Скандальные разводы - Дарья Нестерова

Естественно, что родителей подобные настроения старшей дочери раздражали до крайности. Мать никогда не могла скрыть отрицательного отношения к этой «вертихвостке». Она вообще не отличалась особой деликатностью, а в гневе могла ударить, и рука у нее была очень тяжелая. Как-то раз она ударила Жоселин по лицу, и притом прилюдно, когда они стояли перед витриной модного магазина, а девушка осмелилась попросить купить ей очень понравившееся платье. У него была такая замечательная пышная юбка! От стыда и от того, что все прохожие видели ее позор, Жоселин разрыдалась и крикнула матери: «Ты никогда бы так не поступила с Мишель!».

Когда Мишель умерла, отчаянию родителей не было предела. Жоселин понимала, что не сможет заменить им сестру, тем более что после смерти Мишель Жоселин вообще перестали замечать. Она чувствовала себя совершенно ненужной. Когда ей предоставилась возможность уехать в Лондон, Жоселин не раздумывала. Она надеялась, что там сможет стать балериной. Тем не менее мечты девушки не оправдались: ей недвусмысленно дали понять, что карьера балерины – это не для нее. Жоселин ничего другого не оставалось, как вернуться в семью.

Родители встретили дочь очень холодно. Они были уверены, что Жоселин в Лондоне просто развлекалась, вырвавшись из-под присмотра домашних. Мать при первой же встрече с дочерью сказала страшную фразу, которая потом преследовала несчастную Жоселин всю жизнь. Неосторожные слова матери превратились в родительское проклятие, потому что были произнесены от сердца. «Из тебя никогда не получится нормальной актрисы, – заявила разгневанная мать. – И не только артистки, но даже приличной жены или матери из тебя никогда не выйдет. Ты – самая обыкновенная шлюха, и останешься такой на всю жизнь!».

Это было ужасно обидно и несправедливо, потому что, хотя Жоселин и была свойственна обычная женская кокетливость, но непорядочной она не была никогда. Самое обидное, что она была совершенно невинна, выслушивая проклятия матери. Девушка понимала, что на самом деле мать хотела сказать совершенно другое: «Ты никогда не сможешь заменить мне Мишель». Но сказанного обратно не вернешь.

В 1957 году Мерсье получила приглашение сниматься в кино, причем это событие произошло совершенно неожиданно для нее, когда она не ждала ничего подобного. Прекрасным весенним днем девушка гуляла в городском саду вместе со своим отцом, и на нее обратили внимание два прилично одетых солидных господина; один из них – Дени де ла Пателльер – был режиссером, а второй – Мишель Одиар – сценаристом. Увидев эту очаровательную красавицу, так и излучавшую радость жизни и обаяние молодости, они поняли: это та самая актриса, которая так необходима им для комедийного фильма «Поворот ручки».

Мишель-Жоселин согласилась, и эта роль сразу сделала ее звездой. Приглашения от режиссеров следовали одно за другим. Всем пришлась по вкусу ее чувственная красота. К тому же камера, как говорится в кино, любила Мишель. Она была невероятно фотогенична, а в кадре выглядела естественно и непринужденно.

Однако Мишель не торопилась принимать все предложения без разбора. Вероятно, ее постоянно останавливали слова, сказанные матерью в порыве гнева, это родительское проклятие. Мишель уверяла себя, что ее не прельщают, как многих молодых девушек, возможность сделать в кино карьеру и завоевать славу. Для нее гораздо важнее оказаться успешной как женщина, то есть создать семью: ведь недаром она сменила свое неблагозвучное имя Жоселин на такое красивое и целомудренное – Мишель. Она должна стать примерной женой хотя бы для того, чтобы доказать матери: она ничем не хуже своей покойной сестры.

Но в любви Мишель хронически не везло, причем с самого первого раза. Этим первым возлюбленным оказался весьма странный молодой человек по имени Джи. Он был привлекателен и безумно романтичен. Его настолько переполняла романтика, что простой девушке все это было крайне трудно понять и оценить. Он много раз говорил Мишель, что она – существо неземное, обладающее красотой поистине небесной, а потому ее надо боготворить и преклоняться перед ней. Ей хотелось любви, и Джи соглашался: конечно, для любви, но совершенно особенной, неземной. Любовь к Мишель должна быть ни на что не похожей, возвышенной.

Наивная Мишель предполагала, что Джи вот-вот сделает ей предложение, назовет своей женой, но тот почему-то не торопился. Целыми днями он читал Мишель наизусть творения восточных мистиков, в которых та мало что понимала. Они проводили вместе долгие ночи без сна, но молодому человеку и в голову не приходило заняться с ней любовью, зато он непрерывно разглядывал ее тело, любовался, читал стихи, а потом вел встречать восход солнца.

