Властелин Морморы - Макс Фрай

Абилат держался неплохо, в панику не впадал, призраков разглядывал с дружелюбным интересом, но зачем-то забрался на письменный стол с ногами, словно кабинет наводнили не привидения, а мыши и змеи. Увидев меня, он засиял от радости.

— Вот вам сэр Джуффин Халли, — объявил он. — А вы волновались!

— Чем могу быть вам полезен, господа? — спросил я. — Вы — те, кто умер во сне, я правильно понимаю?

— Совершенно верно, — ответил нежный девичий голосок. — Мы умерли во сне, если, конечно, Мормору можно назвать сном. А теперь пришли спросить: куда нам деваться? Какие будут идеи, Джуффин?

Я внимательно поглядел на привидение, которое назвало меня по имени. Моя старинная подружка Манта при жизни казалась дряхлой развалиной; теперь, после смерти, маскировка была ей без надобности. Призрак из леди вышел отменный, такой хорошенькой она даже в лучшие времена не была. Некоторых девушек прозрачность только красит.

— Смерть тебе к лицу, Манта, — сказал я. — Будь осторожна: еще немного, и я на тебе женюсь. Будешь потом локти кусать.

— Ну, положим, испугать меня сейчас непросто, — парировала она. — Но свадьбу обсудим потом, если не возражаешь. Мы пришли к тебе с серьезным разговором, Джуффин. Куда нам теперь деваться? Это очень важный для нас вопрос. При новых порядках нашего брата, знаю, не жалуют. Мы же запрещены этим самым Кодексом Хрембера, который ты сам, говорят, и сочинил — так? И выходит, мы теперь вне закона? И твоя обязанность…

— Да погоди ты, не тараторь! Во-первых, Кодекс Хрембера сочинял не я… не только я, скажем так. Во-вторых, закон запрещает колдунам превращать людей в привидения, даже по их просьбе, но лишь потому, что для этого обычно применяют магию очень высокой, запрещенной новыми законами ступени. Но право самих привидений на существование никто не оспаривает — до тех пор, пока они не начинают вредить живым. Но такое поведение вообще никому не сходит с рук.

— То есть уничтожать нас ты не обязан? Уже легче, — Манта заулыбалась от удовольствия и дружески меня обняла.

Многие люди, я знаю, не любят прикосновения призраков, описывают их как почти невыносимое сочетание сладкой щекотки и ледяного озноба. Не понимаю, что тут такого уж невыносимого. По крайней мере, мне очень нравится. Если еще когда-нибудь соберусь разнообразить свою жизнь любовной интрижкой, живым девушкам, боюсь, ничего не светит.

Прочие привидения, убедившись, что никто не собирается делать их еще более мертвыми, чем теперь, обниматься ко мне не полезли, зато подняли невообразимый гвалт. Щебетали как птицы, носились по кабинету, переливались на радостях самыми невообразимыми оттенками синего цвета, кувыркались под потолком и струились по стенам. Когда Зогги завел дома детский приют, я думал, что хуже, чем у него в гостиной, просто быть не может. Оказалось — очень даже может. Просто надо стараться.

— Одно из двух, — строго сказал я. — Или вы, господа, немедленно успокоитесь, или я пошел гулять. Вас же несколько сотен, а я один, имейте совесть.

— Нас двое, — храбро подсказал Абилат.

— Спасибо, друг мой, — я отвесил ему церемонный поклон. — Но, к сожалению, это мало что меняет.

— А нас не несколько сотен, а ровно тысяча сто одиннадцать, — сообщила Манта.

— Красивое число. Но тем труднее мне разговаривать со всеми одновременно, — сухо сказал я. — Давайте так, господа: вы пока погу…

— Нет! — дружным хором ответили призраки.

— Вы пока погуляете… — упрямо продолжил я.

— Нет! — снова взревели они.

— Я же и рассердиться могу, — вздохнул я.

— Сердись, сколько хочешь, Джуффин, — твердо сказала Манта. — Да хоть лопни от злости, если тебе так нравится. Мы умерли в Морморе, подумай об этом. И еще вот о чем подумай: каждый из присутствующих здесь не ныл и не трясся от страха, а сопротивлялся как мог. У нас ничего не вышло, но, в отличие от тех, кто сейчас пьет и пляшет на улицах Гажина, мы хотя бы попробовали. Мы умерли во сне и остались в Морморе, как нам обещали, навсегда. Но мы не утратили разум, сохранили сознание и не превратились в какую-нибудь мерзость, думаю, только потому, что крепко держались друг за друга. Это тебе не какое-нибудь Орденское или фронтовое братство, это гораздо серьезнее.

— Возможно, — согласился я. — Но, надеюсь, законы этого братства не запрещают вам оставаться молчаливыми и неподвижными хотя бы четверть часа в сутки? Это не мой каприз, а совершенно необходимое условие успешных переговоров. Я очень вам всем сочувствую и хочу помочь. Но тысяча сто одиннадцать говорливых и энергичных собеседников — это многовато, согласитесь.

Призраки опомнились и кое-как притихли. Даже мельтешить почти перестали. А я призадумался.

Было о чем.

Моя старая подружка Манта, между прочим, дело говорила: здесь собрались лучшие из лучших. Лаздей Махикала очень уж любил мучить людей, а потому убивал не слишком охотно, и только тех, кто оказывал ему серьезное сопротивление.

Проблема в том, что обеспечить этим достойным людям комфортное посмертное существование было непросто. Люди и привидения обычно не слишком хорошо уживаются под одним небом. Слишком уж разная у нас природа, а сознание при этом, напротив, схожее. В результате все мы хотим примерно одного и того же и страшно друг другу мешаем, толкаясь локтями у лохани с Несбывшимся.

То есть я-то сам как раз прекрасно ужился бы с призраками. А вот городские обыватели — сомневаюсь.

Если же призраки станут мешать горожанам, рано или поздно на них будет объявлена охота. Непременно найдется истеричная домохозяйка, которая объявит, что привидения сбросили в колодец ее малыша, а бестолковый начальник здешнего Тайного Сыска, которого я же сам и назначу — потому что а где их найдешь, толковых-то? — не удосужится выяснить, что малыш забрался в колодец совершенно самостоятельно. И что тогда? Понятно что.

И тут меня осенило. Я до сих пор думаю, что это была одна из лучших моих идей. Не в тот день, а вообще, за всю жизнь.

Для начала я задал своим гостям вопрос:

— Вы мне вот что скажите, леди и джентльмены: вы предпочли бы остаться в Гажине? Или хотите подыскать более подходящее место для жизни?

— Мы думали и говорили об этом, — сказала Манта. — Среди нас есть охотники попутешествовать, но многие хотели бы обосноваться в городе, по крайней мере, поначалу. Здесь у нас остались друзья и родственники, у многих — дети. Привидение не может сварить ребенку суп или купить ему новое лоохи, но вести беседу, помогать советами и даже защищать от опасности мы вполне в состоянии. Собственно, все это теперь удается нам куда лучше, чем прежде.