Царство юбок. Трагедия королевы - Эмма Орци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я, милорд, вместо того, чтобы повторять только что сказанное мною?.. — произнес де Люжак, злобно глядя на него.
— Вы попридержите свой язык, — повелительно сказал де Бель-Иль, схватив молодого человека за руку.
Де Люжак, всегда боявшийся сказать или сделать что-нибудь такое, что могло обнаружить его низкое происхождение, беспрекословно повиновался. Де Бель-Иль, хотя и был сильно поражен, знал, конечно, как надо поступать в таких необыкновенных обстоятельствах.
Эглинтон, стоявший за своим письменным столом так, что его лицо находилось в тени, очевидно, ждал ухода этих непрошеных гостей. Пожав плечами не то в недоумении, не то с презрением, де Бель-Иль пренебрежительно кивнул ему головою и вышел; де Люжак последовал его примеру, постаравшись в точности воспроизвести небрежный поклон и взгляд своего старшего друга.
— Уж эти англичане! — воскликнул молодой де Люжак, делая вид, что плюет на пол. — Я бы никогда не поверил этому, клянусь дьяволом, если бы не слышал собственными ушами.
Но Бель-Иль важно покачал головой.
— Я боюсь, что молодчик хочет только оттянуть время, для этого надо быть очень толстокожим. Посмотрим, что он выиграет, когда это сделается всюду известным.
— А это, наверное, станет всем известным, — заносчиво подтвердил де Люжак. (Он всегда ненавидел, как он называл, «английскую партию». Лидия беспощадно бранила его, а милорд просто игнорировал его существование.) — Клянусь, моя перчатка первая коснется его щеки.
— Шш… шш… шш… — увещевал его де Бель-Иль, кивнув головой в сторону Ахилла, возившегося с канделябром.
— Ах, какое мне до этого дело! — воскликнул де Люжак. — Если бы вы не удержали меня, я прямо назвал бы его подлым трусом.
— Это было бы очень некорректно, мой милый Люжак, — сухо возразил де Бель-Иль. — Право оскорбить лорда Эглинтона принадлежит прежде всего графу Стэнвилю, а потом уже его друзьям.
Хотя маркиз де Бель-Иль выбирал более изящные выражения, чем его друг-плебей, но в выражении его лица было не меньше злобы и недоброжелательства в то время, как он произносил их.
Затем, знаком приказав Ахиллу светить им, двое представителей графа де Стэнвиля окончательно покинули апартаменты бывшего главного контролера финансов Франции.
XXI
Лидия подождала несколько минут, пока быстрые шаги ее отца замерли на каменных плитах галереи. В вечерней тишине, царившей в этой отдаленной части дворца, она могла расслышать его краткое приказание лакею, ожидавшему в передней; затем поспешные шаги герцога по мраморной лестнице и наконец несколько раз повторенный выклик кареты при выходе его на террасу, откуда он направился к главному двору, где его ожидал экипаж.
Когда все затихло, Лидия позвонила горничную.
— Теплый плащ с капюшоном! — быстро приказала она.
Через несколько минут она с головы до ног была укутана в плащ из темной шерстяной материи, совершенно скрывавший ее великолепное платье. Затем, приказав девушке ждать ее в будуаре, она быстро вышла из комнаты.
Галереи и приемные залы были теперь совершенно пусты. Даже из главного здания дворца, где король любил долго сидеть за обильным ужином, не доносилось ни малейшего звука, ни музыки, ни смеха. Громадный дворец, воздвигнутый потом и кровью народа, был погружен в мирный сон.
Из своих апартаментов Лидия могла пройти в комнаты своего мужа, минуя галереи и передние, в которых всегда находились часовые. Она плотно закуталась в свой плащ; несмотря на теплоту августовской ночи, она чувствовала внутреннюю дрожь, в висках у нее стучало, глаза горели. Еще несколько зал — и она будет в комнатах мужа. Ее несколько удивило, что они были так же пусты, как и остальная часть дворца.
Наконец она дошла до восьмиугольной комнаты, прилегавшей к кабинету. Здесь тоже царил непроницаемый мрак; только тоненькая полоска света проникала сюда из-под кабинетной двери. Темнота боролась с ничем не нарушимой тишиной. Лидия подвигалась вперед, как во сне.
Она тихо позвала камердинера лорда:
— Ахилл, милорд еще не спит?.. Ахилл! Вы здесь? — спросила Лидия погромче, думая, что камердинер, может быть, заснул.
Но ни одного звука не послышалось в ответ.
Тогда молодая женщина подошла к двери и взялась за ручку. Внутри все было тихо.
«Может быть, лорд писал? — мелькнула у Лидии мысль. — Может быть, он заснул? А Гастон в это время собирается в Гавр, чтобы послать быстрый корабль для исполнения гнусного дела… Нет, нет, только не это!»
В этот момент Лидия настроила себя так, что готова была выдержать всякий прием, всякое унижение, броситься к ногам своего мужа, обнимать его колени, если нужно, просить, умолять о деньгах, о помощи, обо всем, что сейчас именно и могло бы предотвратить ужасную катастрофу:
И она смело постучала в дверь.
— Милорд… милорд… откройте! Это — я, Лидия!
Ответа не последовало. Она постучала погромче.
— Милорд, милорд, проснитесь!
