Во власти девантара - Бернхард Хеннен

Нурамон промолчал. Вспомнил о чуждой силе, коснувшейся его души, о голубых глазах и о том, как сильно Гийом напомнил ему Нороэлль своими жестами. А теперь Гельвуун мертв, а Йильвина выглядит так жалко, словно едва избежала смерти.

— Что произошло? — спросил наконец Олловейн, оборачиваясь к побледневшей эльфийке.

Йильвина тяжело дышала.

— Он вышел вперед… Почти на самый край толпы, когда священнослужитель взял старика за руку… — Она подняла взгляд к небу. На глаза ее навернулись слезы. — Не знаю, как описать это. Такое ощущение, словно какая-то сила вошла в мою грудь, чтобы разорвать мне сердце. — Она начала всхлипывать. — Такое ощущение… Я чувствовала смерть… Вечную смерть, без надежды на возрождение, без дороги в лунный свет. Если бы я не отступила на несколько шагов… — голос ее прервался.

— Он заметил вас и сразу атаковал? — спросила Номья.

Олловейн помедлил с ответом.

— Я неуверен… Не думаю, что это была атака. Это произошло в тот момент, когда он исцелил старика. Я почувствовал его силу… Йильвина права. Я тоже вдруг почувствовал смерть.

Мандред обернулся к Нурамону.

— Как он это сделал?

Сын человеческий переоценивал способности Нурамона. Только потому, что один раз эльф превзошел самого себя и исцелил Фародина, человек спрашивал его обо всем, что имело, по его мнению, хоть какое-то отношение к магии.

— Понятия не имею, Мандред.

— А я тебе скажу! — вмешался Олловейн. — Магия ребенка демона пронизана злом насквозь! Она способна убить нас на месте. Простые чары, способные излечить человека, могут уничтожить нас. Теперь мне понятно, какую опасность видит королева в сыне Нороэлль. Мы должны убить его.

— Мы не сделаем этого! — решительно произнес Нурамон. — Мы отведем его к королеве!

— Этот мнимый целитель сможет убить нас одним заклинанием! — сказал Олловейн. — Ты это понимаешь?

— Да, понимаю.

— Как ты собираешься заставить его покинуть город?

— Я не стану заставлять его. Он пойдет с нами добровольно. Он не знал, что сделал с нашим товарищем своими исцеляющими руками. Он не то дитя демона, которого ожидала королева.

— Ты собираешься пойти против королевы? Она послала нас убить его!

— Нет, Олловейн. Королева послала меня убить его. И мне одному отвечать перед королевой.

— Не знаю, могу ли я допустить это, — протянул Олловейн. — Почему, Нурамон? Почему ты изменил свое мнение?

— Потому что у меня такое чувство, что убить Гийома будет непростительной ошибкой. Ничего хорошего из этого не выйдет. Мы должны отвести его к королеве. Оказавшись с ним лицом к лицу, она сможет принять решение. Позвольте мне поговорить с ним. Если до завтрашнего полудня я не вернусь, можете покончить с ним.

Олловейн покачал головой.

— Ты хочешь привести ко двору Эмерелль дитя демона, магия которого убивает эльфов? Иди! Поговори с ним! Больше живым мы тебя не увидим! У тебя есть время до завтрашних сумерек, потом я достану его по-своему. А до тех пор мы уедем из города.

Нурамон искал поддержку на лицах остальных. Однако Олловейну никто не возразил, даже Мандред. По знаку мастера меча все оседлали коней. Альфадас взял под уздцы лошадей Гельвууна и Нурамона.

Фародин был последним в конном отряде, покидавшем двор. Он склонился в седле и спросил Нурамона:

— Ты уверен, что хочешь сделать это? А что, если с тобой будет то же самое, что с Гельвууном?

Нурамон улыбнулся.

— Тогда мы встретимся в следующей жизни.

В гостях у Гийома

Нурамон наблюдал за Гийомом целый день. Слушал его проповедь, затем наблюдал за тем, как похоронили тело Гельвууна. Наконец эльф пошел за сыном Нороэлль по городу. При этом у него возникло неприятное ощущение, что следят за ним самим. Однако как он ни пытался, ему не удалось обнаружить никого, кто вел бы себя подозрительно. Вокруг были жители Анисканса, занимавшиеся своими повседневными делами. Эльф снова обратил все свое внимание на Гийома и следовал за ним до тех пор, пока тот не дошел до храмового холма и не исчез там в небольшом домике. Стены из бутового камня отлично вписывались в общую панораму города; и если это дом Гийома, то, похоже, сын Нороэлль ценит простоту.

Нурамон остановился и стал наблюдать за домом из переулка напротив. Эльф ждал, когда Гийом откроет ставни, чтобы впустить последние лучи уходящего солнца. Однако ставни оставались закрытыми. Когда на Анисканс опустилась ночь, Нурамон заметил, что сквозь щели в ставнях проникает теплый свет свечи.

Нурамон собрался с духом и подошел к двери дома целителя. Оставалось только постучать. Однако он не отваживался. Ему было страшно; страшно не от того, что с ним может случиться то же, что и с Гельвууном, а от того, что он совершает большую ошибку. Он не знал Гийома и не знал, как тот воспримет правду. А потом подумал о Нороэлль. Это была единственная надежда оградить Гийома от смерти и, быть может, в то же время спасти Нороэлль — конечно, если королева поймет, что убивать Гийома было бы ошибкой.

Он постучал.

Внутри ничто не шелохнулось, и Нурамон поразмыслил над тем, стоит ли стучать еще раз. И как раз в тот самый миг, когда эльф собрался поднять руку, наконец послышались шаги. Сердце Нурамона забилось быстрее. Вот сейчас откроется дверь, и перед ним появится лицо Нороэлль. Он отбросил капюшон, чтобы Гийом сразу понял, с кем имеет дело.

Изнутри отодвинули засов, затем дверь отворилась. Нурамон не ошибся. Это был Гийом. Молодой священнослужитель ни в коей мере не казался удивленным тем, что перед ним стоит незнакомец. Не в состоянии вымолвить ни слова, Нурамон глядел в лицо сына Нороэлль. Интересно, как изменится выражение его лица, когда он узнает правду о своем происхождении?

— Входи, дитя альвов, — произнес священнослужитель своим спокойным голосом и улыбнулся. А потом прошел в дом. Очевидно, он ждал его.

Дом Гийома был обставлен очень просто. Комната, в которую вошел Нурамон, занимала весь первый этаж. Здесь было все необходимое, от сложенной из камня печи до молитвенного алтаря. Только постели не было. Очевидно, спальня находилась на втором этаже, куда можно было попасть по лестнице.

— Ты пришел из-за своего товарища, — сказал Гийом и сел за небольшой стол, стоявший в центре комнаты.

Там горела масляная лампа, стояла деревянная тарелка, на которой еще лежали остатки рыбы. Гийом жестом пригласил Нурамона присесть на второй стул, стоявший на другом конце стола.

Нурамон молча сел.

Священнослужитель отодвинул тарелку.

— Боюсь, твоего товарища уже похоронили на кладбище. Надеюсь, это не помешает ему родиться снова.