Снайпер должен стрелять - Валерий Прохватилов

Вскоре Хьюз, почти не снижая скорости, уже поворачивал на залитую желтым светом фонарей улицу Кэлтон-роуд, где в уютном и просторном доме Ника Эрделюака раз в неделю собирались его друзья.

Комиссар Сэм Доулинг в это самое время все еще продолжал сидеть в управлении полиции, в кабинете, перелистывая папку с документами, которую положил ему на стол капитан Рикарден. Среди прочих деталей дела Доулинг пытался мысленно совместить два факта, без которых не было пока что внятного ответа на ряд вопросов. Почему, например, Эмма Хартли, оформив недельный отпуск, сломя голову прилетела из Лондона к этой злополучной калитке парка как раз сегодня?.. И как можно теперь однозначно толковать слова, сказанные владелицей лондонской шляпной мастерской Мариэлой Джексон в ответ на телефонный звонок Милены? Потому как — и Доулинг это прекрасно помнил — мадам Мариэла Джексон среди прочего сообщила секретарше весьма любезно, что в настоящее время муж ее сотрудницы Эммы Хартли проживает где-то в Париже, но, где точно, она не знает…

Глава шестая

Буканьеры Монда против Вильгельма Теля

Канцелярская работа, по мнению капитана Рикардена, была штукой настолько злодейски хитрой, что проделывать ее надлежало в очень высоком темпе. Чтобы, например, не свихнуться. Или, скажем, как бедняга Сизиф в свое время, не впасть в отчаяние. В любом случае — не завыть на луну, не закукарекать и не спрыгнуть с ближайшего моста в реку.

Изощренную хитрость этой монотонно-сухой работы, по многолетнему опыту капитана, можно было сравнить лишь с хитростью бесконечно уставшей от семейных скандалов и склок мамаши, наделенной цепким, как клещ, умом, заставляющим ее предпринять отчаянную попытку выдать замуж в один сезон сразу трех своих конопатых дочек.

То есть надо было уметь каждый рапорт о любом, пусть даже самом запутанном и невероятно скандальном деле, составить так, чтобы и высокое начальство, и родственники пострадавших, и пресса сразу могли увидеть, что полиция округа в каждом конкретном случае сделала все от нее зависящее.

С этих самых позиций капитан Рикарден отнесся и к подготовке отчета по «Делу Бэдфула». Этот внешне холодный, но достаточно пунктуальный и весьма понятливый человек был по должности, занимаемой им в управлении полиции, одним из помощников комиссара Доулинга, а по сути — правой его рукой. Впрочем, когда надо, и тенью шефа.

Пролистав отчет и затем внимательно прочитав его, что-то ужав, а что-то, наоборот, добавив, Доулинг вызвал в свой кабинет Рикардена и, похоже, провел с ним доверительную беседу не о чем ином, как о странностях жизни, отражающейся порой в любых официальных сводках и рапортах столь же призрачно и условно, как, к примеру, стройные прибрежные сосны, вместе со всем, что местные жители меж ними в спешке нагородили, отражаются в беспокойном, основательно подернутом рябью озере.

— Понимаешь, Рик, — сказал Доулинг, отодвинув наконец от себя черную стандартную папку, довольно пухлую, — если нас с тобой за такой отчет не погонят с работы в шею, значит, я чего-то не понимаю. Значит, как говаривал этот наш классический теоретик всяческого оправданного безделья Гамлет, «подгнило что-то в Датском королевстве»… Как думаешь?

— Думаю, из отчета видно, что у нас и овцы убиты, и волки тоже, — спокойно сказал капитан Рикарден. — Главное ведь, что преступление раскрыто и мотив известен. Большинство избирателей понимает, что ревность — это, к сожалению, неизбежный налог на святость. Наше слабое место — случайная смерть свидетельницы, и только. В остальном же… — Он замолчал и позволил себе развести руками.

Просто удивительно, как порой обычный, часто даже случайный жест собеседника может вдруг изменить ход мыслей. Только теперь, сидя в своем респектабельном кабинете и глядя в глаза Рикардену, Доулинг с удивлением понял, почему он тогда взорвался — в ту среду, в ту проклятую среду, когда примчался по вызову Инклава прямо из-за обеденного стола у Мондов в злополучный коттедж на Рейн-стрит, 16. Он взорвался в буквальном смысле: именно такой же, как только что у Рикардена, беспомощный жест инспектора Инклава доконал его. В тот момент, когда до комиссара полиции дошел тот прискорбный факт, что единственная их свидетельница погибла — из-за самой глупейшей, даже примитивной ошибки Инклава, эмоциональное триединство Рычард — Доулинг — Рыжий Черт на какое-то время словно затмило его рассудок. Больно было вспоминать, как там, на пороге комнаты, где недвижно лежали Бертье и Силена Стилл, он, вместо того чтобы сразу же приступить к работе, потрясал кулаками, багровел, изрыгал проклятья, бесконечно что-то кричал — о двух трупах там, о двух трупах здесь — и в конце концов откровенно бросил в лицо инспектору, что для ровного счета тут же следовало бы прихлопнуть и его — «как беспомощную собачонку Марфи!»… Одним словом, проделал все, о чем его же ребята из управления, добавляя свои детали, будут с юмором толковать потом где-нибудь на дежурстве или в тесном баре у Томми Стиггенса.

