ЛГ". Подписаться надо полными Вашими титулами. Это обязательно. Излишняя скромность здесь вредна.

В заключение: почему "роман". Роман, Герман Борисович, это не то, где "он" и "она", — это произведение, где существует несколько житейских планов — первый, второй и третий. В хороших романах этих уходящих вглубь плоскостей много, и вот по ним и блуждают, переплетаются судьбы героев. Любовной же интриги в романе вовсе может не быть — примеров тому масса. Хотя классический роман основывался на любовной интриге — так проще.

Я рад, го Ваша рукопись увидит свет. Свое предложение дружеской оценки и помощи оставляю в силе. Думаю, это будет полезно Вам и читателю. Главы, которые. Вы мне дали, — очень хороши, ибо просты. Л читал их с огромным удовольствием. Но я — особая статья: мне, близ ка эта тема. Лучший пример, как писать о подобных событиях, — книги Федосеева "Мы идем по Восточному Сая ну", "Последний костер", "В тисках "Джугдыра" и другие. Это почти классика. Если необходимо, я Вам могу прислать их. Через несколько дней вышлю взятые у Вас документы, они могут Вам понадобиться.

Будущим летом надеюсь быть на Алазее.

И если у Вас в коллекции останутся камешки, непригодные для сугубо научных целей, — не выбрасывайте их, памятуя, что в Москве сидит бывший геолог, в силу литературнойстрасти оторванный от геологии и шибко по ней тоскующий.

С неизменным уважением ОлегКуваев.

13 сентября 1974

Дорогой Герман Борисович!

Вы меня потрясли любезным предложением презентовать мне оформленную небольшую коллекцию минералов, да еще с несколькими пришлифовками. Конечно, подобранная коллекция — лучше всего, ибо все это у меня в начальной стадии, и необходимо ядро, вокруг которого можно, будет танцевать. Если для Вас это действительно не составляет очень большого труда — благодарность моя очень

велика. То, что это не может быть быстро, я понимаю, и потом — жизнь коротка, а минералы вечны, по крайней мере в наших человеческих масштабах времени. Умоляю толькоВас — не забыть об обещании

О рукописи. Наверное, Вам особая спешка и ни к чему. Может быть, Вы не вполне отдаете себе отчет в нравственной ценности такого рода материалов. Их надо писать со спокойной душой и высокой мудростью. Свое предложение — прочесть Вашу вещь внимательно и самым доброжелательным образом — я повторяю. Одно "но". Мне бы хотелось получить (для пользы дела) вариант на машинке. Я просто привык к машинописному тексту, рукописный же вариант несет на себе печать личности автора (это мешает). И, кроме того, рукопись вообще надо держать дома во избежание случайностей пересылки. К тому же (после ознакомления с текстом) у меня есть желание и возможность познакомить с ним редакции заинтересованных журналов. Разумеется, никаких обязательств по исходу дела я взять не могу. Но я просто чувствую личную заинтересованность и обязанность помочь.

Числа 20 сентября я на десять пятнадцать дней смотаюсь на Кавказ. Буду пробираться в Сванетию с двумя профессиональными альпинистами — хорошие мужики, заслуженные мастера спорта, сваны. Давно я собираюсь о них написать, но для этого надо побыть с ними вместе в палатке, у костра и посетить их родовую сванскую башню. Числа с 10 октября я дома.

Желаю Вам всего лучшего. Жду рукопись мемуаров, а насчет отзыва на "Территорию" решайте, как Вам позволит время.

Кстати, о пенсионной жизни и о Севере. К тому времени, как Вы перейдете на пенсию, я надеюсь быть обладателем скромной яхты, в северных водах. чМожет быть, это будет переоборудованный под парус и каюту вельбот, может быть, другой вариант. Судно мое будет постоянно находиться там, так как я думаю в течение четырех пяти лет провести лето в полярных водах с заходами в устья рек. Как я Вам уже писал, надо поднять историю освоения Арктики.

С искренним уважением и лучшими пожеланиями

О. Куваев.

Февраль 1975

Многоуважаемый Герман Борисович!

Кончил я читать Ващу рукопись. Прошелся по ней дважды. При беглом ознакомлении я понял, что рукопись не нуждается в какой то литературной правке с моей стороны — она написана на одном уровне вся. В противном случае я просто должен был бы ее переписать. Вы достаточно владеете пером, хотя первая Ваша книга о малазийском олове показалась мне гораздо занятнее и живее. И дело не в экзотичности материала, а просто Вы выбрали себе стиль, каким пишутся "история исследования" в геологических отчетах. Тонешь в фамилиях. Но, с другой стороны, это достойные фамилии, и решать тут право редактора. Я понимаю, что Вам просто неловко не упомянуть тех то и тех то людей. Позволю все же себе дать несколько советов с профессиональной, литературной точки зрения.

1. Нет автора Г. Б. Жилинского, лауреата Ленинской премии. Есть автор Герман Жилинский. Такова литературная этика.

2. Вводная глава мне представляется просто нескромной. Избави бог, я не собираюсь умалять Ваших заслуг. Но это за Вас должен сказать кто то другой. Он же и скажет р том, что Вы лауреат Ленинской премии и член корреспондент к тому же. Вы упоминаете Э. Кренкеля. Но прочтите его книгу "КАЕМ — мои позывные" — как скромно, с какой даже иронией по отношению к себе она написана. А ведь слава Кренкеля, будем прямы, больше Вашей! Послушайте моего совета, отрешитесь от эгоцентризма (я его сразу заметил в. Вас при первой же встрече) и попросите эту главку написать кого то другого. С фамилией, званием, именем. Будет гораздо лучше.

Когда Вы, к примеру, пишете о трудностях не своих, а Р. Даутова — Вы пишете просто прекрасную прозу, ее читаешь взахлеб. Но когда человек слишком много пишет о трудностях, лично им пережитых, — это утомляет читателя и снижает ценность книги. Единственный из известных мне путешественников, кто мог это делать, — это Т. Федосеев. Он описывал им же пережитые трудности блестяще.

3. Да имейте же Вы совесть с этой охотой! В наши то дни, когда около каждого зайца чуть не охрану ставь. Вы с упоением описываете через каждые двадцать страниц "оче

редного медведя". Знаете, я охотился на медведей. И убивал в одиночку и белых", и бурых, и таежных. Я не считаю это "жутким спортом". У Вас винтовка или ружье с пулей, а зверь, он всего навсего зверь и есть. Неравная борьба, и хвастаться тут нечем. Я вот вспоминаю убитых мною двух мишек на Омолоне. Как им не хотелось умирать! Мне стыдно и жалко их до бессонницы. Учтите, что книгу Вашу разгромят именно за эту Вашу "медвежью болезнь" (не в простонародном смысле этого термина). Советую убрать все эти сцены.