Пара для дракона, или просто будь пламенем (СИ) - Чернышова Алиса

Он медленно кивнул.

— Хорошо, — усмехнулась Диве, искренне надеясь, что губы не дрожат. — Потому что тогда, может, ты поймёшь моё поведение. Жрец приказал мне быть милой с тобой. "Властелину не отказывают", "с меня не убудет" и так далее. Считается, что если я была, кем была, то такому, как ты, уж точно не могу отказывать. Ибо не смею. Жрец преждложил взамен хорошие, выгодные условия, он сказал правильные слова, я не могу его винить. Но все мои кошмары и страхи вернулись. И я снова почувствовала себя не помощницей Властелина, а мясом.

— Я не… — начал Эт.

И замолчал. Он выглядел растерянным и каким-то совершенно… раздавленным. Это вызывало в Диве странное злорадство, потому что их таких тут было двое.

— Да, — сказала Диве, чувствуя ком в горле. — Я была, кем была, и, пока между нами будет устанавливаться связь, тебе придётся смотреть на это. Как бы я ни хотела это отменить, я не могу. Тебе придётся знать, кем я была, что делала, и тут у меня не получится надеть маску, притвориться не-собой, потому что паре не солжёшь. Тебе придётся столкнуться с тем, что я иногда… забываю вещи, что моя голова сломана, когда дело касается воспоминаний. И у меня к тебе вопрос — важный, серьёзный — и я хочу, чтобы ты подумал над ответом. Скажи, действительно ли ты готов Обрести такую пару?

Дракон молчал. Его зрачок дрожал, губы были сжаты в тонкую линию, он был бледен. Несколько мгновений он стоял, глядя прямо перед собой, а потом стремительно развернулся и просто вышел, не сказав ни слова.

Диве осталась сидеть, чувствуя, как дрожат руки и губы. Судорожно всхлипнув, она потянулась ко своему неприкосновенному запасу, тому, что не позволяла себе распаковывать уже очень давно — и к которому уже дважды тянула руки за последние два дня. Первый раз — после визита к Жрецу. И теперь вот снова…

Она запретила себе глотать пыльцу фейри, да. Но маман Готэ была некогда права: это помогает смириться с реальностью. Сейчас ей это было нужно — Диве вся была словно бы сплошным оголённым нервом, кровоточащим порезом, рухнувшим домом.

И она не знала, хватит ли сил собраться воедино — на этот раз.

* * *

Эт выскочил на улицу и тут же обернулся драконом, взмывая в высокое, равнодушное небо.

Ему нужно было проветрить голову, выплеснуть боль, и ярость, и отчаянье, и…

Ему нужно было побыть одному. Раствориться в эмоциях, рухнуть живой тьмой на одно из ближайших полей, выпустить уничтожая всё, всё, всё…

Не на глазах у Диве.

Вот уж точно, во имя Тьмы, нет.

* * *

Последующие два часа — больше? — он не помнил, точнее, помнил крайне смутно. Когда же магия пришла в норму, дракон обнаружил себя лежащим в достаточно глубоком кратере. Он когда-то успел сменить обличье на человеческое, и теперь валялся, раскинув руки, и таращился на звёзды.

С ними вот какая странная ерунда — чем глубже ты забираешься, тем ярче они светят. Думая об этом, порой надо упасть, чтобы по-настоящему рассмотреть небо над головой, чтобы пожелать взлететь.

Потому-то Эту всегда нравились звёзды.

Он молчал, и лежал, и думал о том, что его мир обрушился, как карточный домик. Тьма, обычно уютная, скалилась со всех сторон. Жизнь бросила ему вызов, задала вопрос, с которым не пойдёшь за советом к матери, не сбросишь проблему на помощников, не решишь это деньгами или связями.

На этот вопрос он должен ответить сам.

Правда в том, что Эт презирал… продажных женщин.

Правда в том, что в глубине души он всех, кроме матери и пары, считал продажными.

При всём при этом, у него был построен некий образ пары — идеальной, прекрасной, чистой женщины.

Теперь эта иллюзия рухнула. Точнее… странно, но она все ещё казалась ему идеальной, и прекрасной, и даже чистой, несмотря ни на что и как бы дико это ни звучало по отношению к женщине с её прошлым. Однако, при всём при этом она обрела реальность, и кошмары, и тьму за спиной.