А скромная Мишель была уже почти на грани отчаяния. Что же это за неземная любовь. Она в конце концов уже хочет испытать ее, а если то, что происходит между нею и Джи, – и есть та самая неземная и необыкновенная любовь-поклонение Прекрасной Даме, то приходится призадуматься, – а так ли уж нужна она тебе? Мишель вдруг ясно осознала – ей хочется простой, земной любви, без поклонения и обожания. При этой мысли на мгновение ей показалось, что она слышит недобрую усмешку матери и ее слова о том, что ее дочь – просто шлюха, как говорится, по определению, и ждать от нее чего-то иного просто не приходится.

Мишель едва не запуталась окончательно в своих отношениях с романтичным и неземным Джи, но как раз в это время ее пригласили в Италию на съемки кинофильма «Ночи Лукреции Борджиа». В Вечном городе молодую французскую актрису с экстравагантной внешностью представили иранскому шаху Мохаммеду Реза Пехлеви, занятому поисками очередной молодой супруги. Просматривая, как обычно, утренние газеты, шах увидел фотографию Мерсье и понял, что это та самая девушка, которую он искал всю жизнь.

Первая встреча с шахом запомнилась Мишель совершенно мучительным ощущением. Она не знала, как правильно вести себя, и постоянно краснела под его раздевающим откровенным взглядом. Мишель не помнила, что вообще говорила этому господину с пугающим, почти плотоядным блеском в глазах. Она чувствовала себя маленькой школьницей, которую вызвали к доске, и та не знает, что отвечать, поскольку вопросы преподавателя неясны, а взгляд – оценивающий. Мишель долго плакала в своем гостиничном номере. А причиной этого был все тот же ужасный взгляд шаха. Как он посмел смотреть на нее так, словно она рабыня или проститутка? Разве она хотя бы одним взглядом или жестом дала понять, что является таковой? Как раз наоборот. Так почему же они смеют думать о ней как о легкой добыче? Почему ее все принимают не за ту, кем она является на самом деле? Позже Мерсье передали слова шаха, сказанные им после этих неудачных «смотрин»: «Эту девушку, несомненно, поцеловала сама богиня любви. Но она сама пока этого не понимает. У нее впереди ослепительное будущее».

Надо сказать, что Мишель ничуть не воспарила, услышав эти слова. Она не видела в них ни малейшего повода для гордости. Наоборот, Мерсье стала относиться к собственной внешности довольно подозрительно, словно ждала от нее неприятных сюрпризов.

Чтобы не давать людям ни малейшего повода сомневаться в своей порядочности, Мишель принимала самые серьезные меры (только бы не подумали о ней как о распутнице!). Когда Мерсье пригласили на пробы в Голливуд, где планировались съемки фильма с участием Элвиса Пресли, то на одной из торжественных презентаций Мишель появилась в строгом черном, почти чопорном платье, наглухо скрывающем все достоинства ее фигуры. Она даже не стала делать прическу и накладывать на лицо косметику. И все же, несмотря на принятые меры предосторожности, Мишель поняла, что ее маневр не совсем удался. Она замечала, с каким откровенным восхищением смотрят на нее все мужчины.

Что же касается продюсера будущего фильма Хелла Уоллеса, то он совершенно потерял голову от молодой актрисы. Он пригласил ее на первый же танец и даже не смог сдержать естественного мужского порыва – слегка прижать к себе эту гибкую и восхитительную красавицу. Он хотел сказать Мишель, насколько она прекрасна и какая честь для него… Он и рта раскрыть не успел, потому что красавица в то же мгновение оттолкнула от себя этого, по ее мнению, нахала. «Кто позволил вам так прижиматься ко мне?» – резко и отрывисто произнесла она, просто задыхаясь от возмущения. В тот же вечер мадемуазель Мерсье уже паковала свои вещи, чтобы отправляться назад, в Европу. Она убедилась в том, что Голливуд – это самое настоящее гнездо разврата, окончательно и бесповоротно, и никто не смог бы ее разубедить.

Когда самолет пролетал над Атлантикой, Мишель раздумывала: а что если покончить с карьерой актрисы раз и навсегда? Потом она вспомнила, как пыталась начать самостоятельную жизнь танцовщицы в Лондоне. В то время она была милой, веселой и обаятельной. Ей было приятно мужское общество. При этом никто не смотрел на нее как на доступную женщину, и она чувствовала себя легко и свободно. Что же изменилось в ней с того времени? Куда исчезло это милое и такое естественное для женщины кокетство? Она поняла, что ей претит сама мысль о том, что кто-то смеет смотреть на нее как на шлюху.