Поцелуй змея (ЛП) - Харрисон Теа

Она тяжело вздохнула, потому что иногда бывают ситуации, когда больше нечего возразить.

— Понимаю, — успокаивал он, попутно открывая пакет, в котором оказалась пушистая кисточка. — Сначала сапоги на каблуках, джинсы, а теперь еще и это. Такое довольно трудно принять.

— Ты даже понятия не имеешь, — пробормотала она.

— Тссс. Просто закрой глаза.

В итоге она решила, что поразвлекать его еще каких-то пятнадцать минут гораздо проще, чем спорить с ним, поэтому подчинилась его просьбе. В конце концов, зачем делать вид, будто никогда раньше не красилась. Она носила макияж бесчисленное множество раз. Во времена Римской империи у нее был специальный человек, вроде косметолога, только для того, чтобы накладывать ей макияж. Она обильно пудрила лицо и волосы в стиле рококо, как было модно в середине восемнадцатого века во Франции. Но в конце концов она пришла к заключению, что черты ее лица слишком скучны и неприметны, поэтому постепенно забросила это занятие.

Но Руну взбрело в голову сделать ей мейкап, прямо здесь и сейчас. Он превратил ритуал, ставший устаревшим, утомительным, и, в конечном итоге, нелепым, в совершенно новый опыт, необычный и эротичный, даже трогательный.

Она сжала ладонями край столешницы, пытаясь сидеть смирно, пока легко касался кистями ее нежной кожи. Едва уловимыми прикосновениями пальцев и почти полушепотом, он направлял ее лицо то в одну сторону, то в другую. Карлинг чувствовала, как с внешней стороны ее колена, в которое он упирался своим бедром, разливается жар его тела. Ощущала запах его возбуждения, слушала звук равномерного дыхания и легкого шуршания ткани по коже, когда он двигался.

Было ясно, что он не собирался таким образом ее соблазнять. Он просто наслаждался ею, и это был совершенно новый опыт, который перенес ее к другому впервые испытанному ощущению, в то далекое и ужасающее время, когда ее выкрасили сурьмой, зеленым малахитом и красной охрой, чтобы она смогла соблазнить бога. Как странно, что какие-то события из далекого прошлого все еще имели власть над ней, все еще наполняли глаза слезами.

А может, Рун просто пробуждал ее душу.

И она позволяла ему.

— Приоткрой рот, — промурлыкал Рун.

Карлинг так и сделала, и он нежно, словно поцелуй, провел по ее губам помадой. Карлинг тайком взглянула из-под ресниц на его спокойное, сосредоточенное лицо. Свет, расположенный над зеркалом в ванной, отражался его глазах, наполняя их сиянием. Указательным пальцем он приподнял ее подбородок, чтобы оценить результаты своей работы.

— Хорошо, — произнес он, — я закончил.

Она открыла глаза. Они посмотрели друг на друга. Его зрачки расширились, полностью сфокусировавшись на ней. Рун провел кончиком большого пальца по краю ее нижней губы, и выдохнул:

— «Она идет в красе, подобна ночи —

Заоблачных высот и неба в звездах.

Все лучшее от темноты и света

Встречается в глазах ее и взгляде»(Д.Г. Байрон «Она идет в красе», пер. С. Козий — прим. пер.). Дорогая, ты всегда была великолепна, но сейчас ты реально охренительна.

Уголок ее губ дрогнул и приподнялся.

— Ты действительно так думаешь?

— Я это знаю, — сказал он, его голос стал ниже, глубже, чем раньше. Он снял ее со столешницы и повернул лицом к зеркалу, и Карлинг снова увидела себя. Проигнорировав свои естественные черты лица, она сконцентрировалась на искусной утонченности, с которой он увеличил ее глаза, подчеркнул высокие скулы и добавил блеска полным губам. Ни одного неверного мазка. Она выглядела свежей и прекрасной, и сияла, как женщина, которую боготворят.

Обожают.

Карлинг прислонилась спиной к его груди. Он обнял ее. Их глаза снова встретились в зеркале. В нем отражались элегантный, опасный Рун и загадочная незнакомка, и сила возникшей между ними связи была также первобытна, как когда Парис и Елена впервые взглянули друг другу в глаза и обрекли на войну мир богов и людей.