Эт смотрел в небо и думал. Сколько раз он слышал фразу "Властелину не отказывают"? Сколько раз сам повторял её? Сколько раз презрительно кривился, глядя на меркантильность женщин, их корыстность, привычку использовать тело в качестве способа достижения целей?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А теперь он лежал и спрашивал себя: а как ещё им выживать в мире, где правят мужчины, в мире, который навязывает им роль товара, так или иначе?

Эт думал о кусках мяса. Он думал о той беспомощной испуганной девочке, которой был во сне.

Он боялся того, что могло бы ему присниться дальше. Он боялся беспомощности, невозможности ничего изменить. Он боялся понимания того, что пара — это всегда зеркало, и урок, и прозрение.

Ему было страшно видеть в её судьбе отражение собственных поступков.

И главный вопрос был прост и понятен: а готов ли он сам иметь с этим дело? Готов ли связать себя на всю оставшуюся жизнь с этой женщиной, с её кошмарами, страхами, прошлым? Готов ли он попытаться исправить всё то, что сделали другие — те, кто видел в ней лишь кусок мяса? Сможет ли не упрекнуть её этим в будущем? Она, видит Тьма, не заслужила таких упрёков.

Это сложно. Так не стоит ли отказаться сейчас?

Эт задумчиво наблюдал за звёздами. Вон, едва видимое даже для драконова глаза, мерцает Солнце-17, звезда техногенного мира, откуда прибыла Равиэль. А вот Карлика-12, умирающего солнца Ледяного Мира, под которым, судя по всему, родилась его Диве, отсюда не видно…

Эт читал, что иные цивилизации с развитой техномагией пользуются для межмировых перемещений не чёрной и тяжёлой Тьмой Предвечной, что сжирает коллапсары и открывает врата, а железными машинами и временной магией. Ты победишь время, если обгонишь свет, эту теорию подтверждали и их маги, но чтобы сделать это с помощью техномагии и машин… Эту сия идея представлялась всегда смешной.

А теперь он думал, лёжа на дне кратера: почему бы и нет? Ко звёздам ведёт очень много дорог.

Равно как и к Предназначению.

Почему бы колдунам из техногенных традиций не летать к другим мирам в железных коробках? Об этом было бы безумно интересно узнать, не так ли? Но… он не спросил у Равиэль. Так упивался собственным превосходством над ней, но ни разу не попытался нормально поговорить хоть о чём-то, что могло объединить их, показаться интересным им обоим. Ничего не скажешь, нежелание понимать ближнего — отличный повод для презрения!

Но теперь, после встречи с парой, ему отчего-то хотелось верить в межмировые самоходные машины. В эти дороги, нереальные с точки зрения магической науки, ведущие ко звёздам не только всесильных колдунов, но и обычных людей.

Он думал о словах Ото: "Твоя пара, по крайней мере, жива". А ещё о том, что, не согласись его Диве на эту работу, она, вполне вероятно, не дождалась бы его. Он бы никогда не встретил её, не увидел её танца и улыбки, её прекрасной и милой второй ипостаси. Всё это обратилось бы костьми и прахом.

Это он и представил — что её нет, совсем нет, что её место займёт другая пара: прекрасная юная девственница из отличной семьи, скромная, послушная, такая, как он представлял…

И ему стало тошно.

Эту больше не нужна была придуманная безликая кукла. У него уже есть пара. И на этот вопрос не могло быть другого ответа.

Он кивнул сам себе и устроился чуть удобнее, создавая фантом — ему нужно было нанести пару визитов.

27

* * *

— Свет очей моих, — матушка, сидевшая в окружении своих придворных дам, при появлении Эта тут же поднялась и радостно заулыбалась. — Как радостно видеть тебя!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Дракон тепло улыбнулся ей в ответ.

Его мать была красива в той манере, что свойственна уроженкам Ирребы: тёмно-серая кожа, чёрные глаза, точёный тонкий нос, широкие скулы, белоснежные волосы, скрытые полупрозрачной накидкой (она не изменяла некоторым традициям даже вдали от дома).

— Ты пришёл просто повидать меня, сердце моё? Или есть иной повод?