«Впрочем, черт с ними, — тут же подумал Доулинг. — Популярность анекдота или пафос большой легенды — какая разница? В нашем деле все работает на имидж, а это главное…»

Вслух же он произнес, неожиданно для Рикардена перейдя на «вы»:

— Постарайтесь впредь, капитан, чтобы это не вошло у вас в привычку — при беседе со мной разводить руками в недоумении. И особенно в момент, когда речь идет о репутации одного из сорока семи полицейских управлений Англии.

Услышав такое официальное обращение, где вместо столь привычного уху подчиненных сарказма Доулинга откровенно сквозила холодная струя даже не смягченного шуткой пафоса, капитан теперь чуть внимательней посмотрел на шефа, быстро стараясь определить, чего же он хочет на самом деле?.. Может быть, собирается задробить всю папку?..

Потом до Рикардена вдруг дошло, будто в сумраке щелкнула где-то спичка: инспектор Инклав… Конечно, все дело в Инклаве! Так всегда: о любой неудаче шефу долго будет напоминать какая-нибудь незначительная деталь. В данном случае — вполне безобидный жест в недоумении разведенных рук. Все мы легче переносим большую печаль, чем мелочь. Да, такой уж у него характер, у Рыжего Черта, как правильно говорят ребята. И характер этот не переделаешь…

— Дело не в инспекторе Инклаве, шеф, — решительно заявил Рикарден. — Из его объяснений видно, что эта Силена Стилл была законченной истеричкой. Согласитесь — схватить бутылку, черт ее знает с чем, стоящую в изголовье трупа… Это не предусмотрел бы сам Роберт Пиль,[2] будь у него во лбу не семь пядей, а все двенадцать!

— Да, конечно, дело не в нем, — согласился Доулинг. — Хотя видел бы ты, как он входит теперь ко мне в кабинет — по вызову… Или как садится на кончик стула, будто барышня, положив на колени руки… И это в прошлом — один из лучших моих людей, на которого в ряде случаев я мог положиться почти как на вас с Рудольфом… Как на себя! Если у него этот комплекс неполноценности начнет развиваться дальше…

— Надо, шеф, подождать неделю, от силы две. По моим наблюдениям, такие сильные люди, как Инклав, быстро приходят в норму. Можно вспомнить тем более, как он ловко доставил сюда модистку — эту, как ее… Джуди, сослуживицу и подругу убитой Хартли. Три часа до Лондона, три часа обратно — и дело в шляпе: можно заколачивать гробы и играть Шопена. Если бы не этот спонтанный рывок инспектора, идентификация Бертье и Хартли не могла бы считаться полной. Так что, я думаю, еще неделя — и все закончится.

— Дай-то Бог, — примирительно согласился Доулинг. — Разумеется, я такими людьми не привык бросаться. Будь любезен, Рик, помоги ему, и забудем это…

«Стало быть, финиш, — решил капитан Рикарден. — Раз уж такой несерьезной просьбой шеф заканчивает разговор о рапорте, значит, сам рапорт его устраивает…»

— Теперь самое главное, Рик, — сказал Доулинг. — Кажется, мне придется немного развеять твои иллюзии…

Капитан Рикарден сразу несколько потускнел, но при этом продолжал спокойно смотреть на шефа, ибо знал, что в работе с Доулингом надо быть всегда готовым к чему угодно.

— Ты меня правильно понял, — тут же добавил Доулинг, — я говорю о рапорте. Хочешь, плесни себе малость виски. Где стоит бутылка, ты знаешь.

— Я бы предпочел сейчас сигарету, шеф.

— Хорошо, держи.

Оба закурили.

— Ну так вот, — сказал Доулинг, передвинув поближе к Рикардену натуральный черепаховый панцирь, изящно выделанный под пепельницу. — Рапорт наш составлен суховато, драматично и при этом весьма корректно. В духе наших старинных народных сказок о Карлейльском стрелке из лука. Версия о маньяке-ревнивце шита белыми нитками — на семьдесят пять процентов. Именно поэтому я позволил себе сделать ряд сокращений. Приготовишь необходимое количество экземпляров — я немедленно подпишу. На официальном уровне дело будем считать законченным. Если в министерстве внутренних дел возникнут вопросы — а они возникнут, потому как Бэдфул есть Бэдфул, — я с удовольствием на них отвечу. Статус главного констебля графства позволяет мне взять на себя ответственность. Пусть зубастые газетчики всей Британии, во главе с этим желчно-изысканным бузотером Хьюзом, называют меня ослом, старой перечницей — плевать! Ты, надеюсь, видел его статью в «Экспрессе»?