В небе Китая. 1937–1940. Воспоминания советских летчиков-добровольцев. - Юрий Чудодеев

С появлением луны мы перешли на ночное дежурство. Наша эскадрилья стала базироваться на малом аэродроме, ближе к городу. Когда луна взошла больше чем наполовину, мы выехали на аэродром. Я и Шиминас вышли на малом аэродроме, а А. С. Благовещенский поехал па большой. Договорились, что, как только поступят сведения о приближении японских самолетов, он взлетает и проходит над нами на малой высоте. Это по служит сигналом для нашего взлета.

Уже совсем стемнело. Минут через 30–35 А. С. Благовещенский взлетел и прошел прямо над нашим аэродромом. Мы сразу же поднялись в воздух и, набрав высоту, заняли свои места в зонах. Отсюда внимательно следили за воздушной обстановкой. Вскоре в городе был выключен свет, а это означало, что в Наньчане объявлена воздушная тревога. Через несколько минут за светились прожектора и начался поиск японских самолетов.

По ошибке прожектористы осветили самолет А. С. Благовещенского. Он подавал им сигналы, что свой, но они его не выпускали. За это время бомбардировщики миновали его зону. Я усилил наблюдение.

Прожектора прекратили светить в соседней зоне. Шиминас дал короткую очередь. У границы своей зоны, почти рядом я увидел звено японских бомбардировщиков. Они шли мне навстречу. Быстро развернувшись, я оказался в 25–30 м от правого ведомого японского бомбардировщика и открыл огонь из всех пулеметов. Самолет отвернул от строя и со снижением пошел по курсу своих самолетов. Через некоторое время в 30–35 км от аэродрома произошел взрыв и самолет загорелся. Остальные бомбардировщики сбросили бомбы далеко от аэродрома, не причинив ему никакого вреда.

После посадки па большом аэродроме мы собрались, чтобы проанализировать наш полет. Я уверял товарищей, что один самолет противника сбит. На другой день А. С. Благовещенский сказал, что жители одного из районов действительно подтверждают, что ночью упал и взорвался японский самолет. Да и поведение японцев изменилось. В светлые ночи они больше не совершали налетов, хотя к встрече с ними мы по-прежнему готовились и были уверены, что ни один самурай не уйдет безнаказанно.

Хотя мы и вылетали днем по тревоге, но встреч с японской авиацией не было. Очевидно, из агентурных данных экипажи в воздухе получали сведения о вылете наших истребителей и, не долетая 75–100 км до Нацьчана, поворачивали назад. Бомбы сбрасывали па объекты, не имеющие особого значения. По всему было видно, японцы избегали встреч с советскими добровольцами.

…Истребители, базировавшиеся в Наньчане, часто вылетали в Ханькоу для встречи с японской авиацией. Так было и в тот памятный день, 29 апреля 1938 г.

Примерно через час после нашего прибытия, рано утром на аэродром Наньчана поступил приказ всем перелететь на аэродром Ханькоу, причем сделать это звеньями па бреющем полете (высота-25 м). Звено командира эскадрильи Зингаева взлетело первым, мое звено — вторым, следующие — через каждые пять минут. С большого аэродрома также поднимались самолеты И-16.

Примерно к 8 часам утра на аэродроме Ханькоу собралось более сотни истребителей. Это была внушительная сила. К 9 часам все самолеты дозаправились горючим и летчики заняли свои места в боевых машинах. Плотная облачность, в несколько слоев, закрывала небо. Первый слой проходил на высоте 2000–2500 м.

Стало известно, что 29 апреля, в день рождения императора японское командование решило нанести массированный удар по Уханю, собрав для этого лучшие силы своей авиации. Этим налетом японская авиация стремилась восстановить свой пошатнувшийся престиж и отомстить за понесенные потери в воздушные боях. В 10 часов утра по службе ВНОС стали поступать данные о движении с различных направлений и на разных высотах не скольких групп японских бомбардировщиков в, сопровождении истребителей.

Мы получили сигнал на взлет. Как всегда, А. С. Благовещенский взлетел первым, за ним — эскадрильи в установленном ранее порядке. Эскадрильи самолетов И-15-бис имели боевую задачу связать боем японских истребителей. Набрав высоту примерно 3 тыс. м, мы вышли па предполагаемую линию полета японских бомбардировщиков и удалились в сторону Нанкина от Ханькоу на 100 км, имея справа в качестве ориентира р. Янцзы.

Не обнаружив противника, командир эскадрильи решил раз вернуться на 180° в обратном направлении. Через некоторое время мы заметили, что, прикрываясь облачностью, параллельным курсом идет большая группа вражеских бомбардировщиков. Не теряя времени, мы приняли решение атаковать эту группу всей эскадрильей.

Атака оказалась внезапной для японцев. Огонь наших истребителей с близкой дистанции зажег сразу три самолета, из них одного ведущего. Бомбы были сброшены на наших глазах на рисовые поля, строй вражеских машин мгновенно нарушился. Не которые бомбардировщики, спасаясь от атаки, бросились в облака, но истребители преследовали их всюду. В воздухе появились факелы горящих японских самолетов. Картина впечатляющая! Мы преследовали противника на полный радиус действия.

Как мы полагаем, в намеченный пункт сбора со своими бомбардировщиками японские истребители вышли с опозданием. Скорее всего, им помешала многослойная облачность, которую мы очень удачно использовали. Это позволило пашей эскадрилье заняться уничтожением бомбардировщиков без помех со стороны японских истребителей.

Возвращаясь домой, я заметил, что навстречу мне идут два И-96. Я пытался обстрелять их, по пулеметы не работали, патроны были израсходованы полностью. Развернувшись, я подумал, что японцы попытаются сделать то же самое, но они, очевидно, спешили домой. Так завершился мой последний бой в китайском небе.

После возвращения па аэродром, несмотря на усталость, на строение у всех было бодрое. Налет японской авиации на Ухань прошел бесславно. Юбилей императора был омрачен трауром. На земле пылал 21 громадный костер. В дальнейшем мы узнали, что император Японии сместил нескольких высших чинов за такой «подарок» в день своего рождения.

После боя 29 апреля японцы надолго прекратили свои налеты на Ханькоу. К нам прибыла смена, я передал другому добровольцу свою боевую машину с номером 51, и через трое суток наша группа автобусом была отправлена в Ланьчжоу. Отсюда на самолете ТБ-3 мы вылетели в Алма-Ату, а еще через пять дней ступили на московскую землю.

После отчета о проделанной работе я отбыл к месту службы во Владивосток, где был назначен командиром эскадрильи с присвоением мне воинского звания капитана.

Прежде чем приступить к командованию эскадрильей, мне предложили отдохнуть в санатории на берегу Амурского залива. Но отдыхать не пришлось. Японцы нарушили нашу государственную границу в районе оз. Хасан. В развернувшихся боях участвовала и моя эскадрилья, срочно переброшенная в район боевых действий.