Тайные тропы - Георгий Брянцев

Одеваясь, Гунке проклинал так неудачно начавшийся день, ругал своих помощников, русских, себя. Неужели нет выхода? Неужели придется сдаться на милость Циммера? Нет Еще слишком рано..

Мысль металась в поисках выхода. Гунке перебрал все факты, известные ему, все начатые расследованием дела и не мог остановиться ни на одном из них. Они явно бесперспективны, из них ничего не раздуешь, ни-чем себя не покажешь. И вдруг, совершенно неожиданно, Гунке вспомнил о Хапове, прорабе чурочного завода. Он должен что-нибудь знать о происшествии с пленными. Только работникам завода было известно о наряде на заключенных из концлагеря.

Гунке почувствовал необычайный прилив сил. Ему казалось, что он уже держит в руках нити, которые связывают город с заводом. Там, конечно, можно найти людей, подготовивших освобождение пленных, они скажут кое-что или, по крайней мере, наведут на след. Гунке решил действовать сам. Дело было верное и, главное, могло представить его в выгодном свете перед начальством.

Гунке позвонил и потребовал, чтобы к телефону вызвали прораба Хапова.

Завод долго не отвечал Ожидая звонка, начальник гестапо в общих чертах наметил план действий. Прежде всего — два направления. В одном пусть работает этот Циммер, здесь, в городе, в концлагере, второе берет на себя Гунке и доводит до успешного завершения.. Будут убиты сразу два зайца — Циммер потерпит неудачу, Гунке одержит блестящую победу.

Позвонил телефон. На линии — чурочный завод. Хапов слушает. Гунке намекает на происшествие с пленными. Прораб отмалчивается. Начальник гестапо требует, чтобы Ханов немедленно прибыл в город. Но тот отказывается, болен, выехать не может. Притом твердо ничего не знает Правда, рабочие, видимо, что-то знают. Нужно приглядеться, уточнить. Но прораб это сделать не может, он под подозрением, как ставленник немцев.

— Хорошо, — заключает Гунке. — Я сам приеду, встречайте сегодня в четыре часа дня. Знать об этом должны только вы...

— Понятно, — отвечает Хапов, — все. будет сделано.

Гунке вешает трубку, одевает китель и отправляется к ожидающей его машине.

Через десять минут он уже в гестапо. Он строг, холоден, но настроение у него хорошее. Это замечают подчиненные, Циммер даже иронизирует:

— Вы так оптимистично настроены, будто виновники освобождения пленных уже арестованы.

— Еще нет, но скоро будут арестованы, и сделаете это вы, — говорит немного резко Гунке и дает Циммеру задание заняться происшествием в ущерб всем остальным делам.

Поведение Гунке вызывает у подчиненных недоумение. Он никого не требует к себе с докладом, ничем не интересуется. Единственный человек, с которым беседовал Гунке, — лейтенант Штерн. Но тот ни с кем ничем не поделился. Через несколько минут стало известно, что Штерн вызвал наряд автоматчиков из охраны гестапо.

Пока Штерн выполнял поручение, Гунке успел ознакомиться по карте с планом местности и выяснить точна, сколько пленных было в колонне и кто их охранял. Потом он потребовал к себе Трясучкину.

Варвара Карповна вошла в кабинет.

— Вы меня вызывали?

Гунке холодно объявил:

— Подготовьтесь, в три часа дня поедете со мной на операцию.

Варваре Карповые показалось, что голос Гунке прозвучал так же, как и тогда у Родэ, в ту страшную ночь. Она даже помнила фразу — «Зайдете через десять минут, поедем». Трясучкина попыталась объяснить как можно убедительнее свое состояние.

— Я еще не совсем оправилась после болезни, если далеко, то...

— На чурочный завод, — не поднимая головы, ответил Гунке, — дорога хорошая, погода чудесная... — Последние слова прозвучали сухо, насмешливо.

— Я бы попросила освободить меня сегодня, — снова заговорила тихо Трясучкина, стараясь придать своему голосу болезненный тон. Гунке резко оборвал ее:

— Не могу. У меня сейчас нет другого переводчика.

Варвара Карповна хотела возразить, но Гунке поднялся и резко отодвинул стул.

— Не заставляйте меня, повторять...

Трясучкина вышла.

Ей хотелось повидать Никиту Родионовича и посоветоваться с ним. Может быть, он сумеет успокоить ее, К тому же, она должна сообщать ему все о Гунке.

Никита Родионович выслушал Варвару Карповну и, почти не задумываясь, порекомендовал уклониться от поездки. Он ей не сказал, почему, но у него были свои соображения. Во-первых, Гунке вынесен смертный приговор и за ним следят, во-вторых, он, Ожогин, немедленно сообщит Изволину о выезде начальника гестапо на чурочный завод. Значит, по всей вероятности, поездку Гунке патриоты используют в своих целях.

— Лучше не ехать, — сказал Ожогин, провожая Варвару Карповну до дома, — время, сами знаете, тревожное, а за городом — небезопасно.

— Я постараюсь не ехать, — произнесла Трясучкина на прощанье, — мне самой очень не хочется...

Машина подошла к подъезду гестапо. Три автоматчика и лейтенант Штерн уселись сзади. Центральные места были предназначены для Гунке и Трясучкиной.

Когда начальник гестапо вышел из дверей, шофер включил мотор. Машина тихо заурчала. Гунке оглянулся, ожидая Варвару Карповну. Она не появлялась.

— Штерн! Вызовите ее! — распорядился Гунке.

Лейтенант, выскочив из машины, бросился в помещение.

Его торопливые шаги звонко раздавались в коридоре. Гунке спустился со ступенек и сел рядом с шофером. Прошло несколько минут. Мотор попрежнему урчал. Трясучкиной все не было.

Наконец, на крыльцо вышел Штерн в сопровождении Варвары Карповны. Она нерешительно остановилась у дверей, но лейтенант взял ее за локоть и помог сойти вниз к машине. Гунке предупредительно открыл дверцу.

«Я не могу», — хотела сказать Трясучкина, но поняла, что другого выхода нет. Поездка неизбежна, а если она будет упорствовать, то отказ может навлечь на нее подозрения.

Хлопнула дверца, мотор зарычал. Шофер дал короткий приглушенный сигнал и включил скорость...

А в это же время Сивко, Хапов и Повелко отъехали от лесной дороги. Уже в пути Сивко спросил у Дмитрия:

— Как, не подведут?

Повелко спокойно ответил:

— Верное дело, эти мины работают безотказно...

Сивко потянул вожжи на себя. Лошадь встала. Двуколка грузно осела на рессоры.

— Идите понаблюдайте, а я вас тут обожду, — сказал Сивко и первый спрыгнул на землю.

Повелко и Хапов уже другим путем направились к заминированному месту.

От взрыва четырех мин штабная машина поднялась в воздух и, перевернувшись, упала в нескольких метрах от дороги. В живых остались Гунке и Варвара Карповна. Первое, что услышал очнувшийся Гунке, — это стон. Стонала Трясучкина. Она была тяжело ранена и лежала, придавленная мотором. Глаза ее, непомерно большие, смотрели не моргая. Гунке почувствовал запах горящего человеческого мяса. Варвара Карповна стонала все громче, стон переходил в крик.