Или, возможно, тому виной был циклон, который взревел в ванной, а затем обратился в высокую фигуру надменного принца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Карлинг с Руном одновременно повернулись к Халилу.

Джинн протянул руку. На широкой бледной ладони лежало нечто черное, частично рассыпавшееся. Время разъело предмет так сильно, что в нем едва можно было узнать нож.

Глава 15

Рун застыл на месте, словно окаменел, все его тело напряглось.

Карлинг осторожно протянула руку и сомкнула пальцы вокруг ножа. Затем посмотрела в странные, похожие на бриллианты, глаза Халила. Джинн наблюдал за происходящим с некоторой высокомерностью, но в его взгляде плескалось бесконечное любопытство.

Однако он не требовал никаких объяснений. Вместо этого он сказал:

— Это вторая из трех услуг, которые я тебе должен.

— Да, конечно, — согласилась Карлинг, — спасибо, Халил.

Джинн склонил голову. Что-то еще мелькнуло в его худощавом лице, и он коснулся ее пальцев. Редкий жест. А потом растворился в вихре Силы и исчез.

Карлинг повернулась к Руну. Он не сводил взгляда с ее ладони, губы побледнели. На висках пульсировала вена.

Карлинг не могла вспомнить свое исходное прошлое, но нынешнее прошлое они с Руном создали вместе, и она помнила тот момент, когда впервые заметила его, будучи уже зрелым вампиром. Она едва узнала его, потому что прошло слишком много лет с того убийства жреца, которое навсегда изменило ее жизнь. Но что-то было в его манере двигаться, в его белозубой, немного хищной улыбке, которая всех женщин сражала наповал.

Она смотрела на все это с холодным безразличием состарившегося сердца, которое со временем обрело циничность и теперь верило только в одну истину — рано или поздно меняется все. И тогда, на острове, Карлинг потребовала, чтобы Рун преклонился перед ней. Он целовал ее, она умирала, но Вер так и не вспомнил ее, и поэтому она накинулась на него со всей силой той ярости и боли, что скопились в ней. Да, пусть ее прошлое и изменилось, но сейчас оно казалось ей гораздо более значительным и правдивым. Она даже хорошо представила себе, какая была у нее жизнь до его появления, этакая тень реальности, другая Карлинг, словно очертание острова где-то вдали, на морском горизонте. Как же непостижимо сошлись друг с другом все кусочки.

И вдруг Карлинг осознала, что у очевидного решения не влюбляться в него есть существенный недостаток. Могла ли она надеяться, что ей когда-нибудь удастся оправиться от этих чувств или вовсе отказаться от них? Ведь вот он, стоит прямо перед ней, воплощая все то, что с легкостью проскользнуло сквозь выставленные ею же барьеры, с самого начала вынудив полюбить его?

У него есть все, что только можно было бы пожелать найти в своем партнере по жизни, и гораздо больше, чем она когда-либо надеялась обрести. Его способность к состраданию, умение заботиться, интеллект, идеально приправленный тонкостью его души и стратегическим мышлением, его беспощадность, для которой всегда был повод, какое-то мальчишечье озорство и сила воина, настолько неукротимая, что не страшно положиться на него в мгновения слабости, но в то же время он был с ней на равных.

Она предупреждала, что не способна подчиняться. Ее натура всегда была неукротимой и не позволяла ей с легкостью или слишком часто прогибаться — в ней глубоко укоренилась привычка быть главной во всем. Но внезапно она четко осознала, что в этот раз должна уступить своим чувствам и позволить себе любить его, ведь по-другому поступить было просто невозможно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Потянувшись, Карлинг коснулась его виска. По какой-то причине он испытывал страдания, она это видела и не могла принять.

— Мы знали, что такой поворот возможен, — сказала она.

— Да, — он взял ее ладонь и приложил пальцы к губам, закрыв глаза. Рун не мог понять, что поразило его больше.

Он действительно изменил историю. Подумал о жреце, которого убил, и понял, что не это так сильно потрясло его. Каждый раз, когда приходилось кого-то убивать, он менял ход будущего. Эту ответственность он осознал уже давно.