Перед рассветом - Кэндис Проктор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путешественники, пересев в шлюпку, двинулись к берегу. Тем временем Пату, мокрый и счастливый, выбрался на сушу, и его тут же обступили туземцы: женщины о чем-то болтали, мужчины громко смеялись, а вокруг сновали дети — гонялись друг за дружкой и за рыжей, беспрерывно лающей собакой. За густыми зарослями деревьев прятались хижины с бамбуковыми крышами.
— Здесь, наверное, все изменилось, — заметила Индия, легко опираясь на плечо Джека, когда тот подсаживал ее, помогая выбраться на берег.
— Вовсе нет, разве что вот этого раньше не было, — сказал он, держа ее за руку и кивком указывая на небольшое строение, сколоченное из покрашенных белой краской досок. Над зеленой дверью красовалась надпись: «Духовная миссия». Этот деревянный дом, крытый железом, блестевшим под лучам и тропического солнца, казался каким-то чужеродным, словно случайно здесь очутился.
На веранду вышла рыжеволосая женщина, шурша многочисленными юбками.
Один из ребятишек, мальчишка лет десяти, худой и босоногий, с ярким цветком за ухом, гордо заявил:
— Мы теперь все методисты, а раньше были католиками.
— А что случилось с прежним священником? Где отец Пол? — нахмурившись, спросил Джек, и его взгляд устремился вдаль, мимо новой миссии. Стены с осыпающейся розовой штукатуркой, почти незаметные сквозь густые заросли лиан, — вот все, что осталось от жилища отца Пола.
— Отец Пол? — переспросил малый и добавил что-то на местном наречии, чего Индия не разобрала.
— Что? — переспросила она, и по лицу Джека поняла, что ничего хорошего не услышит. — Что он сказал?
— Отец Пол умер.
* * *
— Он умер пять месяцев назад, — сказал преподобный Уильям Ватсон, опуская свое тщедушное тело в деревянное кресло. Это был мужчина лет тридцати, с высоким лбом, тонкими чертами лица и роскошными усами, переходившими в длинную темно-русую бороду.
— На одном из островов разыгралась страшная эпидемия, и поскольку преподобный причислял тамошних жителей к своей пастве, он поехал оказать им посильную помощь, но в результате заразился и умер.
Индия бросила быстрый взгляд на Джека: он стоял с отсутствующим видом и смотрел в окно миссии, через которое открывался вид на бухту.
— А остров, как он назывался? Случайно, не Ракайа? — спросил Джек, голос его звучал ровно и бесстрастно.
— Да, Ракайа. — Преподобный Ватсон, расслабленно сидя в кресле, погладил рукой бороду. — Иногда я сомневаюсь, останется ли в живых хоть один полинезиец к концу столетия.
Джек стоял, молча глядя в окно на сверкающие на солнце пальмы и белые облака, гонимые ветром. Холодея от страха, Индия спросила:
— Неужели никто не выжил?
Пастор резко выпрямился на стуле и засопел, раздувая ноздри; все его существо излучало ярость и негодование.
— Выжил один проходимец, выдававший себя за английского матроса: он собрал еще нескольких уцелевших и отчалил в старой шлюпке, — с видом оскорбленного самолюбия изрек он и, язвительно засмеявшись, покачал головой. — Вот только никакой он не матрос — скорее уж пират.
Джек взглянул на пастора, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Он застыл в такой напряженной позе, что Индия готова была поклясться, что он даже не дышит.
— А не было ли с ним девочки? Голубоглазой девочки одиннадцати лет?
Ватсон покачал головой:
— Право, не знаю: он особой набожностью не отличался, матрос этот. Я как-то пытался с ним побеседовать, так он погнался за мной с ружьем. С ружьем — можете себе представить?
Шаги на веранде возвестили о возвращении Синтии Ватсон, жены пастора. Когда она торопливо вошла в открытую дверь, в руках у нее был поднос с дымящимся чайником, тарелкой печенья и грудой китайских чашек в розовую полоску.
— Прошу, — сказала Синтия и, гремя подносом, принялась накрывать огромный, покрытый кружевной скатертью стол. — Чай нам привозят прямо из Китая, а молоко очень свежее, — добавила она. — У нас своя козочка!
Синтия весело щебетала, и Индия отметила ее приятные, располагающие манеры, не то что у ее мрачного мужа. «Должно быть, они хорошая пара, — подумалось ей, когда она принимала чашку из рук гостеприимной хозяйки. — Пока преподобный отец Ватсон стращает местных жителей адовым пламенем, его веселая круглолицая женушка читает им Евангелие и помогает шить одежду». Индия знала, что заставить островитян прикрыть наготу для миссионеров было не менее важно, чем обратить их в христианскую веру.
— Так вы говорите, что выжившие после эпидемии на Ракайа теперь обосновались здесь? — спросил Джек, машинально потянувшись за чашкой, которую подала ему Индия.
Пастор кивнул:
— Да, на Вайгео, на южном побережье острова. Там, кроме них, никто не живет.
Индия сидела, сжимая чашку в руках; ее взгляд скользил по уютной гостиной с белыми газовыми занавесками, бережно отполированной деревянной фисгармонией и часами на каминной полке, наполнявшими комнату громким тиканьем. Можно было подумать, что они очутились в самом сердце Англии, а не на тропическом острове с бамбуковыми хижинами и теплыми ветрами, где время измеряется приливами и отливами и жизнь замирает с наступлением сезона дождей.
— Я знавал вашего отца, — обратился к ней преподобный Ватсон, — пару лет назад, в Эдинбурге, и всегда восхищался его сочинениями, особенно теми, которые посвящены важности миссионерской работы среди темнокожего населения. Как жаль, что он умер.
— Спасибо, — с болью в голосе произнесла Индия, ощущая на себе внимательный взгляд Джека.
Фарфоровые чашки зазвенели в руках Синтии Ватсон, когда она принялась убирать их со стола.
— А вы никогда не хотели стать миссионером? — спросила она.
Индия отрицательно покачала головой.
— Мне больше нравится путешествовать и писать книги.
Преподобный нахмурился и поджал губы, его усы оттопырились.
— Я читал вашу книгу о Восточной Африке.
— В самом деле? — оживилась Индия, в голосе ее явственно ощущалось удивление.
— Да, — ответила Синтия и подхватила поднос. — Мужу очень понравилась первая половина книги, но, прочитав то, что вы написали о миссионерах, с которыми познакомились в Найроби, он велел мне ее сжечь.
* * *
— И что же такого вы написали о миссионерах Найроби? — насмешливо поинтересовался Джек на обратном пути, и в уголках его глаз собрались морщинки.
Индия рассмеялась:
— Благородное и важное дело, которому посвящают себя миссионеры, не означает, что, насаждая европейскую культуру, нужно искоренять древние традиции и образ жизни аборигенов только потому, что они так не похожи на наши.