Легенда Горы. Если убить змею. Разбойник. Рассказы. Очерки - Яшар Кемаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто не отзывается.
— Эй, хозяин! К тебе пожаловали гости. А гости — посланцы самого Аллаха.
Нукер заглядывает в шатер и тут же возвращается.
— Мой эфе, — докладывает он, — внутри только старик и старуха. Забились в угол, о чем-то шепчутся и горько плачут.
— Приведи сюда старика, — велит эфе.
Нукер выводит старика.
— Что с тобой? Какое у тебя горе?
— И не спрашивай!
— Да объясни же толком, что случилось.
Но старик только бормочет:
— И не спрашивай!
Мехмед-эфе теряет терпение:
— Да объясни же ты наконец, что случилось.
— И не спрашивай! И не спрашивай!
Чакырджалы подходит ближе, дружески похлопывает старика по спине.
— Может быть, ты недоволен нашим приходом? Хочешь нас спровадить? Так ли принимают гостей?
Эти слова задевают старика за живое.
— Лучше не спрашивай, эфе. За два часа до твоего прихода к нам в дом ворвался этот нечестивец Чакырджалы. Обобрал нас до нитки, увел стадо. Это бы еще полбеды. В конце концов, на то он и разбойник, чтобы грабить. Но зачем же покушаться на нашу честь? Виданное ли это дело? Этот проклятый черноверец, этот бесчестный Чакырджалы-эфе, увел мою дочь. Хочет ею потешиться. Разве это не против разбойничьих обычаев? Но что я мог поделать — ведь сам Чакырджалы…
Из глаз Чакырджалы сыплются молнии.
— Как выглядел этот разбойник?
— Здоровенный детина. Просто великан. Чтоб он сдох, проклятый! Иншаллах, найдется и на него пуля!
— Он был один?
— Нет, с ним целая шайка.
— Куда они пошли?
Старик показывает.
Чакырджалы отходит в сторону. Солнце уже зашло, вечер.
— Хаджи Мустафа!
— Слушаюсь, мой эфе.
— Они, верно, где-нибудь поблизости?
— Должно быть, так.
— Кто бы мог быть этот Чакырджалы?
— Какой-нибудь грабитель.
— Это наш враг, Хаджи Мустафа. Самый лютый. Нет у нас хуже врага, чем он. Даже жандармов можно простить, но только не его. Правильно я говорю?
— Правильно, мой эфе.
— Если мы не изловим этого подлеца, конец нашей доброй славе.
Хаджи Мустафа замечает огонь костра на одном из ближайших холмов:
— Наверно, они там.
— Пошли, Хаджи.
Чакырджалы со своими людьми приближается к костру. Около него девятеро мужчин. Тут же и похищенные овцы. Мужчины сгрудились вокруг девушки, участь ее ясна.
— Не шевелиться! Бросайте оружие! — гремит голос Чакырджалы.
Те бросают ружья.
За ружьями, по приказу Чакырджалы, следуют револьверы и кинжалы.
— Хаджи! Собери оружие!
Нукеры Чакырджалы связывают всех девятерых.
Девушка кидается на грудь эфе:
— Будь моим братом!
— А теперь пошли к шатру, — говорит Чакырджалы. — Старики, верно, все глаза проплакали.
— Будь моим братом, эфе, моим старшим братом, — снова благодарит девушка. — Ты меня спас. Спас мою честь. Спасибо тебе, мой эфе.
Чакырджалы ведет ее к шатру.
Старик и старуха безмерно счастливы. Они по очереди целуют руки эфе.
— Разведите большой костер чуть ниже шатра, — приказывает Чакырджалы нукерам. — Величиной с молотильный ток. Они хорошенько повеселились. Теперь наш черед. Так, что ли, Хаджи Мустафа?
— Так, мой эфе.
И вот огромный костер уже ярко пылает.
— Делай свое дело, Хаджи.
Хаджи успел понять, в каком беспредельном гневе их главарь.
Он отвязывает двоих пленников, затем снова прикручивает каждого к отдельному вырванному с корнями деревцу.
— Прости нас, эфе. Виноваты мы. Прости нас.
— Это ты, ублюдок, Чакырджалы?
— Нет.
— А кто же?
— Не знаю.
Чакырджалы спрашивает у старика:
— Кто из них Чакырджалы?
— Вот этот, мой эфе.
Перед Чакырджалы громадный, как гора, парень.
— В костер его, Хаджи.
Двое нукеров швыряют самозванца в огонь. Разносятся отчаянные вопли.
Чакырджалы неподвижен как истукан.
— Хаджи, веди еще двоих.
Хаджи приводит.
— Пощади нас, эфе. Мы не сделали ничего плохого. Этот человек заставил нас силой.
— Правда ли это?
— Неправда, — подает голос один из связанных. — Они-то и есть главные зачинщики.
И он выкладывает все: кто что сделал. О каждом в отдельности.
Их бросают в огонь. Расправа продолжается до тех пор, пока в живых не остаются всего трое. Эти стоят как неживые.
— Эфе, — молящим голосом говорит один из них, — обычно перед казнью у приговоренных принято спрашивать их последнее желание. Спроси и ты у меня. А уж я буду тебе благодарен до последнего вздоха.
— Какое же у тебя желание?
— Позволь мне убить этого доносчика, который предает нас всех, одного за другим. А потом, если хочешь, и меня брось в костер.
— Ну что ж, дарую тебе исполнение твоего желания.
Эфе вытаскивает из-за пояса кинжал.
— На, возьми.
Доносчик падает под градом смертоносных ударов. Убийца хватает бездыханное тело и бросается в огонь.
По всей окрестности расползается запах горелого мяса.
Эфе подходит к старику.
— Так вот знай, Чакырджалы — это я. Уж ты на меня не обижайся, если что не так. Отныне я старший брат твоей дочери. Принимаешь ли меня в сыновья?
— Принимаю, сынок.
Впоследствии Чакырджалы выдаст его дочь замуж. Наделит ее богатым приданым. И вместе со всеми будет гулять на ее свадьбе.
Вот такие рассказы о Чакырджалы мы слышали в Дюздже, Сивасе, Эрзруме, Стамбуле. Слухами о нем полнилась вся страна.
* * *С 1906 по 1910 год я служил в Дюздже. Оттуда, уже в звании капитана, был переведен в Искодра. По пути на место нового назначения заехал в Стамбул. Там я встретился с одним из своих товарищей — офицеров.
— Рюштю, — сказал он, — тебя разыскивает полковник Реджаи-бей. Послали запрос в Дюздже, но оттуда ответили, что ты уже выехал. Как можно быстрее повидай полковника.
Я не замедлил выполнить этот совет. Полковник Реджаи-бей отбирал опытных, отважных солдат для службы в формировавшихся тогда частях жандармерии.
Он приветствовал меня такими словами:
— Я искал тебя на небесах, а ты, оказывается, здесь, на нашей грешной земле. Итак, я зачисляю тебя в жандармерию. Что скажешь? — Не дожидаясь моего согласия, полковник добавил: — Где бы ты хотел служить? — Видя, что я молчу, он повторил: — Ты нам очень нужен. Где бы ты хотел служить?
Мне оставалось только сказать:
— В Дюздже.
Через три дня приказ о моем переводе в Искодра был отменен. Меня назначили начальником жандармского подразделения Дюздже.
Я простился со своими друзьями, которые должны были выехать в Искодра, и еще через три дня возвратился в Дюздже.
* * *Настойчивость, с которой полковник Реджаи-бей искал меня для зачисления в жандармерию, имела свои причины. В бытность мою в Дюздже я приобрел ценный опыт борьбы с разбойничьими шайками. Многие из них сумел уничтожить. Значительных успехов я достиг, участвуя в подавлении восстания 31 марта. Именно мне удалось задержать мятежников по пути из Стамбула в Анатолию.
Произошло это так. 31 марта взбунтовались отряды личной охраны Абдул-Хамида. По суше и по морю они стали перебираться в Анатолию. Окрестности Дюздже оказались среди первых мест, подвергшихся их нападению.
В те дни я был непосредственно подчинен начальнику гарнизона — Исмаилу Ремзи-бею, моему старому знакомому, человеку энергичному, решительному, истинному патриоту, как и я, стороннику конституционной монархии.
— Дворцовые телохранители движутся прямо на нас, — взволнованно обратился ко мне Ремзи-бей. — Достаточных сил для сопротивления у нас нет. Ты хорошо знаешь эти места, Рюштю-бей, придумай же что-нибудь. Нельзя допустить, чтобы они прорвались в Анатолию.
После долгого размышления я ответил:
— Прежде всего надо раздать оружие всем ополченцам. Образовать из них отряд под командованием кого-нибудь из офицеров. Я же отправлюсь в жандармское отделение Акчакоджа и постараюсь перехватить всех, кто высадится с моря.
Он принял мое предложение, и мы тотчас же взялись за дело.
Срочно выехав в Акчакоджа, я поставил под ружье всех тамошних ополченцев. Мобилизовал всех лодочников, даже тех, что не были записаны в ополчение. Трубачей — и тех поставил под ружье. Это было необходимо, чтобы дать врагам почувствовать нашу силу. Перед отъездом я послал письмо моему брату Осману, который жил в нашей деревне Кобашлар, теперь Салимли, каза Карасу.
«Срочно собери отряд и иди ко мне, — говорилось в этом письме. — Положение тяжелое. В опасности не только мы сами, но и вся нация».
Мой брат Осман славился по всей округе своей удалью и меткой стрельбой. Впоследствии во всех моих делах, в преследовании разбойников он был главным моим помощником, делил со мной каждый успех. Я еще подробно расскажу об этом в своих воспоминаниях.